Идет розыск - Адамов Аркадий Григорьевич. Страница 52

Наконец вернулся Терентий Фомич. Виталий услышал вначале, как у порога радостно повизгивает Алдан. И подумал: «А, ведь, и ребят пропустил, не облаял, и Пенкина. Ну, пес». Потом донеслись легкие, торопливые шаги.

Виталий вышел в прихожую. Терентий Фомич уже снял свою телогрейку и теперь одной ногой об другую стягивал залепленные грязью сапоги. В носках он направился в комнату, приглаживая ладонями седые вихры.

– Ну, как ты тут, сынок? – добродушно прогудел он.

– Зря я сижу, – проворчал Виталий, входя вслед за стариком в комнату. – Домой надо ехать, вот что. Вас с Галей поблагодарить и ехать. Никого я тут все равно не найду. Разве без точного адреса можно? Дурака свалял. Вот если будет сегодня оказия до станции, то и поеду. Пенкин Гриша, вроде, обещал. Проведывал меня час назад.

– Успеешь еще, – махнул рукой старик. – Сейчас хозяйка моя прибежит, обед соберет, от мы с тобой все и обсудим.

Он уселся к столу, закурил и настроился, как обычно, на философский лад.

– От, ведь, гляди на милость, – задумчиво начал Терентий Фомич. – Как это, можно сказать, человек хитро устроен. Вот, к примеру. Всего ты у нас живешь ничего, двух дней нет. Так? А я к тебе привык и уже отпущать неохота. Ты скажешь, это что за материя, да? А это, милый человек, не материя, а природа. Ты мне, допустим сказать, нравишься. А вот другой, тоже хороший человек, моей душе, ну, не подходит и все тут, как ни верти. Я уж про плохого не говорю. Хотя это тоже, обрати внимание, хитрая материя. Мне он, допустим, плох, другому хорош. А то еще хитрее: глянешь с одной стороны – хорош, хоть куда, а с другой – эге, не то совсем. А у человека, чтоб ты знал, одной-то стороны не бывает. Нет такого человека. Хоть и нас с тобой взять. Или, вот, Петра Савельевича, к примеру. Видный мужик, самостоятельный. Ты у него в дому был. И рассуждения у него – ого! Он тебе и про Америку, и про Рейгана – во, как врежет. И продовольственную программу опишет, что тебе телевизор. А душа моя его не приемлет, и все тут. Потому как другая сторона в ем есть.

– Но другие-то люди приемлют, раз в правлении он?

– Ну, да. Приемлют. Держат, – Терентий Фомич хитро подмигнул. – Сидит он почему, думаешь? А потому, как рекомендован. Понял?

И он многозначительно указал пальцем на потолок.

– Бывает, – усмехнувшись, согласился Виталий. – Но я лично их жизни не завидую. Когда положению не соответствуешь, уважения к тебе ноль. И тут хоть десять раз тебе кто поклонится, а ты это все равно нутром будешь чувствовать. Паршиво. По мне, конечно. А кому, может, на это и наплевать.

Виталий даже на минуту отвлекся от своих беспокойных мыслей.

– Во, во, – подтвердил Терентий Фомич. – А уж посля смерти так нипочем добром не помянут. Как не было. Сродственникам, я вот думаю, каково? Жизнь, милок, хитро устроена. Не обманешь ее. И опять же тут душа, а она приказов не принимает. Потому как не материя это, а природа, – туманно пояснил он и вздохнул.

Виталий посмотрел на часы. Малая стрелка подползала уже к цифре четыре.

Но тут, как бы откликаясь, наконец, на его нетерпение, на улице послышалось взрывное тарахтение мотоцикла.

Звуки замерли возле дома, и сразу басовито, но не злобно гавкнул Алдан.

Виталий подошел к окну. С мотоцикла Пенкина соскочила Галя в своей аккуратненькой телогрейке, с желто-зеленой косынкой на голове и устремилась к крыльцу. Почему-то она ехала не в коляске, а пристроилась за спиной у Пенкина. За Галей солидно, вразвалочку последовал и Григорий, на этот раз в штатском костюме и кожаной куртке, небрежно размахивая белым дорожным шлемом. Виталий отметил, что мотоцикл, на котором тот приехал, был неслужебным.

В неторопливой пружинистой походке Пенкина, в его, как обычно, серьезном лице можно было, однако, уловить какое-то скрытое беспокойство. Или это всего лишь почудилось Виталию, как решил он тут же, потому что сам был полон такого беспокойства. Впрочем, приезд Пенкина среди дня, задолго до назначенного срока, мог, конечно, и вовсе ничего не означать, кроме, допустим, желания подвезти Галю, которую случайно встретил где-то. «Да, ничего этот приезд не означает», – старался убедить себя Виталий. И все же он не смог победить охватившее его вдруг волнение и с заметной поспешностью вышел из комнаты навстречу приехавшим.

Первой с улицы вбежала Галя, раскрасневшаяся, оживленная, на ходу снимая телогрейку, и, увидев Виталия, торопливо и весело сообщила:

– Вон какой у меня шофер! Ой, я же задержалась! Вы тут с папой, поди, изголодались. Сейчас, сейчас…

Она скинула телогрейку и исчезла за дверью в кухню.

За Галей появился и Пенкин. Одновременно из комнаты вышел Терентий Фомич. Увидев Пенкина, он радушно улыбнулся, развел руки и воскликнул:

– О-о! Кто пожаловал! Милости просим. Сейчас закусим, чем бог послал.

Но Пенкин отрицательно покачал головой.

– Не могу, Терентий Фомич. Прошу извинить, дела. Вот и вашего гостя должен увезти. Тоже извинить прошу.

– Да-к, как же без обеда-то? – забеспокоился старик. – Не-ет, не отпустим. Не по-нашему это, как хочешь.

– Велено доставить, – сурово сказал Пенкин. – Для объяснения.

– Какое такое объяснение?

– Насчет ночного нападения.

– Да невиновный он, ты что!

– Известно, что невиновный. Но объяснение дать должен.

– Раз так, надо ехать, – поддержал Пенкина Виталий, берясь за висевшее тут же пальто. – Вы уж и в самом деле извините, Терентий Фомич. Авось, там и перекушу.

– Там перекусишь, как же, – не сдавался старик. – Ежели заарестуют, баландой перекусывать будешь. Вот я с тобой поеду. Возьмешь, аль нет? – обратился он к Пенкину.

– Не велено никого брать. И арестовывать его вовсе не собираются, – возразил Пенкин, и впервые в его голосе проскользнуло нетерпение.

Из кухни выскочила Галя и, почему-то не вступая в спор, быстро сказала:

– Погодите. Я в дорогу соберу.

Она снова юркнула за дверь и, пока Виталий надевал пальто и искал шапку, – появилась из кухни с бутылкой молока, заткнутой скрученной бумагой, и пестрым тряпичным свертком.

– Вот, держите, – сунула она все это в руки Пенкину. – Молоко, хлеб с салом. Авось по дороге-то сжуете.