Старики и бледный Блупер - Хэсфорд Густав. Страница 24

Бах! Стропила стреляет из M16. Бах! Бах!

Снайпер опускает оружие. Смотрит на Стропилу. Смотрит на меня. Пытается поднять карабин.

Бах! Бах! Бах! Бах! Пули бьют в тело. Стропила продолжает стрелять. Пули Стропилы вышибают из снайпера жизнь.

Снайпер падает с крыши.

Танк стреляет по первому этажу, что под нами. Дом содрогается.

Я поднимаюсь. Чувствую себя как дерьмо мертвячье. Выхожу к фасаду дома. Машу белокурому командиру танка. Он разворачивает пулемет пятидесятого калибра и целится в меня. Я встаю в полный рост на краю крыши. Машу руками: "Все чисто".

Командир танка поднимает вверх большие пальцы.

Выдергиваю кольцо и швыряю на крышу зеленую дымовую гранату.

Ковыляю к куполу и слезаю в библиотеку.

Стропила уже успел запрыгнуть в библиотеку и теперь несется вниз по побитым осколками ступеням.

Спустившись и выйдя на улицу, я вижу, как танк подкатывает к последнему дому, который пока еще цел. Еще раз сообщаю жестами "Все чисто", и командир танка одаряет меня еще одной улыбкой, еще раз выставляет вверх большие пальцы, а потом танк стреляет, разнося второй этаж. Делает еще один выстрел, разнося первый этаж.

Огромное механическое тело командира танка удовлетворенно рычит и с грохотом удаляется.

Ковбой бежит мне навстречу. Шлепает меня по руке. "Смотри! – Ковбой осторожно дотрагивается до правого уха. – Смотри! В его правом ухе – аккуратная круглая дырочка, а в верхней части левого – полукруглая царапина. "Видишь? Легкое "Сердце"! Пуля пробила каску сзади, прошла вокруг всей головы, потом вылетела и попала в руку…" – Ковбой поднимает правое предплечье, которое уже успели перебинтовать. – Нет, ты видел этот танк? Круто работал, да? Что за прелесть".

Док Джей подбегает к Ковбою, грубо его хватает, силой усаживает. Ковбой сидит на расщепленном обрубке бревна, а тем временем Док Джей срывает обертку с перевязочного пакета и обматывает бинтом окровавленную голову Ковбоя.

Мы с Алисой обходим дом, заходя к нему сзади.

Обнаруживаем там Стропилу, который стоит над снайпером, отхлебывая из бутылки "Кока-Колы". Стропила ухмыляется. Он говорит: "С Кокой дела идут лучше!"

Подходит Скотомудила, и Стропила говорит: "Смотрите! Смотрите!"

Мы обступаем снайпера. С огромными усилиями снайпер втягивает в себя воздух. Кишки вылезли через пулевые отверстия цветными пластмассовыми трубками. Задняя часть бедра снайпера и правая ягодица оторваны. Она скрипит зубами и повизгивает, как собака, сбитая машиной.

Младший капрал Статтен подводит свою огневую группу к снайперу.

– Гляди-ка, – говорит младший капрал Статтен. – Девчонка. Ну и разворотило же ее!

– Посмотрите на нее! – говорит Стропила. Он расхаживает вокруг стонущего куска развороченного мяса. – Посмотрите на нее! Правда, я крут? Правда, я грозен? Я ль не душегуб? Я ль не сердцеед?

Алиса наклоняется, расстегивает полевой ремень снайпера и выдергивает его из-под тела. Снайпер слабо стонет. Что-то говорит нам по-французски. Алиса швыряет окровавленный ремень Стропиле.

Снайпер начинает молиться по-вьетнамски.

Стропила спрашивает: "Что она говорит?"

Я пожимаю плечами. "Какая разница?"

Скотомудила сплевывает. "Стемнеет скоро. Потопали-ка обратно в роту".

Я говорю: "А с гучкой что?"

– Да хрен с ней, – говорит Скотомудила. – Пускай тут гниет.

– Нельзя ее вот так оставлять, – говорю я.

Скотомудила делает гигантский шаг ко мне, наезжает.

– Слышь, мудак, Ковбоя ранило. Ты только что друзей потерял, урод. Я руковожу этим отделением. Пока меня не разжаловали, я взводным сержантом был. И я говорю – гучка эта здесь останется, крысам на потеху.

Стропила защелкивает на себе северовьетнамский ремень. У ремня тускло-серебристая пряжка со звездой, которая выгравирована посередине.

– Джокер – сержант.

Скотомудилу это весьма удивляет. Он глядит на Стропилу, потом на меня. Наконец произносит:

– Тут это ни хрена не катит. Мы в поле, урод. Ты ни хрена на хряк. Не тянешь ты на хряка. Хочешь со мной схлестнуться? А? Смахнемся?

Я говорю:

– Меня этим отделением командовать за миллион долларов не заставишь. Я просто говорю: нельзя эту гучку вот так тут оставлять.

– А мне-то что? – говорит Скотомудила. – Давай, похерь ее.

Я говорю:

– Не, я не буду.

– Ну, тогда по коням. Выдвигаемся… Незамедлительно.

Я гляжу на снайпера. Она хныкает. Я пытаюсь прикинуть, чего бы сам желал, лежа вот так полумертвым, в страшных мучениях, среди врагов. Заглядываю ей в глаза в поисках ответа. Она видит меня. Она понимает, кто я: человек, который положит конец ее жизни. Мы стали близки, мы повязаны кровью. Я начинаю поднимать "масленку", а она – молиться по-французски. Я дергаю за спусковой крючок. Бах!. Пуля входит снайперу в левый глаз и, выходя, отрывает затылочную часть головы.

Отделение застывает в молчании.

Потом Алиса фыркает, сверкает широкой улыбкой.

– А ты крутой чувак. И почему ты не хряк?

Ковбой с Доком Джеем появляются рядом со мной.

Ковбой говорит:

– Мудила, я пригоден для дальнейшей службы. Благодарю за службу, Джокер. Ну, ты и крут.

Скотомудила сплевывает. Делает шаг вперед, наклоняется, выхватывает мачете. Одним могучим ударом отрубает ей голову. Он хватает голову за длинные черные волосы и высоко ее поднимает. Смеется и говорит:

– Да упокоятся обрубки твои, сука, – снова ржет. Идет по кругу и тычет окровавленным шаром в наши лица. – Крут? Кто крут? Теперь кто крут, уроды?

Ковбой глядит на Скотомудилу и вздыхает.

– Джокер крут, Мудила. А ты… Ты просто скотина.

Скотомудила замолкает, сплевывает, швыряет голову в канаву.

Ковбой говорит:

– Выдвигаемся. Дело сделано.

Скотомудила поднимает свой пулемет M60, укладывает его поперек на плечи, вразвалку подходит ко мне. Улыбается.

– Слышь, а Недолет так и не увидел той гранаты, что его похерила, жиденка этого.

Скотомудила отцепляет гранату от бронежилета и толкает меня ею в грудь – изо всей силы. Мудила озирается по сторонам, потом снова мне улыбается.

– Никому не дозволено на Скота класть, урод. Никому.

Я прицепляю гранату на бронежилет.

Алиса подбирает винтовку снайпера.

– Э, а сувенир-то номер один!

Стропила стоит над обезглавленным трупом снайпера. Он наставляет на нее M16 и выпускает в тело длинную очередь. Потом говорит: "Она моя, Алиса". Забирает у Алисы СКС и внимательно его рассматривает. Опускает глаза и любуется новым ремнем. "Я первый в нее попал, Джокер. Она бы все равно умерла. Это первый убитый на моем счету".

Я говорю: "Ясное дело, Строп. Ты ж ее похерил".

Стропила говорит: "Я! Я ее похерил. Я грохнул ее на хрен!" Снова глядит на свой северовьетнамский ремень. Поднимает вверх СКС. "Ну, подожди, вот Мистер Откат еще и это увидит!"

Алиса опускается на колени рядом с трупом. Своим мачете он отрубает у снайпера ступни. Кладет ступни в синюю холщовую хозяйственную сумку. Отрубает у снайпера палец и снимает с него золотое кольцо.

Мы ждем, пока Стропила не сфотографирует мертвую гучку, и пока Алиса не сфотографирует Стропилу, который позирует, уперев СКС в бедро и поставив ногу на расчлененные останки вражеского снайпера.

А потом, когда мы уже уходим, в зазубренных зубьях разбитого окна Стропила замечает отражение своего лица и видит на нем новую, незнакомую улыбку. Стропила долго-долго вглядывается в себя самого, а затем, уронив карабин, просто бредет куда-то по дороге, не оборачиваясь, не отвечая на наши вопросы.

Ковбой машет рукой, и мы выдвигаемся. О Стропиле никто не говорит ни слова.

Мы топаем обратно в Запретный город и устраиваемся там на ночь.

Делаю отметку на своем стариковском календаре – пятьдесят пять дней в стране до подъема.