Русский дневник солдата вермахта. От Вислы до Волги. 1941-1943 - Хохоф Курт. Страница 16

– Прямое попадание противника, – отрезал Хюбл. – Пойду доложу Гетцу.

Он так и сделал. Сказка о вражеском прямом попадании нашла понимание. Мы перевязали раненых и осторожно оттащили в сторону. По счастливой случайности осколки лишь задели их, не причинив серьезного вреда, но вызвав обильное кровотечение. Брайтзаммер закурил и, глядя на меня счастливыми глазами, прошептал:

– Похоже, для меня война закончилась. Ты как думаешь?

– Может быть. Не забудь своим и про нас написать.

– Обязательно напишу и пошлю пачку сигарет, – отшутился он.

Возвращаясь на наши передовые позиции, на одной из дюн я увидел оседланную русскую лошадь, обгладывавшую куст чертополоха. И хотя она мне не очень понравилась, я быстро вскочил в деревянное седло и дал ей шпоры. Она заржала, поднялась на дыбы и галопом помчалась прочь, не слушаясь поводьев. Пришлось попытаться вразумить ее ударами по шее плоскостью штыка от винтовки. Внезапно из облака пыли вынырнул огромный танк. Лошадь испугалась, вновь поднялась на дыбы и крупом задела какой-то забор. Я не стал искушать судьбу и спрыгнул.

– Что вы здесь делаете? – послышался громкий голос. – Взбирайтесь скорее к нам. Вам что, жизнь не мила?

Человек, протянувший мне руку, чтобы подтянуть меня на броню, оказался моложавым полковником Филиппом.

– Вы следуете не в ту сторону, – насмешливо проговорил он.

Полковник отличался отчаянной храбростью, и это его качество было хорошо известно среди солдат. Он достал карту, сориентировал меня и ссадил на ближайшем перекрестке. Больше мы с ним не встречались.

Здесь, на Днепре, мы впервые почувствовали на себе применение русскими тактики нанесения массированного минометного огня. Днем свободно передвигаться стало очень трудно.

Наш наблюдательный пункт находился на плоской вершине небольшого холма, поросшего коноплей. В утренних сумерках наступавшая пехота уже через какую-то сотню метров напоролась на минное поле. Нам хорошо были видны разрывы от мин и взлетающие в воздух тела. Уцелевшие с опаской вернулись на исходные позиции. Мы расположились за старым домом у подножия холма. Впереди раскинулся город Черкассы с красивыми деревьями в садах. Самих домов видно не было, над деревьями возвышались только несколько башен и труба сахарного завода. Через каждые 10 минут над нашими головами с громким ревом пролетали тучи самолетов, ведя огонь из всех своих пулеметов и пушек. Появились саперы и, обливаясь потом, обезвредили более 400 коробчатых мин [47]. При каждой находке они прятались в укрытие. Между тем по мосту в восточном направлении продолжали двигаться вереницы машин противника. Наша артиллерия не наносила по ним ударов, поскольку была надежда взять мост целым и невредимым.

Внезапно из штаба роты прибыл Эрхард. Он сдал дела по хлебопекарне, чтобы быть среди нас и, по его выражению, «не пропустить самого главного». Эрхард сразу же принялся строить планы, как захватить мост. Ему очень хотелось заслужить Рыцарский крест, а более подходящего случая могло и не представиться. Эрхард служил уже четыре года, многое повидал и рвался совершить военный подвиг. Его отец, простодушный крестьянин, любивший пропустить рюмочку хмельного и игравший по праздникам на цитре [48], будучи добрым католиком, привил ему нелюбовь к различным политическим партиям и уважение к военной службе. Эрхард лучше всех знал географию и все больше склонялся к тому, чтобы стать кадровым военным.

Казалось, что мост совсем рядом и его можно достать выстрелами из винтовки. Мы представляли себе с различными комментариями, как в качестве ударной группы внезапно пробьемся к нему по берегу и как этому удивятся русские.

Свой подвиг по взятию моста мы не успели осуществить. Противник просто оставил свои оборонительные позиции в виде системы располагавшихся полукругом одиночных окопов и минных полей перед ними. Город без боя был взят с юга. Как и большинство русских поселений, он занимал большую площадь и имел планировку, напоминающую шахматную доску. Улицы были песчаными с возвышающимися тротуарами, главные улицы вымощены булыжниками или имели деревянное покрытие. Теперь, когда русские ушли, население занялось грабежами, растаскивая пачки с табаком с махорочной фабрики, мешки с сахаром с сахарного завода и увозя на телегах доски, лежавшие в штабелях на берегу. Грабители забирались в брошенные зажиточные дома. Особо ценились у них антикварные клетки для птиц, мягкие стулья царских времен, остекленные шкафчики и другие предметы роскоши.

Дома в старинных Черкассах в основном были каменными и, как потом я узнал из Малой советской энциклопедии, построенными в стиле «украинского барокко по проектам Растрелли». Здесь имелись школы, детские сады, библиотеки и одна гимназия, в которой мне в один из дней удалось основательно покопаться в библиотеке. Это занятие отняло у меня все послеобеденное время. Я обнаружил большое количество трудов по естествознанию, географии, математике и коллекцию книг немецких, французских, английских классиков в солидных переплетах. Среди них произведения Гете, Шиллера, Вольтера, Дидро и Шекспира на языке оригинала, напечатанные в Москве. Здесь я нашел и упомянутую выше Малую советскую энциклопедию.

В ней, в частности, утверждалось, что современный антисемитизм является французским измышлением. В 1850 году во Франции появились протоколы «пути Сиона» [49], а Казимир Великий привел из Германии евреев в Польшу – предков говоривших по-немецки восточных евреев. На этом языке в 1933 году говорило 72,6 процента русских евреев (население города Черкассы составляло 40 тысяч жителей, из них ровно треть были евреями). Первыми организаторами погромов в этой стране явились греки из Одессы, которые видели в евреях конкурентов. Самыми страшными стали погромы, продолжавшиеся с 23 по 27 апреля 1881 года. Тогда от рук черни погибли тысячи евреев [50]. Это явилось историческим моментом: еврейство решилось на переезд в Австрию и Америку. С другой стороны, евреи, оставшиеся в России, примкнули к революционному движению. Из их среды вышло много террористов, покушавшихся на царя в последующие десятилетия. Эти покушения, в свою очередь, вызвали погромы, организованные государством. Министр Плеве приказал полиции провести полицейские погромы в Кишиневе, Гомеле и 30 других более мелких городах. С 18 по 20 октября 1905 года на Украине прошло 700 планомерно подготовленных полицией погромов. Знаменитый погром в Белостоке с 1 по 3 июля 1906-го, унесший жизни более 200 человек, был устроен армией. С началом мировой войны армия провела множество погромов во многих малых городах, считая евреев немецкими шпионами. Воевавшие против Красной армии войска Деникина и других белых генералов в общей сложности убили 200 тысяч евреев. Советы были друзьями евреев, ведь наибольшее число областей их проживания приходилось на новые приграничные республики, бывшие ранее территориями Румынии, Польши и Литвы [51].

С меня было достаточно. Евреи являются амаликитянами [52] современного мира. Однако в Писании сказано: «Не плачьте над мертвыми и не скорбите о них. Плачьте о том, кто тянет вас туда, ибо он никогда не воскреснет и не увидит своего отечества».

Тут я вспомнил о Блуме с его нигилистскими взглядами, и мне так и захотелось ему сказать: «О, Блум, как же тебя называть? Назови мне свое подлинное имя, благочестивый шваб. Разве твои загадочные отцы не сидели пополудни в воскресенье над Писанием? Разве они не читали стенания и прорицания, которые должны осуществить их потомки? Вспомни об украинской дождливой ночи, когда мы лежали, укрывшись брезентом, и ты с иронией рассуждал о своих предках, благочестивых швабах, отвечая на мои вопросы. Как же мне называть тебя, Иеремия? [53] Тебе не суждено воскреснуть и увидеть свой родной Карлсруэ, Иеремия Блум!»