Радиоэлектронный шпионаж - Анин Борис Юрьевич. Страница 23

Знакомый Макарова отбыл почти весь срок, его перевели на «химию». И тут он вдруг сообщил властям о бумаге Макарова. Возможно, что ему угрожали новым сроком, и он решил откупиться, сдав «вражеского шпиона». К этому времени Макарова из КГБ уже уволили по состоянию здоровья. По служебному несоответствию его выгнать было нельзя: Макаров не пил, не задерживался милицией, на работу не опаздывал. Да и формулировки типа «уволен по служебному несоответствию» его руководство не любило, предпочитая увольнение неугодных «по состоянию здоровья». Поскольку придраться к здоровью Макарова было трудно, решили использовать психиатрию, где не было точных и четких научных критериев.

Во время медицинского освидетельствования в центральной поликлинике КГБ, которому раз в год подвергались все комитетские сотрудники, Макарова стали уговаривать лечь на обследование. Он наотрез отказался. Через пару-тройку дней после визита в поликлинику несколько здоровенных молодцов в белых халатах схватили Макарова и засунули в санитарную машину. Его отвезли в Московскую психиатрическую больницу номер 15 и поместили в ее 13-е мужское отделение, которое было «домашней» психлечебницей для чекистов. Персонал этого отделения руководству 15-й больницы не подчинялся, а назначался с санкции центральной поликлиники КГБ. По интенсивности наблюдения за подопечными комитетская «домашняя психушка» не уступала даже знаменитой Лефортовской тюрьме КГБ. При поступлении в больницу (примерно в 3 часа дня) Макарову сделали инъекцию, а в 11 вечера он почувствовал, что умирает.

Но Макаров не умер, а через пять лет очутился в лагере «Пермь-5». Это был суровый лагерь среди лесов, окружала его двойная ограда с колючей проволокой, вышками, собаками, вооруженной охраной. Прибывших туда для отбытия срока наказания размещали в бараках сначала по десять — пятнадцать, а потом — по шесть-семь человек. Побудка в 6.30, поверка — в 7.00, завтрак — в 7.30, работа — с 8.00 до 17.00 с получасовым перерывом на обед, в 22.30 — отбой, и так все пять лет. Макаров сначала работал в зоне грузчиком, потом — за швейной машинкой, затем стал фрезеровщиком. Свободное время он проводил читая книги из тюремной библиотеки и религиозную литературу, которую ему передавал диссидент Александр Голдович. Благодаря ему Макаров приобщился к религии.

После освобождения из лагеря Макаров дал несколько газетных интервью, в которых поделился откровениями о КГБ вообще и о 16-м управлении в частности, а затем эмигрировал в Англию, где устроился на работу садовником и стал получать небольшую пенсию от английского правительства. Пенсия стала свидетельством признания заслуг Макарова в качестве английского шпиона.

Публикации, подготовленные на основе полученных от Макарова сведений, позволили составить более подробное представление о структуре 16-го управления КГБ. Согласно этим публикациям, оно располагалось в доме под номером 9 на Самотечной улице в десяти минутах езды от Кремля в 9-этажном доме, построенном еще в 50-е годы. Его 1-й отдел, насчитывавший в своем составе около ста человек, занимался вскрытием шифров. 3-й отдел переводил прочитанную корреспонденцию на русский язык. Затем эти переводы поступали в 4-й отдел, где они редактировались и снабжались пояснительным комментарием. Там осуществлялся отбор материала для распространения за пределами 16-го управления. Отобранный материал оформлялся в виде двух брошюр: 12-страничная «Брошюра № 1» была предназначена для сведения членов Политбюро ЦК КПСС, а «Брошюра № 2» поступала на ознакомление начальникам Первого и Второго главков КГБ, занимавшихся разведкой и контрразведкой соответственно. Без указания источника полученных данных информация отправлялась из 16-го управления также и в другие советские правительственные ведомства.

5-й отдел 16-го управления занимался анализом шифрсистем и осуществлял связь с соответствующими разведывательными организациями стран-союзниц.

Так называемая Служба № 1, занимавшая дом 24 по улице Заморенова, отвечала за «закладки» и за другие технические методы проникновения в посольства иностранных государств. 1-й отдел Службы анализировал зарубежную аппаратуру шифрсвязи на предмет выявления возможных мест для внедрения в нее «закладок», а также разрабатывал методы улавливания сигналов, излучаемых этой аппаратурой. 2-й отдел Службы занимался перехватом таких сигналов и их обработкой для восстановления по ним текстов передаваемых сообщений. 3-й отдел работал с таможенными органами и другими управлениями КГБ, которые помогали проводить операции по установке и удалению «закладок». 5-й отдел очищал перехваченные сигналы от статических и других помех.

Для взлома шифров в 16-м управлении КГБ использовался самый мощный компьютер в СССР под названием «Булат», который размещался в 21-этажном небоскребе на проспекте Вернадского.

В 1991 году Президент СССР Горбачев положил конец существованию КГБ. Его 16-е управление вошло в состав Федерального агентства правительственной связи и информации (ФАПСИ). Структура ФАПСИ была построена по образу и подобию американского АН Б. С окончанием «холодной войны» у разведок супердержав коренным образом сменились приоритеты — главными их противниками стали торговцы наркотиками и оружием, организованная преступность и террористы. Борьба с ними потребовала от американских и российских спецслужб консолидации своих усилий и развития сотрудничества. На такое сотрудничество с готовностью пошли все спецслужбы, за исключением радиоразведывательных. Основная причина состояла, по всей видимости, в том, что источник радиоразведывательной информации очень легко скомпрометировать и в результате — потерять, и последствия этой потери будут намного более ощутимы, чем в любой другой области разведывательной деятельности.

ПОСОЛЬСТВА

НА ПЕРЕДНЕМ КРАЕ

Занимаясь радиоразведкой против зарубежных государств, КГБ имел хорошую возможность действовать непосредственно с их территорий, пользуясь «заповедностью» дипломатических зон, на которых размещались полномочные представительства советского внешнеполитического ведомства. В США таких «заповедников» у КГБ было три: миссия при ООН в Нью-Йорке, посольство в Вашингтоне в пяти кварталах от Белого дома и консульство в Сан-Франциско. Верхние этажи соответствующих зданий в этих трех американских городах, как и в зданиях всех советских дипломатических представительств за рубежом, были заполнены электронной аппаратурой, а на их крышах рядами возвышались антенны.

Типичная станция перехвата в советском посольстве представляла собой комнату, битком набитую радиоаппаратурой, микроволновыми приемниками, аппаратами звукозаписи, телетайпами и прочей электроникой. С ее помощью перехватывалась информация, исходившая от американских шпионских спутников и других систем военного назначения, записывались телефонные и радиопереговоры. В некоторых странах, например в Японии, удавалось даже напрямую подключаться к телетайпным линиям министерств иностранных дел и записывать все сообщения, передававшиеся по этим линиям. Процесс перехвата был до такой степени автоматизирован, что обычно с ним управлялся один техник, которому придавались в помощь жены офицеров посольской резидентуры КГБ.

Являясь форпостом отечественной радиоразведки, любое советское посольство было особенно уязвимо именно по причине своего расположения на территории зарубежной страны. И если от иностранных радиошпионских спецслужб можно было надежно защититься звуконепроницаемыми окнами, а также двойными стенами, полами и потолками, промежутки между которыми постоянно «озвучивались» музыкой и электронными импульсами глушения, то применить подобные же технические средства для защиты сотрудников посольств от посягательств со стороны иностранных спецслужб было нереально. Особенно опасаться приходилось за шифровальщиков, которые знали больше секретов, чем кто бы то ни было. Вечный страх начальства, что кто-нибудь из них может стать добычей противника, был настолько велик, что шифровальщикам не разрешалось выходить за пределы посольского комплекса без сопровождающих.