Камни его родины - Гилберт Эдвин. Страница 20

– Да что там, Эбби, ты так обалдел от Миса просто потому, что хочешь избавиться от кружевных салфеточек, которые тебе осточертели еще в Бостоне...

– Вот уж нет, – возразил Эбби.

Рафф перестал шагать взад-вперед и рассмеялся.

– Не пойму, с чего это мы всякий раз лезем в бутылку! Все равно ничего друг другу не докажем. Когда неодолимая сила встречает неподвижный предмет...

– Ну ладно, – вмешался Винс. – С меня хватит. Я предмет подвижный и поэтому смываюсь.

Он еще раз взглянул на часы, сделал несколько шагов, остановился и оглянулся на Эбби:

– Кстати... сегодня вечером соберемся здесь?

– Видишь ли, – сказал Эбби, – у меня свидание с Ниной...

Винс перебил его:

– В таком случае не отменить ли нам эту встречу? Нам с Трой не обязательно ехать сюда...

– Нет, почему же, Винс, – сказал Эбби. – Меня это абсолютно устраивает. Мы с Ниной только хотели заглянуть на выставку в Стрит-Холле...

(... что, как отлично понимал Рафф, не вполне соответствовало действительности, а просто было тактичной попыткой Эбби предотвратить встречу Нины с Трой.)

– Ладно. – Винс открыл дверь. – Может, мы и заглянем сюда позднее, а если тут будет полно народу, дадим тягу. – Он перешагнул порог. – Дивная ночь. Будь паинькой, Эбби.

Когда Винс ушел, Эбби сказал:

– Кажется, он влип еще сильнее, чем я думал.

Рафф закурил новую сигарету, уселся и положил ноги на грубо обтесанную балюстраду крыльца.

– Когда такой парень, как Винс, начинает бродить, словно лунатик, бросает работу и даже о конкурсе больше не вспоминает, становится ясно, какая это могучая штука – любовь.

– Неужели Трой сразу положила его на обе лопатки?

– Это ты у него спроси. Ну, а я сегодня вечером вернусь в город. Если вам с Ниной нужно пристанище...

– Что ты, вовсе нет, – сказал Эбби. – Я только...

– Послушай, – настаивал Рафф, – почему ты считаешь, что нам с Винсом непременно нужны те две комнаты? Ты здесь единственный, так сказать, жених. Свадебные апартаменты в твоем распоряжении.

Эбби беспокойно заерзал:

– Да нет же, с какой стати тебе уходить? Что за глупости! Надеюсь, ты не принял всерьез все эти шуточки Трой?..

– Какие шуточки? Я вообще ни одного ее слова не принимаю всерьез.

– Да вот, все, что она болтает о нас с Ниной: будто мы спим с ней и прочее...

– Ах, ты вот о чем! – нерешительно протянул Рафф, понимая, что ему впервые представляется возможность сделать то, о чем просила его Трой, и попытаться столкнуть Нину с пьедестала, на который ее возвел Эбби.

– Понимаешь, – продолжал Эбби, явно делая над собой усилие, – если бы мы с Ниной даже и захотели, теперь, после выходки Трой, у нас все равно ничего бы не вышло... Ты ведь видишь, как она обходится с Ниной? Чертовская незадача!.. Во всяком случае...

– Ты что же, хочешь убедить меня, что вы с Ниной... – начал Рафф, пытаясь скрыть свое удивление.

Эбби даже повысил голос:

– Никогда. Ни разу. А теперь это и вовсе невозможно. Трой потрудилась на совесть.

Рафф открыл было рот, но тут же передумал. Он раскурил сигарету и глубоко затянулся,

– Что ты хотел сказать, Рафф? – Эбби пристально смотрел на него.

– Да нет, ничего.

– А все-таки?

– Я предпочел бы не говорить, – признался Рафф.

– Нечего играть со мной в прятки, – сказал Эбби. – В чем дело?

Рафф ответил не сразу:

– Мне очень неприятно в этом сознаваться, но в данном случае я, как ни странно, почти согласен с этой мешугене – твоей сестрой.

Это было ошибкой. Эбби сразу обиделся.

– Почему, хотел бы я знать, все ополчились на меня? – воскликнул он.

– Послушай, Эбби... я только...

– А, все равно! – с неожиданной резкостью перебил Эбби. Он открыл дверь и вошел в дом.

Итак, удобный случай, который Трой просила использовать, был упущен. Рафф вздохнул с облегчением. У него не хватало духу на этот разговор. Более того – он и не хотел ничего говорить.

Он тоже вошел в дом и увидел, что Эбби стоит у грубо сложенного очага, спиной к огромной комнате с нештукатуренными стенами.

– Давай забудем об этом, – сказал Рафф. – Ты не подбросишь меня в город, когда поедешь?

Но Эбби, казалось, даже не слышал его; немного спустя он повернулся: на лице у него не было и следа обычного румянца.

– Можно, я кое-что скажу тебе, Рафф?..

– Что такое?

– Это просто ужасно, Рафф... я никогда не говорил тебе об этом... но теперь, когда вмешалась Трой, все приняло такой оборот, что... – Эбби запутался и умолк.

Стараясь помочь ему справиться с нестерпимым смущением, Рафф сказал:

– Выкладывай. Преподобному О'Блуму можно все рассказать.

– Я задерживаю тебя? – спросил Эбби. – Может быть, у тебя свидание?

– Брось эти китайские церемонии, Эбби. В чем дело?

Но Эбби никак не мог собраться с духом. Он ходил взад и вперед по комнате, его короткие приглаженные волосы тускло блестели, худое лицо подергивалось. Он пытался выразить то, что его терзало, в таких словах, которые не оскорбляли бы его вкуса, сдержанности и чувства собственного достоинства.

– Своим вмешательством Трой вывела все на чистую воду, – начал он наконец. – Но я, честно говоря, не знаю, как теперь поступить. С одной стороны, я готов отказаться от Нины... пойти... завести с какой-нибудь... – Он опять мучительно заколебался, но потом взял себя в руки. – Рафф, а что, если я попрошу тебя...

Рафф все понял…

– Устроить тебе проверку? – спросил он.

Эбби кивнул.

– Понимаешь ли, мне нужно...

– Все ясно, – сказал Рафф; ему хотелось поскорее кончить этот разговор.

– Смог бы ты? – с каким-то отчаянием спросил Эбби.

Рафф дал волю своим чувствам.

– Эбби, – рявкнул он, – сукин ты сын, аскет несчастный, до чего же я люблю тебя! Поехали!

На следующий день, рано утром, когда они расставались на углу Чейпл-стрит и Хай-стрит (Рафф направлялся в нижнюю часть города, к "Скотту и Эймзу", а Эбби нужно было в Уэйр-Холл), Рафф вдруг вспомнил, что не оставил на прежней своей квартире адреса, куда пересылать письма.

– Знаешь, проводи меня на старую квартиру, – попросил он Эбби, – там, верно, накопилась целая гора писем.

Эбби усмехнулся:

– Придется тебе для памяти завязывать узелки на платке.

Они пошли в сторону Йорка к меблированным комнатам, где раньше жил Рафф. В холле на радиаторе парового отопления лежали два толстых архитектурных журнала; рядом с ними Рафф увидел письмо.

Сердце у него тревожно застучало, когда он взял в руки белый конверт с зеленым печатным штампом: "Больница и санаторий "Сосны"".

Возвращаясь вместе с Эбби к Уэйр-Холлу, он вскрыл конверт, заранее понимая, что утешительных известий о матери ждать не приходится.

Ну и негодяи же они, эти попечители престарелых и покинутых: никогда не напишут ничего приятного. Им и в голову не придет сообщить какую-нибудь радостную новость: "... на этой неделе Ваша мать чувствовала себя хорошо", или "Вашей матери очень понравился наш новый телевизор", или "Ваша мать проявляет очень большой интерес к нашему намерению разбить новый сад... "

Как бы не так! В бюллетенях этого мрачного заведения для приговоренных всегда одни неприятности.

"Дорогой мистер Блум, – читал Рафф, – мы ничего не сообщали Вам раньше в надежде, что состояние Вашей матери улучшится. Однако, к сожалению... "

Рафф так и впился глазами в письмо. "Однако". Вот оно: трехсложное словечко – обычный предвестник несчастья. И в руках у него письмо, а не телеграмма, о которой он так глупо мечтал в тот памятный день – первый день весны.

Он шел рядом с Эбби, стиснув зубы, превозмогая странную боль в горле, и переводил неуклюжие намеки больничной конторы на язык простых и неутешительных фактов.

Джулия Рафферти Блум с той хитростью, которую нередко проявляют так называемые слабоумные, изловчилась возобновить знакомство с бутылкой, и теперь у нее развился диабет, так что пусть Рафф вышлет чек на сумму 66 долларов 50 центов для покрытия расходов на лечение и лабораторные анализы.