У ворот Ленинграда. История солдата группы армий «Север». 1941—1945 - Люббеке Вильгельм. Страница 5

Наблюдая за тем, как врач бинтует ногу Юхтера, я спросил, не стоит ли наложить жгут, чтобы остановить кровотечение. Врач заверил меня, что в этом нет необходимости, поскольку ранение не смертельное.

Закончив перевязку, врач посоветовал мне перенести Юхтера в полевой госпиталь, оборудованный в бетонном подземном бункере, расположенном в 70 метрах от нас. Что я и сделал с помощью санитаров.

Вдоль стен бункера лежали раненые, сваленные как дрова. Найдя дежурного врача, я сказал ему, что у меня тяжелораненый солдат, который нуждается в тщательном уходе. Он ответил: «Да, конечно, я вас понимаю, но войдите в мое положение. Необходимо соблюдать очередность. Положите его здесь, и мы позаботимся о нем». Наклонившись к Юхтеру, я заверил его: «Завтра я проведаю тебя».

На следующее утро, когда я вернулся в госпитальный бункер, мне сообщили, что ночью Юхтер умер. Вероятно, он скончался от шока и потери крови. Я с трудом сдержал себя. Его можно было спасти. Во всем был виноват полковой врач, который так и не наложил жгута. Мне пришлось пережить гибель многих боевых товарищей, но смерть Юхтера казалась мне бессмысленной жертвой.

Я остался в одиночестве. У меня не было ничего – один мундир и пара револьверов. Я обдумал сложившееся положение. Приказ был при мне, и теперь у меня появилось больше причин покинуть Хель.

Вечером на следующий день я прошел к порту, находившемуся на расстоянии около 500 метров от моего расположения, чтобы разведать обстановку. И тут мне выпал редкий случай, изменивший мою судьбу.

Около четырехсот полностью экипированных солдат были построены недалеко от дока. Было очевидно, что они собираются оставить Хель. Я решил следовать вместе с ними, куда бы они ни отправлялись. Перебросившись парой слов с солдатами, которые говорили с силезским акцентом, я узнал, что их пехотное подразделение готовилось отплыть в Германию.

Было довольно странным, что никто не спросил меня, кто я такой и куда я направляюсь, ни в Хеле, ни когда я возвращался с фронта. Возможно, это было из уважения ко мне, как офицеру, к мундиру обер-лейтенанта, хотя я уже имел присвоенное мне в марте звание капитана. А возможно, это было следствием нараставшего в тылу хаоса.

Лишь только стемнело, был дан приказ на отплытие. Я поднялся на борт небольшой баржи с двумя сотнями солдат. Спустя полчаса, когда баржи прошли расстояние в полтора километра, неожиданно над нами нависла огромная тень. Это новейший немецкий эсминец готовился к морскому переходу в Германию.

Когда мы взобрались по трапу на борт судна, нас тепло встретили матросы, которые разместили нас, где только было можно. Солдаты расположились на ночь, обещавшую быть холодной, на палубе, а меня пригласили в одну из кают внизу.

Несмотря на недавние случаи торпедных атак против немецких судов, направлявшихся в Германию, я впервые почувствовал, укладываясь в койку, какой-то проблеск надежды на спасение. Что ждало нас?

Рано утром меня разбудил матрос. «Господин обер-лейтенант, война закончилась», – произнес он угрюмо.

Было 9 мая 1945 г.

Вспоминая прошлое, я могу сказать, что мой удачный побег из Хеля, возможно, спас меня от выбора между русским пленом и самоубийством. В тот момент, когда я узнал о нашей капитуляции, я не испытал никаких чувств – ни радости, ни печали. Я был сбит с толку, остро ощущал потерю всего того, что мне было привычно, и мучительную неизвестность дальнейшей судьбы – моей и Германии.

Глава 1. Деревенское воспитание

Всего пять лет прошло после того, как Вторая мировая вой на закончилась для меня на том эсминце, и вновь зловещее предчувствие новой войны с Россией овладело мной.

Я знал, что такое война. Невыносимая пыль и жара летом. Пронизывающий до костей холод зимой. Непролазная грязь осенью и весной. Ненасытные комары и вечные вши. Лишение сна и физическое истощение. Пули, свистящие в воздухе. Разрывы снарядов и бомб, сотрясающие землю. Смрад от разлагающихся трупов. Постоянный страх плена и смерти. Гибель товарищей. Отупляющая жестокость. Болезненное расставание с близкими и любимыми.

Напряжение в отношениях между Советским Союзом и Западом постепенно нарастало во второй половине 40-х гг., и призрак войны опять омрачил наше будущее. Мне едва удалось выжить в тяжелейших боях в России, и теперь меня снова начала угнетать мысль, что меня неизбежно ожидают поля сражений. Я был молодым по возрасту ветераном, служившим в вермахте младшим офицером, и было несомненно, что бундесвер Западной Германии призовет меня в свои ряды, если разразится война. Но я не хотел этого.

Ввиду возможного военного конфликта в Европе и тяжелого положения в экономике послевоенной Германии мы с женой подумывали, не оставить ли нам наше отечество и попытать счастья за границей, чтобы обеспечить себе более надежное будущее. Очень трудно было принять окончательное решение эмигрировать. Возвращаясь мыслями в минувшее, я понимаю, что это был поворотный пункт, когда я оставил в прошлом Германию и войну, чтобы начать новую жизнь сначала в Канаде, а потом переехать в Соединенные Штаты.

Германия в 1937 г.

И все же прошлое, по мере того как я старел, все больше притягивало меня. Говорят, что чем старше ты становишься, тем чаще вспоминаешь, что произошло много лет назад. Возможно, это правда. Даже спустя более чем полстолетия моя память хранит живые и неизгладимые воспоминания моего детства в Германии военных лет и времени борьбы за выживание в послевоенной Германии, и первых лет иммиграции.

Мое поколение получило совсем другое воспитание, чем молодежь современной Германии. Семья была в центре немецкого общества, совместно со школой, церковью и правительством она поддерживала общественный порядок и сохраняла консервативные ценности. В Германии семья и школа учили наше поколение уважению к соотечественникам и власти, что отсутствует в наше время.

Это уважение проявлялось, пожалуй, явственнее всего в вежливости к другим людям, которую в нас воспитывали. Если мужчина ехал в переполненном автобусе или трамвае и входила женщина или пожилой человек, он уступал им место. Когда переступали порог дома, церкви или школы, снимали головной убор. Когда мужчина встречал женщину, он приподнимал свою шляпу и делал легкий поклон. Мужчина сопровождал женщину, всегда предлагая ей правую руку, и, открывая дверь, пропускал ее вперед. Такие правила могут показаться старомодными сегодня, но они были выражением глубоких ценностей немецкого общества в то время.

Общество в целом принимало и уважало власти. Нас так воспитывали, особенно это касалось тех, кто проживал в сельской местности вдали от больших городов. Существовали строгие правила поведения в обществе. Представитель власти давал разрешение на все: начиная с женитьбы и заканчивая переменой места жительства. Общественные протесты были редки. В сравнении с частыми и масштабными протестами нашего времени на них можно было тогда вообще не обращать внимания.

Когда в 1930-х гг. все же устраивались демонстрации, они ограничивались крупными городами, и их организовывали политические партии, такие как нацистская и коммунистическая. Большинство немецких граждан даже и не помышляли выйти на улицу, чтобы маршировать и выкрикивать партийные лозунги. Такое большое количество протестующих и выходящих на демонстрации людей, как в современной Германии, трудно было представить в то время.

Задолго до прихода нацистов к власти военная верхушка Германии привила народу уважение к порядку и власти, к каждому общественному институту: семье, школе, церкви, суду и всему прочему. Когда мы готовились к службе в армии, инструкторы учили нас дисциплине и повиновению. Мы исполняли приказы наших офицеров беспрекословно, несмотря на любую цену, которую за это придется заплатить.

Немецкий народ, в свою очередь, относился к военным в своей стране с уважением, оказывая им патриотическую поддержку, подобно тому как в Соединенных Штатах американцы в наше время уважительно относятся к своей армии. Во время войны патриотические речи и собрания, пропагандистские плакаты и фильмы, сбор средств, в том числе драгоценных металлов, для производства оружия и боеприпасов и, косвенно, даже бомбардировки, осуществляемые союзными державами, способствовали укреплению единства между народом Германии внутри страны и немецкими войсками, сражавшимися за ее границами. Таково было состояние общества, которое сделало Германию столь сильной во время Второй мировой войны.