Своенравная пленница - Финч Кэрол. Страница 63

В его глазах удивленная Розалин не уловила ни капли теплоты: они были холодны и враждебны и казались черными и бездонными. Взор вождя обратился на Обри. Воины вытащили его из толпы и, швырнув к ногам коня Аракаше, заставили опуститься на четвереньки.

— Апица! — обратился к нему Аракаше. — Тридцать зим я оплакивал утрату своей дочери. Великий Дух нашего народа велел мне смириться с прошлым. Но ты, Апица, забыл о его заветах. Твое сердце полно ненависти, ты злее раненого зверя. Ты не хочешь забыть прежнюю боль, бередишь свою старую рану и разжигаешь злобу. Я объявляю тебе и твоим людям войну. Когда-то я называл тебя другом и радушно принимал в своем вигваме. Но ты поддался ярости и лишил жизни мою единственную дочь.

Аракаше замахнулся копьем, словно намеревался пронзить им Апицу.

— Ты отверг протянутую тебе руку дружбы, и я не могу тебя простить за все твои грехи. До поры я терпел чужеземцев вроде тебя и других бледнолицых, явившихся на нашу землю без приглашения. Но вы, пришельцы, привыкли брать, ничего не давая взамен. Кроу изгнали тебя со своих земель, но ты осмелился объявиться здесь со своим караваном, распугиваешь зверей и птиц, на которых мы охотимся. Вот за это и за все твои прежние провинности перед нашим народом ты будешь наказан.

Вождь произнес несколько слов на своем языке, и воины принялись приторачивать к своим седлам тюки с мехами и бочонки с припасами. Аракаше махнул копьем на Розалин и, метнув огненный взгляд на Обри, произнес по-английски:

— Отныне она будет моей дочерью, заменив погибшую по твоей вине, Апица! Ты узнаешь, что испытывает отец, лишившийся единственной дочери. Меха, которые ты скупил у трапперов и моих братьев, мы сами продадим и на вырученные деньги купим необходимые припасы и распределим между собой, как и другие твои товары.

Великий вождь гортанно приказал своим воинам усадить Розалин на коня рядом с ним, посмотрел на Обри и добавил:

— На рассвете тебя, Апица, и всех твоих людей посадят в лодки и пустят их по течению. Но все шесты и весла останутся на берегу: вашу судьбу решит Великий Дух. Аракаше указал копьем на ревущий у порогов водопад. — Я даю тебе шанс. Ты не смирился с тем, что Бичипе предпочла другого. Будет справедливо, если сам Великий Дух решит вашу судьбу. Если он проявит великодушие и ты останешься жив, не вздумай вновь объявляться в этих местах! Запомни, Апица: мои воины нападут на твоих людей, если они осмелятся нарушить границы земель кроу. Лишь тем из бледнолицых, кто будет жить в мире с нашим народом, мы разрешим охотиться и ставить капканы на зверя. Ты же не способен жить в ладу с самим собой и никогда больше не станешь другом кроу.

С этими словами Аракаше взял лошадь Розалин за повод и поскакал по тропе вдоль берега, оставив своих воинов охранять пленных до рассвета.

Розалин молчала, пока они с вождем не удалились на приличное расстояние от реки. Но вскоре ее терпение лопнуло, и она выпалила:

— Я думала, что кроу — мои друзья! И поэтому разговаривала с Великим вождем от чистого сердца. Я понимаю, какая печаль живет в вашем сердце! Так неужели вы останетесь равнодушны к мольбе дочери пощадить отца?

— Апица, твой отец, когда-то был другом моего народа, — напомнил ей Аракаше. — Но он слишком долго хранил в своем сердце ненависть. Поэтому он заслужил, чтобы с ним разговаривали на языке угроз и силы, который для него привычнее. Медвежий Коготь протянул ему руку дружбы, но он ее отверг. Поэтому я глух к твоим мольбам простить человека, который сам не способен прощать. Не требуй от меня великодушия к тому, кто судит о других по себе. Отныне ты станешь дочерью верховного вождя кроу и будешь выполнять все, что я тебе прикажу. Женщина нашего племени должна быть терпеливой и покорной. Она не спорит с мужчиной. Забудь о своем цвете кожи! Теперь ты индианка по имени Милкапа!

Аракаше сказал, как отрезал, и Розалин поняла, что разговор окончен. Но если в Сент-Луисе узнают, что индейцы убили ее отца, вспыхнет война! Смерть Обри навлечет горе и страдания на многих неповинных людей. Уже не одно, а тысячи сердец будут жаждать мщения, И радость ее возможного воссоединения с Ястребом будет отравлена горечью вины за случившееся, А может, Аракаше решил таким образом отомстить за смерть дочери? Неужели Великий вождь тоже страдает таким страшным пороком, как жажда мести?

Она покосилась на суровое, бесстрастное лицо Аракаше и задалась вопросом, хорошо ли его знает? Сейчас он казался ей другим, незнакомым и враждебным, безразличным к ее мыслям и чувствам, погруженным в свой, чуждый ей мир. Быть может, обида на Обри накапливалась исподволь в его душе и только теперь прорвалась? Кто их поймет, этих краснокожих? Как узнать, что творится у них в головах, полных суеверий? Странный, загадочный народ! Аракаше вполне мог подумать, что действует по приказу Великого Духа, а если это так, то нечего с ним и спорить.

Как легко и просто ей жилось в Сент-Луисе: носилась по улицам верхом, водила дружбу со всяким сбродом… Теперь же она могла не только потерять отца и Ястреба, но и стать виновницей войны между индейцами и белыми. Ну и положение! Прежде она мучилась и беспокоилась из-за Ястреба, а теперь ей предстоит дрожать от страха за судьбу отца!

— Аракаше! — в отчаянии воскликнула Розалин. — Умоляю, выслушай меня!

— Женщина кроу должна молчать, а не злить мужчину! — отрезал индеец, пронзив Розалин недобрым взглядом. — Будешь делать то, что я прикажу! И не вздумай жаловаться или задавать вопросы, а тем более давать мне советы. Захочу — отдам тебя в жены кому-то из своих воинов. Не покоришься — пожалеешь об этом. Обращаться к тебе все будут по твоему новому имени — Мицкапа. Ты станешь носить одежду индианок и жить по законам нашего племени. Если же ты не признаешь меня отцом, не рассчитывай на мое благоволение. Эту ночь мы проведем здесь, вон под тем деревом!

Они остановили лошадей и спешились. Аракаше швырнул одеяло Розалин:

— Ложись спать, Мицкапа! Утром мы узнаем, какая участь постигла человека, которого ты считала своим отцом.

Розалин послушно легла, мысленно благодаря Бога за то, что Аракаше ее не связал. Она твердо решила бежать, как только индеец уснет, и попытаться спасти отца. Никакого плана действий у Розалин еще не было, но она не собиралась сидеть сложа руки и была готова рискнуть, хотя и понимала, как разъярится Аракаше.

Розалин притворилась спящей и лежала неподвижно, пока дыхание Аракаше не стало ровным. После этого она потихоньку отползла в сторону, встала и, вскочив на коня, растворилась во мраке.

Незадолго до рассвета Обри разбудили и, связав ему руки, затолкали в лодку. Вскоре в нее усадили и других пленников и пустили суденышко по течению. Река вынесла неуправляемую лодку на стремнину, к двум огромным валунам, и, закрутив в водовороте, швырнула в протоку между ними, заканчивающуюся водопадом. Обри сразу понял, что вряд ли останется в живых, упав с громадной высоты в пропасть. У него защемило сердце: приближалась трагическая развязка всех его злоключений. Возможно, лучшей участи он и не заслуживал…

Лодку кидало и бросало из стороны в сторону. Перекаты замедляли ее движение, но падения с обрыва было не избежать. Внезапно впереди на берегу раздался громкий треск, и в реку рухнуло громадное дерево, преградив лодке путь. Приглядевшись, Обри увидел на берегу Ястреба, Медвежьего Когтя и еще четырех охотников. Менее всего торговец, обреченный на гибель, ожидал, что его спасут заклятые враги. Обри протер глаза: да, это были они, отец и сын Бодлеры. Судьба продолжала его испытывать.

Лодка врезалась в дерево и застряла в его сучьях. Ястреб проворно пробрался по стволу на нос судна и, наклонившись к Дюбуа, насмешливо спросил:

— Похоже, ты попал в передрягу, приятель?

— Брось мне нож! — крикнул Обри, прикидывая, долго ли продержится его утлое суденышко под напором мощного течения. — Скорее!

— Буду рад помочь, но только если согласишься на мои условия, — любезно ответил Ястреб, тоже с опаской поглядывая на бурлящий поток, — Думай быстрее, у тебя мало времени!