Событие - Набоков Владимир Владимирович. Страница 17
Мамочка, господину Мешаеву совершенно неинтересно о наших делах.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
А я думала, что он в курсе. Во всяком случае, очень приятно, что вы приехали. В эту нервную ночь приятно присутствие спокойного человека.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Да… Я как-то отвык от ваших городских тревог.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
Вы где же остановились?
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Да пока что нигде. В гостиницу заеду.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
А вы у нас переночуйте. Есть свободная комната. Вот эта.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Я, право, не знаю… Боюсь помешать.
Трощейкин возвращается.
ТРОЩЕЙКИН:
Ревшин звонил. Оказывается, он и Куприков засели в кабачке недалеко от нас и спрашивают, все ли благополучно. Кажется, напились. Я ответил, что они могут идти спать, раз у нас этот симпатяга марширует перед домом. (Мешаеву.) Видите, до чего дошло: пришлось нанять ангела-хранителя.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Вот как.
ЛЮБОВЬ:
Алеша, найди какую-нибудь другую тему…
ТРОЩЕЙКИН:
Что ты сердишься? По-моему, очень мило, что они позвонили. Твоя сестричка небось не потрудилась узнать, живы ли мы.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Я боюсь, что у вас какие-то семейные неприятности… Кто-нибудь болен… Мне тем более досадно.
ТРОЩЕЙКИН:
Нет-нет, оставайтесь. Напротив, очень хорошо, что толчется народ. Все равно не до сна.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Вот как.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
Дело в том, что… справедливо или нет, но Алексей Максимович опасается покушения. У него есть враги… Любочка, нужно же человеку что-нибудь объяснить… А то вы мечетесь, как безумные… Он бог знает что может подумать.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Нет, не беспокойтесь. Я понимаю. Я из деликатности. Вот, говорят, во Франции, в Париже, тоже богема, все такое, драки в ресторанах…
Бесшумно и незаметно вошел Барбошин. Все вздрагивают.
ТРОЩЕЙКИН:
Что вы так пугаете? Что случилось?
БАРБОШИН:
Передохнуть пришел.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА: (Мешаеву).
Сидите. Сидите. Это так. Агент.
ТРОЩЕЙКИН:
Вы что-нибудь заметили? Может быть, вы хотите со мной поговорить наедине?
БАРБОШИН:
Нет, господин. Попросту хочется немного света, тепла… Ибо мне стало не по себе. Одиноко, жутко. Нервы сдали… Мучит воображение, совесть неспокойна, картины прошлого…
ЛЮБОВЬ:
Алеша, или он, или я. Дайте ему стакан чаю, а я пойду спать.
БАРБОШИН: (Мешаеву).
Ба! Это кто? Вы как сюда попали?
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Я? Да что ж… Обыкновенно, дверным манером.
БАРБОШИН: (Трощейкину).
Господин, я это рассматриваю как личное оскорбление. Либо я вас охраняю и контролирую посетителей, либо я ухожу и вы принимаете гостей… Или это, может быть, конкурент?
ТРОЩЕЙКИН:
Успокойтесь. Это просто приезжий. Он не знал. Вот, возьмите яблоко и идите, пожалуйста. Нельзя покидать пост. Вы так отлично все это делали до сих пор!..
БАРБОШИН:
Мне обещали стакан чаю. Я устал. Я озяб. У меня гвоздь в башмаке. (Повествовательно.) Я родился в бедной семье, и первое мое сознательное воспоминание…
ЛЮБОВЬ:
Вы получите чая, но под условием, что будете молчать, молчать абсолютно!
БАРБОШИН:
Если просят… Что же, согласен. Я только хотел в двух словах рассказать мою жизнь. В виде иллюстрации. Нельзя?
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
Люба, как же можно так обрывать человека…
ЛЮБОВЬ:
Никаких рассказов, - или я уйду.
БАРБОШИН:
Ну а телеграмму можно передать?
ТРОЩЕЙКИН:
Телеграмму? Откуда? Давайте скорее.
БАРБОШИН:
Я только что интерцептировал [9] ее носителя, у самого вашего подъезда. Боже мой, боже мой, куда я ее засунул? А! Есть.
ТРОЩЕЙКИН: (хватает и разворачивает).
"Мысленно присутствую обнимаю поздрав…". Вздор какой. Могли не стараться. (Антонине Павловне.) Это вам.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
Видишь, Любочка, ты была права. Вспомнил Миша!
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Становится поздно! Пора на боковую. Еще раз прошу прощения.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
А то переночевали бы…
ТРОЩЕЙКИН:
Во-во. Здесь и ляжете.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Я, собственно…
БАРБОШИН: (Мешаеву).
По некоторым внешним приметам, доступным лишь опытному глазу, я могу сказать, что вы служили во флоте, бездетны, были недавно у врача и любите музыку.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Все это совершенно не соответствует действительности.
БАРБОШИН:
Кроме того, вы левша.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Неправда.
БАРБОШИН:
Ну, это вы скажете судебному следователю. Он живо разберет!
ЛЮБОВЬ: (Мешаеву).
Вы не думайте, что это у нас приют для умалишенных. Просто нынче был такой день, и теперь такая ночь…
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Да я ничего…
АНТОНИНА ПАВЛОВНА: (Барбошину).
А в вашей профессии есть много привлекательного для беллетриста. Меня очень интересует, как вы относитесь к детективному роману как таковому.
БАРБОШИН:
Есть вопросы, на которые я отвечать не обязан.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ: (Любови).
Знаете, странно: вот - попытка этого господина, да еще одна замечательная встреча, которая у меня только что была, напомнили мне, что я в свое время от нечего делать занимался хиромантией, так, по-любительски, но иногда весьма удачно.
ЛЮБОВЬ:
Умеете по руке?..
ТРОЩЕЙКИН:
О, если бы вы могли предсказать, что с нами будет! Вот мы здесь сидим, балагурим, пир во время чумы, а у меня такое чувство, что можем в любую минуту взлететь на воздух. (Барбошину.) Ради Христа, кончайте ваш дурацкий чай!
БАРБОШИН:
Он не дурацкий.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:
Я читала недавно книгу одного индуса. Он приводит поразительные примеры…
ТРОЩЕЙКИН:
К сожалению, я неспособен долго жить в атмосфере поразительного. Я, вероятно, поседею за эту ночь.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Вот как?
ЛЮБОВЬ:
Можете мне погадать?
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Извольте. Только я давно этим не занимался. А ручка у вас холодная.
ТРОЩЕЙКИН:
Предскажите ей дорогу, умоляю вас.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Любопытные линии. Линия жизни, например… Собственно, вы должны были умереть давным-давно. Вам сколько? Двадцать два, двадцать три?
Барбошин принимается медленно и несколько недоверчиво рассматривать свою ладонь.
ЛЮБОВЬ:
Двадцать пять. Случайно выжила.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Рассудок у вас послушен сердцу, но сердце у вас рассудочное. Ну, что вам еще сказать? Вы чувствуете природу, но к искусству довольно равнодушны.
ТРОЩЕЙКИН:
Дельно!
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Умрете… вы не боитесь узнать, как умрете?
ЛЮБОВЬ:
Нисколько. Скажите.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:
Тут, впрочем, есть некоторое раздвоение, которое меня смущает… Нет, не берусь дать точный ответ.
БАРБОШИН: (протягивает ладонь).
Прошу.
ЛЮБОВЬ:
Ну, вы не много мне сказали. Я думала, что вы предскажете мне что-нибудь необыкновенное, потрясающее… например, что в жизни у меня сейчас обрыв, что меня ждет удивительное, страшное, волшебное счастье…
ТРОЩЕЙКИН:
Тише! Мне кажется, кто-то позвонил… А?