Полководцы Украины: сражения и судьбы - Табачник Дмитрий Владимирович. Страница 81

С фрегатов и парохода били вверх ядрами и бомбами, но отряды, избравшие хорошие позиции, не потерпели от них нисколько; по приближении шлюпок к пароходу он взял большую их часть на буксир и повел по направлению к Тарье; остальные шлюпки пошли по гребле, фрегаты снялись с якоря и спустились по тому же направлению.

Сражение окончилось в половине 12 часа».

А вот свидетельство сражавшегося на 3-й батарее под командованием Александра Максутова мичмана Гаврилы Токарева, ярко свидетельствующее о высочайшем героизме защитников Петропавловска: «Ураган ядер засвистел над перешейком. Долго держалась батарея на нем, но дульная часть одной пушки отбита, станок другой подбит. Князь Александр Петрович Максутов геройски выдержал этот вихрь ядер. Много убитых и раненых; сам князь направляет и бонит орудия, наконец, ядро отрывает ему руку и бросает в ров за батарею. Он твердым голосом кричит «носилки» – передает приказания главного командира и уже без чувств оставляет батарею. Оба раненые наши офицеры, инженер Мровинский и лейтенант князь Максутов, находились еще в опасном положении, но раны их принимали, впрочем, довольно удовлетворительный вид. Их из госпиталя перевели в новопостроенный дом, где впоследствии помещалась наша береговая кают-компания. Тут ухаживали за ними со всевозможным старанием. Сколько раз посещал я князя и просиживал у постели его по несколько часов. Помню еще, как просил он меня прийти к нему читать «Мертвые души», когда ему будет лучше. Но Бог судил иное, и любимый всеми офицер наш тихо и безмятежно покоится теперь под простым деревянным крестом на Петропавловском кладбище. Вскоре после переноса Мровинского и князя Максутова пошли дожди, и так как дом был совершенно новый, то сырость проникла в него. Раненые наши простудились. Около 5 дней князь мучился горячкой, и наконец 10 сентября смерть прекратила его страшные страдания. С оторванной рукой он едва мог шевелиться, лежа на спине, разбитой при падении в ров, вырытый за батареею, и к этому всему – горячка. Это было свыше сил его, и в то время, как при мне в аптеке ему готовили мускусовые порошки, прибежали сказать, что князь уже скончался. И к вечеру того же дня мы уже стояли со свечами в руках на первой панихиде за упокой души павшего на брани князя Александра. Грустно было смотреть нам на спокойное, бледное, улыбающееся лицо покойника. 12 вечером было положение в гроб, и тело перенесли в церковь. 13 началась заупокойная обедня и потом отпевание. Церковь не помещала желавших отдать последний долг храброму воину Все были в глубоком трауре. Во время отпевания наш батюшка иеромонах Иона сказал надгробное слово, которое сам едва договорил.

«Смотрите, – говорил он, – на воина, лежащего во гробе перед нами. Не суть ли слова его примером для нас. Во время отнятия левой руки он творит крестное знамение правою, говоря: благодарение Богу! У меня осталась еще правая рука, чтобы молиться ему». Офицеры-товарищи подняли гроб, за дверями церкви послышалась команда «на караул», и дивизион аврорской команды отдал последнюю почесть своему любимому офицеру. День был прекрасный. Гроб нашего сослуживца несли до кладбища между зеленью довольно высокого кустарника, кое-где уже пожелтевшего. Осеннее солнце разливало лучи свои на Авачинскую губу, окруженную со всех сторон высокими горами. Процессия поравнялась с фрегатом. Белое облако вырвалось из левого его борта, выстрел раскатился грохотом по горам и смешался с церковным пением. Тремя выстрелами прощался фрегат с одним из своих офицеров. После фрегата выстрел раздался с перешейка из того орудия, у которого ранен был князь, и еще эхо гор повторило два выстрела с той же батареи. При опускании в могилу раздалось три прощальных залпа, и мы, бросив по горсти земли на гроб усопшего, возвратились в город».

Защитники Петропавловска потеряли убитыми 31 человека, ранения получили 65. В то же время потери англо-французов 24 августа были не менее 300 человек (общие их потери за время осады составляли, как минимум, 350 человек), четыре офицера союзников были взяты в плен, было захвачено также одно британское знамя.

Впечатление от понесенного поражения было настолько велико, что де Пуант не решился вновь штурмовать Петропавловск, и 27 августа англо-французская эскадра отплыла от порта.

Приведем теперь оценку Петропавловской обороны и роли в ней Завойко, сделанную генерал-губернатором Муравьевым в докладе императору от 26 ноября 1854 г.: «Неприятель развеял наконец все наши сомнения о значении Петропавловского порта и оправдал тех, которые заботились об этой стране, смею думать, что и Завойко оправдал свой выбор и мое о нем представление, но кроме верности его подвига заслуживает внимания скромность и подробность его донесения, я не смогу удержать и письмо его ко мне, которое служит дополнением к донесению и свидетельствует о прекрасных его личных чувствах и приемлю приложить оные при сем в подлиннике.

Присланный с донесением Лейтенант Князь Максутов 3-ий, которого подвиг едва ли выше Щеголева, ибо он не сходил со своей батареи, также отличается особенною скромностью, и боюсь, чтобы это прекрасное качество не лишило его успехов в Петербурге, где, вероятно, вскоре получите через газеты донесение французского адмирала, который будет конечно стараться скрыть свое поражение. Английский же адмирал Прайс убит перед Петропавловским портом на своем фрегате и похоронен в Тарьинской губе.

Знамя британского десанта, взятое защитниками Петропавловска-Камчатского в бою 24 августа 1854 г.

Завойко доносит, что неприятель имеет потерю в 350 человек, неприятель действительно потерял столько убитыми и утонувшими, но раненые сверх того (в документе зачеркнуто «и ранеными в том числе». – Авт.), и их должно быть по меньшей мере столько же, и по общепринятому правилу ему должно бы сказать в донесении, что потери неприятеля состоят из 700 человек убитыми коих один адмирал, два штаб-офицера и четыре лейтенанта, это доказывается оставшимися телами, офицерскими саблями и могилами в Тарьинской губе, а также количеством неприятелей, погибших на шлюпках и тела коих в море. Завойко напрасно поверил рассказу пленного, что адмирал Прайс будто бы сам застрелился, неслыханное дело, чтобы начальник застрелился в самом начале сражения, которое надеялся выиграть; не мог адмирал Прайс застрелиться и невзначай своим пистолетом, для какой бы надобности он его брал в руки, находясь на фрегате, за милю от нашей батареи. Впрочем, я убежден, что излишняя скромность Завойко не уменьшит его заслуги во мнении Вашего Величества, а дело говорит само за себя, и верю только, что нигде Англо-Французские эскадры и десанты их не действовали так смело и упорно, как в Петропавловском порту, нигде суда не подходили так близко к нашим батареям (на 2 кабельтовых), и думаю поэтому, что они получили сильные повреждения, сигналы боя они чинили в Авачинской губе двое суток, потом после сражения: 24 числа чинились там уже трое суток, а наконец, когда только вышли из губы, то тотчас скрылись из виду на Ост, т. е. ушли без оглядки, а тем вскоре после их ухода возвратился благополучно корвет «Оливуца» от Ю-В из Тарьинского залива и от В транспорт «Иртыш» из Аяна, а транспорт «Байкал» и о шхуне «Восток» получены были в порт известия из Большерецка. По верности заслуги Петропавловского порта, который за 14 тыс. верст от Петербурга так геройски поддерживает славу Русского оружия, не изволите ли, Ваше Высочество, признать возможным исходатайствовать этому порту Георгиевский флаг, или Георгиевское знамя, 47-ому флотскому экипажу и Георгиевский флаг фрегату «Аврора», и убежден, что подобные награды увеличат наши шансы силы, при (неразборчиво) духа, который уже внушен подчиненным Завойко и Изыльметьева.

Изъявив при этом случае сведений и соображений, явствует, что у нас главный недостаток в Петропавловском порту в крепостной артиллерии большого калибра, а с тем, видите, и снарядов. Я просил туда много бывшей артиллерии еще в марте 1850 года, и прислано только в 1852 году на «Двине» 17 орудий, а на корвете «Оливуца» ни одного, теперь сухим путем доставлять очень дорого, но делать нечего… Необходимо… через Америку, надобно тотчас выслать хоть 24 бомбических орудия самого большого калибра и 24 пушки 36-фунтового калибра с 300 снарядами на каждое. Фрегатская же артиллерия, как видно, недостаточна против неприятельской. Ощутителен также недостаток в офицерах, особенно когда корвет и транспорт в море. Как было и во время бомбардировки, поэтому я приемлю смелость просить Ваше Императорское Величество приказать назначить в Камчатку и отправить сюда нынешнею же зимою одного штаб-офицера, двух лейтенантов и одного в помощь бомбардиру артиллерийского офицера, они скоро войдут в комплект.