Резидент свидетельствует - Синицын Елисей. Страница 41

По словам Ахти, руководитель службы радио обратился к премьер-министру Кастрену с просьбой, чтобы кто-либо из членов правительства выступил по радио о таком важном событии, как подписание перемирия, но тот отказался. Отказались и некоторые ведущие политические деятели. Только Урхо Кекконен дал согласие выступить. Ахти вынул из кармана машинописные страницы и стал с листа переводить мне содержание речи Кекконена.

«…Мы все, весь народ, должны стойко перенести свое поражение. Мы проиграли войну против Советского Союза, наша мужественная борьба окончилась тяжелым поражением… Нам нужно перед собой и другими признаться, что наш отважный и стойкий противник победил нас… Нам никогда не удастся вернуть военными средствами положение, которое мы занимали до войны. Честное признание этого факта станет предпосылкой и пробным камнем для нашего национального существования, ибо вынашивание мысли о мести и как явные, так и тайные планы вернуть потерянное, то есть мысли о реванше, означают гибель для нашего народа…

Мы должны исходить из того факта, что Финляндия и Россия были и будут соседями. Советский Союз в настоящее время превращается в ведущую европейскую державу, и нам следует понять суровую действительность мировой политики, хотя бы в такой степени, чтобы уяснить себе, что Советскому Союзу в его положении совершенно незачем мириться с такой ситуацией, когда вблизи его западной границы на протяжении более тысячи километров тлели бы непогашенные очаги ненависти и войны. Если мы вследствие унаследованного нами недоверия не захотим воспользоваться этим путем, это будет означать, что мы не верим в будущее финского народа…

Договор о перемирии, хотя он и является суровым, обеспечивает нашу государственную свободу. Более того, мы предполагаем, что сохранение независимости Финляндии в интересах Советского Союза, поскольку ему, надо думать, больше пользы от независимой, верящей в будущее Финляндии, чем от покоренной, приговоренной к подневольному существованию страны. Результаты, к которым привела эта война, свидетельствуют о том, что наша политика в последнее время была ошибочной.

По вполне понятным причинам настроение у нас в стране нерадостное. Но у нас все же нет никакого повода для мрачной безнадежности. От нашей рассудительности и реалистического подхода зависит теперь не только наша жизнь, но и судьба финского народа, жизнь грядущих поколений. И мы не должны подвергать ее опасности из-за своих предрассудков и упрямства, отрицающего объективную реальность……

— Я знаю больше, чем другие, — сказал Ахти, — какие трудности преодолел Урхо Кекконен, чтобы составить и всенародно выступить с такой программой.

Должен признаться, что на меня эта программа произвела большое впечатление. Каким надо быть мужественным и преданным демократии человеком, чтобы в первые дни после подписания Соглашения о перемирии, когда еще не потушены пожары от налетов нашей авиации, призывать народ Финляндии отказаться от вражды и ненависти к Советскому Союзу и начать строить мирные и добрососедские отношения!

Ахти передал мне для ознакомления «Тезисы» выступления Кекконена перед депутатами шведского риксдага.

«…Не в интересах Финляндии быть союзником какой-либо великой державы в качестве форпоста у советской границы, находящегося постоянно начеку и подверженного угрозе первым попасть под колесницу войны, не имея при этом достаточного политического влияния, чтобы с ней считались при решении вопросов войны и мира.

Мы не можем также строить свою будущую внешнюю политику на политических противоречиях между Советским Союзом и его нынешними союзниками и на предсказываемом разладе между нами… Таким образом, национальные интересы Финляндии не позволяют ей связывать себя с политической линией, направленной против Советского Союза или даже думать о такой линии. Другим альтернативным путем является осуществление политики нейтралитета…»

Так никто из финских политиков еще не говорил. Я решил, что на общем политическом фоне Финляндии выступления Урхо Кекконена были совершенно экстраординарным явлением. Следовало самым горячим образом обратить внимание Москвы и Жданова на мудрые слова финского политика. Я подготовил по этому поводу служебную записку…

Прошло уже пять дней после передачи Жданову материалов источника Ахти в отношении Урхо Кекконена, но никаких сигналов из резиденции не поступало. Тогда я решил сам проявить инициативу. Явился к Терешкину и попросил доложить Жданову о моем желании встретиться с ним. Оказалось, что Жданов, ознакомившись с материалами, сам хотел утром встретиться со мной, но учитывая дневную занятость, сказал, что примет меня вечером.

Встретил он меня доброжелательно. Поздоровавшись, Жданов предложил кресло, а сам уселся на диване рядом с журнальным столиком, на котором, как я заметил, лежали мои справки.

Свой доклад я начал с краткого обзора деятельности демократических сил в военные годы. Рассказал, как они боролись за сепаратный выход Финляндии из войны. В числе таких политиков назвал шесть левых социал-демократов, которые все еще находятся в тюрьме. Сделал я это, имея в виду обратить внимание Жданова на то, что необходимо потребовать от правительства Кастрена незамедлительного выполнения статьи 20 перемирия. Жданов на лету ухватил эту мысль. Прервав меня, он вызвал своего заместителя генерал-лейтенанта Савоненкова и предложил ему сделать представление премьер-министру Кастрену по поводу неудовлетворительного выполнения статьи 20-й Соглашения о перемирии. Я назвал Савоненкову имена.

— В «шестерку» Карла Вийка, — отметил я, — входят такие деятели социал-демократической партии как К. С ундстрем, В. М елтти, М. А мпуя, Ю. Р ясянен, К-М. Р юдберг.

После того, как вопросов к этой части информации от Жданова не последовало, подробно проинформировал его о выступлении 25 сентября 1944 года Кекконена по радио с программой послевоенного переустройства Страны на демократической основе.

— Такую программу можно приветствовать и надо поддержать, — энергично высказался Жданов и неожиданно спросил: — Какие предложения на этот счет вы имеете?

— Чтобы осуществить программу, предложенную Кекконеном, — сказал я, — нужно всем демократическим силам положить много труда, поскольку политическое руководство страны явно будет пытаться сорвать ее. Ведь дело в том, что нынешнее правительство Кастрена как проводило, так и продолжает проводить политику, выгодную реакционным силам. Оно укрывает их от справедливого суда. Это правительство надо прогнать в отставку, а вместо него образовать правительство во главе с Паасикиви, — высказался я, изложив главе СКК то, что уже давно созрело у меня и моих друзей. Я добавил, что подоспело время для демократов готовить парламент к принятию закона о суде над виновниками войны.

— Почему вы однозначно считаете, — прервал меня Жданов, — что надо выдвигать Паасикиви в премьер-министры нового правительства? Ведь из материалов о Кекконене, с которыми я ознакомился, и особенно из его выступления по радио ясно, что Кекконен на посту премьер-министра может решительнее и быстрее демократизировать страну и установить дружеские и добрососедские отношения с СССР? — сказал Жданов, улыбаясь и всем видом показывая, что я ошибся, называя Паасикиви в качестве будущего премьер-министра.

— В парламенте неделю тому назад обсуждались кандидатуры на пост нового премьер-министра. Там были подвергнуты обсуждению двое возможных кандидатов — Паасикиви и Кекконен. Но от Кекконена получили категорический отказ. При этом Кекконен добавил, что самым подходящим кандидатом на этот пост является Паасикиви. После отказа Кекконена парламент утвердил Паасикиви на пост премьер-министра. Только поэтому я и осмелился назвать его первым кандидатом в премьеры, — улыбаясь в свою очередь Жданову, ответил я. — Тогда же Ахти рассказал мне, а я передаю вам, что в результате его обсуждения с Кекконеном вопроса о премьер-министре он, Ахти, советовал Кекконену добиваться поста министра юстиции, чтобы успешно разогнать фашистские и полуфашистские союзы и группировки в стране и расчистить поле демократическим силам для проведения в жизнь его программы.