Избранная лирика - Вордсворт Уильям. Страница 94
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
У речки, яркой как луна,
Животное от мук ревело!
Дубина падала, взлетев,
На нём свой вымещая гнев, —
То Питер бил — и бил умело.
“Постойте!” — тут воскликнул сквайр —
“Вы против смысла не грешите;
Зачин ваш слишком резв и смел;
Сначала, кто был Питер Белл,
И кем он был, скажите”.
200
“Он был горшечник” — начал я,
Собравшись весь для говоренья;
“И где б ни появлялся, он
Один лишь получал поклон
На полных двадцать раз презренья.
Прожив на свете тридцать лет,
Он был отъявленным бродягой;
Близ Корнуолла берегов
Он океана слышал рёв,
По скалам Дувра шел с отвагой.
210
“Он видел башни Карнарвона,
И знал неплохо шпиль Сарума;
А там, где Линкольн, слышал он
Тягучий похоронный звон,
Унылый и угрюмый!
“В Донкастере и Йорке был,
И в Лидсе, и в Карлайле;
Прошел шотландские низины,
И в графстве Эр близ Абердина
Ему цветы кивали.
220
“И посетил он Ивернесс;
И в Хайленде плясал до пота,
С девицами кружась в лугах,
С ослами отдыхал в кустах
На холмах Шевиота.
“Он продирался сквозь Йоркшир
Среди камней и рвов змеистых
Туда, где сёла, реки, лес —
Под синим лоскутом небес
И горсткой звезд сребристых.
230
“На ломаных брегах морских
Его обрызгивала пена;
Но в бухте иль на мысе, там,
Где тесно людям и домам,
Не появлялся несомненно!
“Был нужен флоту он — должник,
Еще не возвративший ссуду;
Где только не был он, увы,
Цена души иль головы
Не выше волоска повсюду.
240
“Себе приют близ рек, в лесах,
В пустых ложбинах он умело
И днем и ночью мог найти,
Но к сердцу Питера пути
Найти природа не сумела.
Напрасно каждый год она
Звала его, как раньше, в поле;
И первоцвет, что цвёл кругом,
Был жёлтым для него цветком,
Простым цветком, не боле.
250
“С невозмутимым сердцем он,
С поклажей легкой без заминки
Шагал, не видя, что трава
Уже взошла едва-едва,
И зеленеет вдоль тропинки.
“Напрасно в воду, в землю, в воздух
Лилась душа веселой трели,
Когда апрельским утром он
Среди ракит под сенью крон
Готовил место для постели.
260
“И днём, когда в тени дерев
Его тепло весны ласкало,
Небес лазурных волшебство
Ничуть не трогало его
И вглубь души не проникало!
“Не раз я слышал от других,
От тех, кто видел сам и знает,
Что время замирает вдруг,
Когда прекрасный вид вокруг
Уходит прочь и исчезает.
270
“Но Питер Белл пред красотой
Не ощущал восторг безмолвный;
Он, грубый, дикий, был другой,
Везде гонимый, как изгой,
Или преступник уголовный.
“Из всех, кто беззаконно жил,
Из всех, к беспутной жизни склонных,
В селеньях или в городах
Он был известный вертопрах —
Имел двенадцать жён законных.
280
“ Законных и двенадцать жён!
О, нет! Как хоть одна супруга
С ним быть могла, мне невдомёк;
Ведь на него смотреть не мог
Никто, не вздрогнув от испуга.
“Хотя Природа не смогла
Пленить его своим нарядом,
Звучаньем нежным, тишиной,
Он с ней, как ни с одной женой,
Бывал частенько рядом.
290
“Он был и дик и груб, как тот,
Кто жить, как все, в домах не в силах;
Его фигуры стать и сплав
Являли взору дикий нрав
Угрюмых гор, болот унылых.
“Едва доступную уму
Природы мысль в жару и в холод,
Средь гроз и льдов, понять он мог
Душой, какой бы там порок
Ни порождал жестокий город.
300
“Был резок лик его, как ветер,
Сквозящий вдоль кустов ракиты,
Не мужеством светился весь,
А выражал, скорее, смесь
Лукавства с дерзостью открытой.
“Шаги неспешны, тяжелы,
С неловким как-то вбок движеньем;
А взгляд открыт и дерзок был,
В нём ощущался хладный пыл,
Ведущий игры с искушеньем.
310
“На лбу морщины, прядь волос,
Часть лба — вся в мыслях дни и ночи,
Обдумывает “что” и “как”,
Другая — хмурит брови — так
От солнца защищая очи.
“Глаза и щёки были жёстки,
Как если, мягкости переча,
Свое лицо сей человек
Скрепил и тут и там навек
Ветрам и небесам навстречу!”
320
Однажды ночью, (друг мой Бесс,
Обещанный рассказ начну я),
Прекрасной ночью ноября,
Когда луна взошла, горя,
Над Свэйл, чьи быстро мчатся струи,
Вдоль берегов её кривых
Шёл Питер по глухому краю;
Купить или продать, бог весть,
Иль удовольствие обресть —
О том я ничего не знаю.
330
Он шёл по долам и холмам,
Чрез перелески, рощи, чащи;
И не были ему нужны
Ни блеск звезды, ни свет луны,
Ни речки Свэйл поток журчащий.
Но увидав тропинку вдруг,
Что путь ему короче прочит,
Как люд бывалый, пару вех
На ней оставил он для тех,
Кто вслед за ним пойти захочет.
340
Пришёл он вскоре в лес густой,
С пути куда-то прочь влекущий;
Где всё же слышен птичий звон,
Хотя порою приглушён
Во мраке средь ветвистой кущи.
Но вскоре чувств его настрой
Сменился, щёки запылали
И гнев нахлынул, как волна:
Тропой обманут он! — она
К дороге приведёт едва ли!
350
Тропа терялась в темноте;
Несут вперёд скитальца ноги,
Как лодку парус мимо шхер,
И вот — заброшенный карьер,
И дальше нет дороги.
Он встал; массивных чёрных форм
Вокруг него сгущались тени;
Но он пошёл сквозь хлад и мрак,
Сквозь бурелом и буерак,
Сумев преодолеть смятенье.
360
Пошёл, и прямо чрез карьер
Ему открылся вид чудесный:
Зеленый, серый, голубой
Цвета смешались меж собой
В оттенок, зренью неизвестный.
Под ясным небом голубым
Увидел он лужок зеленый;
Не знаю — поле иль лужок,
Травой поросший уголок,
Камнями окружённый.
370
Под валунами тихо Свэйл
Текла струею безмятежной;
Был нужен шторм, чтобы сюда
Дошла шумливая вода,
В зеленый уголок сей нежный!
Ужель здесь даже не живёт
Отшельник с чётками и склянкой?
И нет хибар невдалеке
В роскошном этом уголке
С такой зелёною делянкой?
380
Сквозь травы впадины пройдя,
Через камней нагроможденья,
До края леса он дошёл,
Как вдруг узрел — стоит Осёл
Недалеко в уединенье.
Воскликнул Питер: “Награждён!”
Но осмотрись, что за награда:
Есть ли хотя б одна душа?
Ни хижин здесь, ни шалаша —
Бояться вроде бы не надо!
390
Вокруг был виден только лес
И поле с серыми камнями,
И этот Скот, что головой
Поник понуро над травой
И над неслышными струями.
На голове Осла была
Узда; схватив ее, на спину
Ему вскочил тотчас ездок,
И пяткою ударил в бок —
Но сдвинуть всё ж не смог скотину.
400
Тут Питер дёрнул за узду,
Да так, что мог бы люк темницы
С железным вытащить кольцом,
Но эта тварь с тупым лицом
Всё не желала шевелиться!
На землю спрыгнув, Питер молвил:
“На тайный заговор похоже;”
Еще раз оглядел он луг
И камни серые вокруг,
И все деревья тоже.
410
Молчало всё: деревья, камни,
Вблизи, вдали — всё было глухо!
Один Осёл стоял живой,
Над неподвижной головой
Длиннющее вращая ухо.
Что это значило, кто б знал?
Не колдовство ли злого духа?
Один Осёл, невозмутим,
Стоял, над черепом тупым
Длиннющее вращая ухо.
420
От страшной мысли вздрогнул Питер;
Всё ж медленно подняв дубину
Как можно выше над ослом,
Гордясь умелым ремеслом,
Её обрушил на скотину.
Осёл, качнувшись, устоял;
Тогда, вооружась терпеньем,
И, охладив свой гневный пыл,
Прицелясь, Питер в меру сил
Осла ударил по коленям.
430
Осёл упал на землю боком
У кромки вод под небесами;
И, лёжа так и недвижим,
Глядел на Питера над ним,
Сияя карими глазами.
Был в этом взгляде лишь упрёк,
Скорее мягкий, чем жестокий;
Затем без страха он простёр
Свой нежный и печальный взор
На речки чистые потоки.
440
Над ним шумело деревцо;
Вздохнув, Осёл всем телом вздрогнул,
И стон издал — другой же стон
Был словно к брату обращён,
Затем он третий стон исторгнул.
Всего здесь под луною он
Издал три возгласа печали;
Увидел Питер лишь теперь,
Каким был тощим этот зверь,
Как рёбра у Осла торчали.
450
Застыв и ноги распластав,
Лежал он — Питер всё ж ни слова
Сочувствия не произнёс;
Глядел он на Осла без слёз,
Брезгливо и сурово.
Лежал Осёл, как смерть недвижно;
У Питера от гнева губы
Тряслись; “Я брошу, как бревно,
Твой труп, упрямый мул, на дно!” —
Ослу он крикнул грубо.
460
Угрозу подтвердила брань;
Меж тем от самой водной кромки,
Где пал Осёл под сенью крон,
И с эхом с четырёх сторон,
Всё нёсся крик протяжный, громкий!
Для Питера ослиный крик
Призывом был вершить расправу;
Он радость ощущал — не страх,
Но эха гулкий звук в горах
Ему был чем-то не по нраву.
470
Тем, что в нём труса ободрял,
Иль тем, что в этот час покойный
Не мог он чары разорвать,
Его сумевшие сковать
Работой этой недостойной.
Среди хаоса скал, камней,
Среди цветных полей долины,
Холмов зелёных, горных круч;
Тяжёл и скучен, и тягуч,
Опять раздался крик ослиный!
480
Что с сердцем Питера творится!
Где взяли силу звуки эти?
Тревожный, тусклый свет луны
Среди небес голубизны,
Камней мерцанье в лунном свете.
И Питер выронил узду!
“Я без узды его не сдвину;” —
Он молвил — “Если кто придёт,
И здесь меня с ослом найдёт,
Решит — спасаю я скотину”.
490
Он осмотрел Осла кругом,
И глянул ввысь: луна светлее,
Спокойней, кротче и нежней,
И явственней черты камней,
И небеса милее.
Воспряла злоба в нём, и он
Схватил Осла за шею в гневе;
И увидал сквозь тусклый свет
В воде престранный силуэт
На искажённом рябью древе.
500
Иль это лик луны кривой?
Иль облако, как призрак странный?
Унылой виселицы вид?
Иль Питер сам себя страшит?
Иль гроб? Иль саван белотканый?
Ужасный идол? Чёрт, упавший
С подола ведьмы или с ветки?
Иль фей кольцо и изумруд
Для исполненья их причуд
В какой-нибудь лесной беседке?
510
Иль то к столбу, чтоб сжечь, себя,
Отчаясь, привязал злодей?
Иль дух упрямый, что во тьме
Один, в цепях, скорбит в тюрьме,
За много миль от всех людей?
Так пульс не бился никогда,
И вряд ли так же будет биться;
Глядит — не знает, что за вид,
Как если в книгу он глядит,
Чьи заколдованы страницы.
520
Для Питера прискорбный день!
Всё будет скоро: кандалы
И Статуя, и Страшный суд!
От страха волосы встают,
Под лунным светом все белы!
Глядит он, думает, глядит,
Движенье видит, стоны слышит;
Глаза слезятся — рвётся грудь,
Он падает — окончен путь,
И смерть ему в затылок дышит!
530