Старики и бледный Блупер - Хэсфорд Густав. Страница 22

Ковбой ничего не говорит, он глядит на длинный ряд похоронных мешков. Делает несколько шагов. Я ступаю рядом с ним.

Мистер Недолет больше не похож на офицера. Он лежит голый, лицом вниз на окровавленном пончо. Кожа у него стала желтой, в глазницах – сухие глаза. Мертвый, Мистер Недолет – не более чем набитый мясом мешок с дыркой.

Ковбой глядит на Мистера Недолета. Снимает свой заляпанный "стетсон".

Донлон подходит к Мистеру Недолету. На глазах Донлона слезы. Он вертит в руках трубку радиостанции. Донлон говорит: "Мы – злющие морпехи, сэр". Он спешит прочь, продолжая вертеть в руках трубку.

Алиса подходит к ряду похоронных мешков, пинает труп Мистера Недолета.

– Не серчай, братан.

Отделение один за другим проходит мимо.

Я наклоняюсь. Заворачиваю пончо на маленькое тело Мистера Недолета. Ощущаю дикое желание что-нибудь сказать этому зеленому пластиковому свертку с человеческими ногами. Я говорю: "Не долетели Вы, сэр".

Я думаю о том, что только что сказал, и понимаю, как глупо было отпускать такую дурную шутку. Но с другой стороны – что ни скажешь мертвому офицеру, которого только что убил один из его подчиненных, все одно выйдет страшно неловко.

Мы со Стропилой бегом догоняем отделение.

Мы топаем мимо благовонных лотосовых прудов, через ухоженные сады, через мостики, ведущие от одной изящной пагоды к другой.

Со всех сторон над прекрасными садами невидимые ганшипы врываются в этот мир и спокойствие, как собаки, устраивающие драку в церкви.

Ковбой поднимает правую руку. Отделение останавливается. Алиса указывает пальцем на улицу с большими особняками.

Ковбой глядит на меня, потом на отделение. Ковбой отводит меня в сторону. Отходим вперед на несколько шагов.

– Этот снайпер начал стрелять по нам на гуковском кладбище. Ребята из первого первого сказали, что в императорском дворце нашли золотые слитки. Они утащили все, что могли унести, поэтому мы собирались засувенирить что осталось.

Ковбой протирает глаза от пота.

– С.А.М. Камень шел в голове. Снайпер отстрелил С.А.М. Камню ступню. Отстрелил напрочь. Ребята из отделения "Отморозки" пошли его вытаскивать, один за другим. Снайпер и им ступни поотстреливал. Мы укрывались за могилами, такими круглыми могилками, как бейсбольные холмики, а девять наших хряков лежали на улице…

Ковбой вытаскивает из заднего кармана красную бандану и протирает потное лицо.

– Мистер Недолет не пускал нас за ними. Ему самому было хреново от этого, но он нас не пускал. Затем снайпер начал отстреливать пальцы на руках, на ногах, уши – и так далее. Ребята на дороге плакали, молили о помощи, мы все рычали как звери, но Мистер Недолет удерживал нас на месте. Потом Скотомудила пошел их спасать, а шкипер схватил его за воротник и ударил по лицу. Скотомудила так взбесился, что я думал, он нас всех перестреляет. Но прежде чем он успел что-либо сделать, снайпер начал всаживать пули в ребят на улице. Он промахнулся всего пару раз. Он разнес С.А.М. Камню голову, а потом всадил по пуле в голову каждому. Они все стонали и молились, а потом стало тихо, потому что все они умерли, и мне показалось, что и мы все умерли…".

Я не знаю, что сказать.

Ковбой сплевывает, лицо его как запотевший камень.

– Когда СВА отошли, служаки послали арвинских Черных пантер на захват Запретного города. Блин. Тут никого не осталось, только отделения тыловой охраны. Мы долбили СВА, они долбили нас, а потом служаки послали вперед арвинов, и типа чертовы эти арвины все и сделали. Мистер Недолет сказал, что это их страна, сказал, что мы тут только помогаем, сказал, что это позволит поднять боевой дух вьетнамского народа. В жопу весь этот вьетнамский народ. Дикие кабаны из крутой, голодной до боя роты "Отель" водрузили американский флаг. Как на Иводзиме. Но какие-то крысы из офицерья заставили его снять. "Собакам" пришлось поднять поганый вьетнамский флаг, желтый такой – самый подходящий цвет для этого трусливого народца. Нас в этом городе кладут как на бойне, а мы не можем даже долбаный флаг водрузить. Не могу я больше эту хренову службу дальше тащить. Я обязан вернуть своих обратно в Мир в целости и сохранности.

Ковбой закашливается, сплевывает, вытирает нос тыльной стороной ладони.

– Под огнем не найдешь людей лучше них. Лишь бы кто-нибудь в них гранатами кидался до конца их дней… Я в ответе за этих парней. Я не могу послать своих людей, чтоб они взяли этого снайпера, Джокер. Я могу все отделение положить.

Дожидаюсь конца ковбоевского рассказа и говорю: "По мне, так это твоя личная беда. Ничего посоветовать не могу. Будь я человек, а не морпех, тогда, может быть, и сказал бы чего-нибудь". Чешу подмышку. "Ты здесь главный. Ты сержант, ты здесь командуешь. Ты принимаешь решения. Я бы никогда так не смог. Никогда бы не смог командовать стрелковым подразделением. Хрен там, брат. Для такого у меня кишка тонка".

Ковбой обдумывает сказанное. Затем ухмыляется.

– Ты прав, Джокер. Засранец этакий. Ты прав. Надо мне свою программу в кондицию привести. Жаль, сержанта Герхайма тут нет. Он бы знал, что делать.

Ковбой обдумывает сказанное. Затем ухмыляется.

– Черт.

Идет обратно к отделению.

– Выдвигаемся…

Отделение медлит. Раньше Бешеный Эрл всегда им говорил, что делать.

Скотомудила поднимается. Он упирает свой пулемет M60 в бедро. Молчит. Обводит взглядом чумазые лица. Двигается в путь.

Отделение собирает снаряжение и двигает вперед.

Ковбой машет рукой, и Мудила становится в голове колонны.

Мы обсуждаем, как будет лучше всего прочесать эту улицу, дом за домом, и в это время к нам с грохотом приближается танк.

Донлон говорит: "Смотри-ка, танк! Можно его попросить…"

– Нет, – говорит Ковбой. – Номер десять! Ничьей помощи нам не надо.

– Так точно, – говорит Скотомудила.

Я говорю:

– Танк может его подавить огнем, Ковбой. Подумай-ка. Без огневой поддержки мы гуковских хряков с места не сдвинем.

Ковбой пожимает плечами: "Ладно, какого черта!"

Я бегу по дороге, чтобы перехватить танк. Пробегаю мимо куч развалин, которые вчера еще были домами, а сегодня превратились в груды кирпичей, камней и деревянных обломков.

Танк, дернувшись, останавливается. Жужжит башней. Здоровенная девяностомиллиметровая пушка наводится на меня. Какое-то время, которое тянется для меня очень долго, мне кажется, что танк собирается разнести меня в клочья.

Из башенного люка высовывается верхняя половина белокурого командира. На лейтенанте бронежилет и защитного цвета футбольный шлем с микрофоном, который торчит у него над губой. Механический кентавр – получеловек, полутанк.

Я указываю на особняки и объясняю про снайпера, про то, как снайпер похерил нашего братана, и про всякую прочую хрень.

Подходит Ковбой и говорит лейтенанту, что надо чуток подождать, а потом начать разносить особняки, один за другим.

Белокурый командир танка молча поднимает вверх оба больших пальца.

Ковбой направляет младшего капрала Статтена с его огневой группой в обход, по задам ряда особняков.

Скотомудила устанавливает свой M60 на низенькую стенку и открывает огонь, обстреливая особняки в произвольном порядке. Каждый пятый патрон – трассирующий.

Танк подкатывает к первому особняку.

Мы, все кто остался, бежим по аллейке и перебегаем дорогу в ста ярдах дальше по улице, где ряд особняков заканчивается.

На другом конце улицы стоит наш танк. Танк выпускает фугасный снаряд. Верхний этаж первого дома разлетается на части. Крыша проваливается вовнутрь.