Дорогой ценой - Рой Кристина. Страница 29

Стук в дверь вскоре прервал их разговор.

— Это вы, Генрих? Скоро мы все соберёмся у пани Прибовской,

— приветствовал Урзин старшего ученика.

Улыбка осветила серьёзное лицо юноши.

— Я только хотел спросить пани Прибовскую, не знает ли она, где вы, пан Урзин.

— Ах, Генрих, оставьте пана Урзина! Он не успел ещё присесть, а вы его уже ищете.

— Дело зовёт, пани Прибовская. Мы получили несколько рецептов, и один из них я не могу разобрать.

— Мы скоро к вам придём, а пока до свидания!

Молодые люди отправились в лабораторию.

— Я вам ничего не буду подсказывать, Генрих. На моих глазах вы самостоятельно приготовите эти лекарства.

— А если я ошибусь, пан Урзин?

— Но ведь я буду следить за вами и, если надо, помогу.

Через полчаса всё было сделано. Юноша так старался, что ему даже стало жарко.

— Ну, вот и хорошо! — похвалил его Урзин. — Всё правильно сделали. Вам уже можно поручать самостоятельно готовить лекарства.

— О, конечно, если бы я знал, что вы рядом, я действовал бы увереннее.

— Со мной было то же самое. Вы удивляетесь? Не думайте, что я хоть один порошок от кашля делаю без надзора. Мой Господь стоит рядом со мной и вовремя поправляет меня. Всю ответственность я возлагаю на Него. Прежде, чем приступить к приготовлению лекарства, я предаю Ему мои руки, мою память, мой разум и всё моё внимание. Ему предаю я мои глаза, чтобы они хорошо видели весы, и мои руки, чтобы они не дрожали. Тогда я чувствуй себя уверенно.

Под этим надзором и вы, дорогой Генрих, с сегодняшнего дня будете готовить лекарства. И я уверен, что вы никогда не повредите человеку, ибо мой и ваш Господь Иисус Христос этого не допустит. У вас уже достаточно опыта и знаний. Когда вернётся пан Коримский, я буду просить его аттестовать вас и произвести в помощники. А вы, Генрих, обещайте мне, что будете стараться освоить руководство всей аптекой.

— Я обещаю вам, пан Урзин, что я всему научусь от вас, — сказал юноша преданно, — потому что знаю, что вы желаете мне добра. Только не просите пана Коримского, чтобы он меня теперь уже снял с ученичества.

— Это почему же? Разве вам не хочется поскорее помогать вашей матери?

— Это так, но пан говорит, что он пошлёт меня тогда в город в большую аптеку и даст мне свою рекомендацию. Однако я ещё не хотел бы разлучиться с вами. Вы привели меня к новой жизни, к Иисусу Христу, но у меня ещё так мало опыта. О, помогите мне, чтобы я, пока вы здесь, мог оставаться с вами.

С умилением Урзин провёл рукой по лицу юноши и привлёк его по-братски к себе.

— Я сказал вам, что буду просить пана Коримского произвести вас в помощники. Я тоже хочу быть с вами столько, сколько это угодно Господу. А сейчас упакуйте и отправьте, пожалуйста, лекарства, а я посмотрю, что делает Ферко.

— А потом вы позволите прийти к вам, пан Урзин?

— Разумеется! До свидания!

— Ах, пан провизор, ну как тут не злиться, — воскликнул чуть не плача ученик Ферко, когда Урзин вошёл в аптеку. — Этот олух пришёл и попросил порошок от головной боли, а теперь принёс его обратно и говорит, что ему нужен был другой. Откуда я могу знать, что ему нужно, если у него нет записки!

— Успокойся, Ферко! — сказал провизор ученику, затем повернулся к мальчику в рваной одежде и спросил его приветливо, кому нужен этот порошок и от чего?

— Для мышей!

— Разве у вас так много мышей?

— Хватает, везде бегают.

— Что ж ты сразу не сказал, что тебе нужен порошок от мышей, — вмешался раздражённый Ферко, а попросил порошок от головной боли?

— А мне как раз такой порошок и нужен, чтобы мыши заболели и не могли выходить из своих норок.

Весёлый смех пана провизора развеселил и Ферко. Он тоже засмеялся, а вместе с ними и мальчик.

— Неплохо ты придумал, — сказал Урзин, гладя мальчика по его взъерошенной голове. — Но такой порошок тебе не поможет; ты пойди домой и поставь мышеловки. Вот тебе твоя монета. Купи за неё кусок сала, на него мыши сразу пойдут.

— Его я лучше сам съем, — пробормотал мальчишка и, смеясь, выбежал из аптеки.

— Он ведь только посмеялся над нами, сказал Ферко обиженно. Я ему этого не прощу.

— Что ты, Ферко! «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим»

— Но ведь он над вами смеялся, пан Урзин!

— Если Господь Иисус Христос из-за меня вынес столько насмешек, то кто я, чтобы меня не мог высмеять такой мальчишка?

Разговор прекратился из-за прихода покупателей.

— Этот мальчишка настоящий проказник, — рассказывал потом Ферко Генриху Он развеселил даже пана провизора, а я думал, что он и смеяться-то не умеет.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Прошло несколько дней. Была ночь. В доме спали, только в комнате провизора ещё горел свет. Часы показывали одиннадцать, когда вдруг кто-то позвонил у ворот.

Звук колокола прозвучал по всему дому, но крепко уснувшие слуги его не услышали.

Через минуту провизор открыл дверь: перед ним стоял пан Коримский.

— Вы ещё не спали? — Коримский подал молодому человеку руку. — Добрый вечер, пан Урзин.

— Что случилось, пан Коримский? Почему вы возвращаетесь раньше и без предупреждения? — спросил Урзин удивлённо.

Он взял из рук кучера тяжёлый чемодан и сумку аптекаря и понёс их в дом.

— Не трудитесь, — попытался остановить его Коримский.

— Позвольте, я это сделаю с удовольствием.

Во взгляде Урзина было столько радости и просьбы одновременно, что ему нельзя было отказать.

— Прошу, зайдите ко мне, — сказал Коримский, открывая дверь своей комнаты.

Поставив чемодан и сумку, Урзин помог хозяину раздеться, взял у него шляпу и перчатки. Он устало откинулся на угол дивана.

— Как вы все здесь поживаете? — спросил аптекарь, которому внимание молодого провизора, пришлось по душе.

— У нас, слава Богу, всё хорошо; только пани Прибовская получила печальное известие: её золовка тяжело заболела; она — пошла её навестить и вернётся только завтра к десяти часам.

— Вот как? Это печально, — сказал Коримский участливо.

— Сегодня поступило несколько писем. Я не успел переправить их вам. Меня это огорчило, а теперь я вижу, что и это рука Господа, — сообщил провизор. — Хотите их просмотреть? Прошу!

Просматривая почту и читая письма, Коримский не заметил, как провизор достал из шкафа маленький чайник, наполнил его водой, поставил на огонь и затем вышел. Он поднял голову только тогда, когда дверь отворилась и молодой человек начал накрывать на стол.

— Что вы делаете, Урзин? Мне кажется, что вы приготовили мне ужин; но мне не хочется есть.

Это вам только так кажется, пан Коримский. Стакан чаю и что-нибудь к нему не помешает с дороги.

Вы так быстро всё приготовили! Как вам это удалось, когда дома нет пани Прибовской?

— О, — улыбнулся молодой человек, — меня произвели в экономы! Прошу, отведайте! Мясо хорошее и пирог свежий.

— Вы так аппетитно всё подали, что и не откажешься. Но почему нет прибора для вас?

— Спасибо, я ужинал.

— Но чашку чаю вы всё же выпейте со мной.

— Благодарю вас. Но позвольте спросить, как поживает молодой пан?

Пан Коримский опечалился.

— Я не могу сказать, что хорошо. Он всё ещё очень слаб. Кроме того, как он мне признался, его угнетает тоска по родине. Поэтому я и приехал посмотреть, как продвигаются работы в Боровском доме и какая у нас здесь погода.

— Всё готово, пан Коримский, и почти уже неделя, как здесь чудная весенняя погода; если она не изменится, то через несколько дней всё зацветёт. Тоска — скверная болезнь. Пусть молодой пан вернётся домой. Я уверен, что близость любимой сестры для него будет полезнее остального.

— Вы считаете? Но у нас весной так холодно, а он и так постоянно мёрзнет.

— Если холодно, то надо топить, а ещё лучше дома греет любовь. Чужбина есть чужбина. Это так же, как с нашими душами. По-настоящему они могут согреться только дома, на нашей вечной родине.

Коримский смотрел в лицо говорящего: в нём было что-то трогательное. Под впечатлением этого чувства он взял руку молодого человека в свои.