Соблазненная роза - Филлипс Патриция. Страница 6

— Богатый красавец… ну и подвезло же тебе, Рози!

— Не верь ты ее болтовне, Джиллот. Это только красивая сказка. — Сказав это, Розамунда и сама почувствовала себя уверенней. Расправив грудь, она глубоко вдохнула студеный воздух, наполненный запахом пряностей и жженого сахара. — Ну сама подумай, как это я могу оказаться близко к короне?

Хотя голосок ее звучал беспечно, чем больше она думала о последней зловещей фразе старой цыганки, тем муторней становилось у нее на душе. Неужто и впрямь судьба свяжет ее с тем человеком, который встретился ей нынче на Эплтонском тракте?

— Может, старуха говорила о том мужчине, которого мы утром повстречали? — как нарочно спросила Джиллот. — И как она про это прознала? Говорила же я тебе, что получишь через него ларец золота. Но что все-таки значат эти ее намеки?

— Да ничего не значат, глупышка. Гадалки всегда говорят то, что мы, дурочки, хотим от них услышать.

— А почему тогда мне она сказала про мужа и детишек, а тебе нет?

— Подумала, видно, что мне милее богатство да тот, кого люблю. А ну-ка вспомни, что я тебе рассказывала про всякие небылицы.

— Много они понимают, твои монашки, — надув губы, пробормотала Джиллот.

— Хватит об этом. Лучше будем веселиться. Зачем портить праздник и думать о том, что никогда не сбудется.

Они пошли обратно к своему лотку с товарами. Розамунда чувствовала, какими восхищенными взглядами провожают ее встречные мужчины. Самые бойкие даже хватали ее за рукав, пытаясь завести разговор.

Джиллот чуть ли не бегом кинулась к брату, чтобы поскорее выложить ему новость о замечательном будущем, которое посулила ее подружке старая гадалка. К великому огорчению Розамунды, Мэт воспринял ее рассказ очень серьезно. И сказал, что давно уж чует — не жить Розамунде в родном Виттоне. Ей стало бы куда легче, если бы Мэт посмеялся над их девичьей глупостью, над верой во всякие несусветные предсказания. Вспомнив, что цыганка велела Розамунде беречься от грядущих напастей, Джиллот купила ей плетенный из соломы оберег и велела тут же повесить его на шею.

Надвигались сумерки, но Розамунда продолжала прилежно всматриваться в людскую толчею, надеясь приметить зеленый бархатный дублет. Но герой ее грез, увы, так и не появился. А ведь уже несколько годков подряд он не пропускал эту ярмарку… Может, уехал отсюда или — того хуже — погиб в сражении на чужбине? Ее сердечко болезненно сжалось. Он же ее рыцарь, герой ее заветных дум, и поэтому он не может так печально кончить свою жизнь…

Возле Розамунды крутились кавалеры, в них недостатка не было: и те молодцы, что побогаче и понарядней, и крестьянские парни. Она охотно со всеми шутила, радуясь лестным похвалам, но душу ее они не трогали. Крестьянские парни одаривали ее лентами да цветами, лишь бы она с ними перемолвилась хоть словечком. Однако приставать не приставали, хоть и раскошелились на подарки. Помнили, что она невеста Стивена. Их сдержанность Розамунду вполне устраивала, хоть ей и было чуток досадно, что ее считают собственностью сына кузнеца. Ведь их еще даже в церкви не оглашали.

Мало-помалу сумерки сгущались, тяжелые тучи затянули небо, а с севера подул резкий ветер. К четырем блеклое солнце окончательно скрылось за свинцовой тучей.

Многие торговцы тут же начали укладываться, наладившись уходить. Только попрошайки, гадалки да жонглеры продолжали добывать свой хлеб насущный, их приближение темноты не пугало. Однако внезапно помрачневшее небо сразу окрасило яркие цвета ярмарки таким зловещим серым налетом, что честной народ кинулся по домам. Кое-кто из торговцев устроил себе пообочь от торжища времянку. Но у Мэта и Джиллот мать была сильно хворой и по немочи не могла без них обойтись, поэтому они должны были непременно воротиться в деревню, а утром снова трястись по дороге сюда.

Со стороны берега откуда-то появились размалеванные крикливые женщины. Они приставали к мужчинам, старательно демонстрируя им свои достоинства. Любовные делишки они обделывали тут же рядом, в зарослях речного ивняка. Розамунда смотрела на них, широко раскрыв глаза, хоть и брезговала этими потаскушками, с их дешевыми румянами и непристойно яркими нарядами. Их виттонский священник говорит, что эти блудницы будут вечно гореть в аду через свои грехи. Но люди поговаривали, что неспроста он так усердно изображает из себя святошу, — дескать, и сам пользуется услугами «богомерзких жен».

Устала Розамунда просто мочи нет как. Но все равно возвращаться домой ей было тошнехонько. Она знала, что ей предстоит разговор с Ходжем. Ох, и рассвирепеет он, увидав, что денежки, которые он рассчитывал пропить, падчерица посмела истратить на всякие подарочки. Джоан она купила шерсти на платье и полушерстянки для детских одежек, а еще сластей и ленточку в волосы для Мэри. Может, он не очень станет буйствовать, увидев на донышке корзины ветчину и сыр, просто потребует, чтобы ему отдали эти лакомства почти целиком. А вот если он дознается, что она припрятала для себя и матери несколько монет, тогда уж Розамунде действительно несдобровать. Да и себе она кое-что купила, не утерпела. Чудный лиловый кушак, с вышитыми зелеными листиками. Отродясь она не видела таких красивых кушаков. Она будет надевать его на воскресную обедню. Скорее всего, этот поясок краденый. Нищий, его продававший, больно уж торопился сбыть его, явно запросив слишком малую цену за такую-то красоту. Как бы то ни было, теперь этот кушак принадлежит ей, и она заплатила за него свои кровные, с таким трудом добытые денежки.

Глава ВТОРАЯ

— Воровка, мерзкая сучонка! Куда подевала остальные деньги?! — завопил Ходж, ухватив Розамунду за косу и что есть мочи дернув.

Слезы брызнули у девушки из глаз, ей казалось, что сейчас он выдерет ей все волосы.

— Я их истратила, все до грошика. Завтра мы снова поедем на ярмарку, и я выручу денег еще.

— Смотри у меня, если привезешь столько же, сколько сегодня, ой как пожалеешь, — пробормотал Ходж, выпятив нижнюю губищу. Потом его слюнявый рот искривила плотоядная усмешечка. — Ты мне еще отплатишь за свои шуточки, девка. — Он чуть ослабил хватку и добавил: — Знаешь, небось, об чем я толкую…

Розамунда ничего на это не ответила и, глядя на него с тупой покорностью, лишь ждала, когда прекратится эта мучительная пытка.

Джоан с ребятишками тем временем спокойненько сидела у очага и с вялой улыбкой наблюдала за муженьком и своей старшенькой. Она уже успела хорошенько налиться элем. Дочкиным подаркам обрадовалась и даже ее поблагодарила, но не могла взять в толк, на кой Рози так для них расстаралась. Вообще-то она по-своему любила старшенькую… но ей очень не нравилось, что Ходж из-за этой девчонки на нее и не смотрит. Нет, надо поскорей сплавить Рози замуж, и чем раньше, тем лучше.

— Да отстань ты от нее, Ходж. Она и без того для нас постаралась. Глянь, какую привезла ветчину, а сыр какой, — наконец подала голос Джоан, стараясь хитростью утихомирить разъярившегося Ходжа. — Да будет уж тебе! Иди, касатик мой, поешь. Оставь ее.

Предложение отужинать было очень заманчивым, и Ходж соизволил сменить гнев на милость;

— Ладно, пойду маленько чего-нибудь кусну. Так и быть, на этот раз я не спущу с тебя шкуру.

Восстановив относительный мир, семейство уселось за трапезу. Ветчина была отменной: в меру соли и перца, сочная, душистая. Сыр со слезой, желтый, коего в деревне и не едали. Розамунда не пожалела денег даже на горчицу — для таких вот редких пиршеств. Щедро намазав ею куски хлеба, она положила на них по тонкому ломтю сыра и ветчины, сверху прикрыв еще одним куском хлеба, и протянула лакомство детям. Глаза Мэри сияли от блаженства. А на потом у нее была еще и халва с миндалем, пахнущая розовыми лепестками, которую Рози привезла специально для нее.

Когда все наелись до отвала, Розамунда убрала еду в закрытый поставец, чтобы до сыра и ветчины не добрались крысы. Она была уверена, что Ходж за ней подсматривает, следит, как она укладывает детишек. Младшая сестренка уже спала, насосавшись, у груди Джоан, и Розамунда просто прикрыла их одеялом. Потом она подбросила дров огонь и перемыла посуду.