Русский дневник солдата вермахта. От Вислы до Волги. 1941-1943 - Хохоф Курт. Страница 9

– Скоро он сам сможет выпекать хлеб, – заявил Эрхард. – Пусть он печет, тогда я смогу остаться с вами.

– Мне не хочется заниматься этим в одиночку, господин унтер-офицер, – заметил Бланк.

– Когда я доложу фельдфебелю, что вы можете выпекать хлеб, то вас уже ничего не спасет, – отрезал Эрхард.

Они оба были из Баварии и начали спорить на диалекте, перейдя на «ты». Мы смогли разобрать только, что речь шла о приключениях с девицами и партизанами.

– Мы задержимся здесь надолго. Иваны возвели впереди укрепленные огневые точки, и они находятся прямо перед нами, – перейдя на литературный язык, закончил Эрхард. По ночам действительно можно было видеть цепочки осветительных ракет над линией фронта.

На днях мы должны были начать наступление. Цанглер в сопровождении Хана, Осаги и вашего покорного слуги верхом отправился осматривать позиции. Осага, в прошлом горнорабочий из Верхней Силезии, являлся посыльным Цанглера. Поскольку Цанглер, как всегда, был озабочен тем, чтобы лошади не пострадали, он оставил нас с Осагой в котловине, напоминавшей амфитеатр, поросшей клевером. Мы ничего отсюда не видели, но зато все хорошо слышали. Над нами было бездонное небо, а от стен котловины отражалось эхо артиллерийских выстрелов.

– Моя жена пишет, что она больше не выдержит, – заявил вдруг Осага, которого постоянно мучили мысли об оставшейся дома супруге.

– Чего не выдержит?

– Как – чего?! – разозлился Осага. – Ей трудно обходиться без мужчины.

– Сколько же ей лет? – поинтересовался я, похлопывая по холке встревожившихся лошадей.

– Тридцать! Нет, погоди, тридцать три!

– Не самый лучший возраст для одиночества.

– Ты тоже так считаешь, верно? Как думаешь, скоро нас отпустят в отпуск?

– Не похоже, что скоро.

– Что же мне делать? – обреченно вздохнул Осага и опустился на колени в клевер, не выпуская из рук поводья всех четырех лошадей.

Вдруг недалеко от нас разорвался снаряд. Лошади встали на дыбы.

– Ну, вы, бестии! – вскричал Осага и принялся лупить испуганных животных плеткой по их мордам.

– Это не поможет. Возьми поводья короче, – раздраженно заметил я и стал седлать лошадей, которым мы дали немного отдохнуть. – Надо приготовиться. Возможно, скоро двинемся дальше.

По-видимому, наступление набирало силу, так как огонь усилился. Появились небольшие группы санитаров с носилками и подносчиков боеприпасов. Шум боя приблизился, и мы надели каски.

– Мне кажется, что сюда палит наша артиллерия, – заявил Осага.

– Чушь! – Меня все больше стал раздражать этот парень. – Наши стоят здесь уже несколько дней и точно знают, куда стрелять. Это могут быть только русские.

Поблизости вновь разорвалось несколько снарядов.

– Нам надо сматываться отсюда, – отреагировал Осага. – Старик нас сам найдет.

Мы вскочили в седла, держа свободных лошадей за поводья, галопом поднялись по отлогому склону котловины и, преодолев ее край, стали спускаться и увидели, что по другую ее сторону протекал ручей, вдоль которого шли машины с измученными и истекающими кровью ранеными. Некоторые из них курили. От них мы узнали, что наступление продвигается медленно. По их мнению, было издевательством гнать людей по открытому полю на долговременные огневые точки. Мы поинтересовались, куда они направляются.

– Кто куда, – послышался ответ. – А наш путь лежит вот к тем домикам.

– Я страшно проголодался и хочу пить, – заныл Осага. – Ты не будешь возражать, если мы наведаемся туда и сделаем себе яичницу? Там наверняка есть вода.

Мы последовали за машинами и нашли то, что искали. Осага переговорил с хозяйкой одного из домов, и она вынесла нам яйца. Со стороны заболоченного ручья налетела целая туча комаров.

Перекусив на скорую руку, мы поспешили вернуться и встретили Цанглера недалеко от котловины, который сообщил, что наступление продолжается, но очень медленно.

– Наши взводы увязли в грязи. Вы не видели обоз?

– Он должен быть у ручья.

– Отлично! Срочно скачите туда!

Через час я нашел Фукса и привел его вместе с обозом к котловине. Он показал мне карту, пояснив, что мы находимся в 15 километрах от опорного пункта обороны русских у Хмельника.

– Мы будем побеждать, умирая, – бросил писарь нашей роты Деттер, за которым прочно укоренилась слава человека, чьи плохие прогнозы всегда сбывались.

– Попридержите свой язык! – немедленно отреагировал Фукс.

– Но, господин гауптфельдфебель, даже ребенку ясно…

– Молчать! Я не разрешал говорить!

Тут раздались звуки разорвавшихся снарядов.

– Что это было?

– Это русские, господин гауптфельдфебель, – не удержался Деттер.

– Мы здесь не останемся. Всем седлать коней! Возвращаемся назад в наш лесок с земляникой!

Я поскакал было вперед, втайне надеясь, что при приготовлении блинчиков про меня не забыли, но Цанглер приказал мне сопровождать его на позиции взвода Хельцла. Стемнело.

– Днем мы там не проедем, – проговорил Цанглер.

В слабом лунном свете виднелись очертания тел спящих прямо во ржи солдат. Хельцл стал жаловаться на нехватку боеприпасов.

– Боеприпасов ему не хватает! Каждый снаряд весит сорок килограммов! Скажите, как мне доставить их сюда?

Утром наступление возобновилось. Земля дрожала под ногами от разрывов. В поисках фуража мы с Ханом возле подворья, расположенного на вершине холма, попали под обстрел. Нам пришло в голову спрятаться в деревне, где расположилась штабная рота. Гражданские, щурясь, вылезали из погребов. Появилась коляска с раненным в больную икру – иначе и быть не могло! – подполковником Шенком. Затем мы увидели нашего прежнего командира майора фон Треско во главе своего батальона, который по секрету сказал, что они отступают, так как противник оказался неожиданно силен, а его бойцы показали чудеса храбрости. Нас радовала встреча с нашими старыми знакомыми, хотя они и были озлоблены и постоянно ругались, что их гонят в огонь, чтобы заработать Железный крест.

Стало темнеть, и все устремились в деревню. Кого здесь только не было! Штабисты, истребители танков, ну и мы, конечно. В одном из садиков нам удалось найти место для палатки. Я так хотел спать, что не поднялся даже тогда, когда ночью объявился Фукс с продуктами питания и почтой.

Первые проблески утреннего света принесли с собой рассеянный огонь противника, и обоз вновь покинул проклятую деревню. Начавшийся грозовой ливень превратил дороги в кашу. Копыта лошадей вязли, когда мы с Ханом утром отправились на поиски командного пункта нашей роты. Нам сказали, что часть дивизии вынуждена была отступить, поэтому его месторасположение могло измениться. Но в расположении роты все оставалось по-прежнему тихо. Похоже, отступление нас не коснулось. Дождь перестал. После обеда мы построились в маршевую колонну и двигались в течение двух часов.

– Занимаемся какой-то ерундой, вместо того чтобы идти вперед, – ворчал скакавший рядом со мной Хан. Ему очень хотелось стать командиром взвода.

– Мне тоже не нравится мотаться по округе в качестве курьера, – поддержал его я.

– Радуйся! У тебя совсем неплохое положение. Но каково мне – активному бойцу? – выпятил грудь Хан, на которой не было видно ни одной награды. Он критически осмотрел себя и продолжил: – Каково будет мне возвращаться домой в таком виде, если война закончится?

– Не переживай, пару недель она еще продлится. У иванов есть еще силы. Посмотри туда!

В этот момент солнечные лучи пробили серую облачность и осветили лежавшую впереди нас линию русских долговременных укреплений, фронт которой был повернут в южном направлении. Поскольку вчерашняя атака во фланг закончилась неудачей, то теперь нам предстояло пробить ее лобовым ударом. Мы шли по размякшей под дождями пашне, изрытой так, как будто здесь поработали гигантские кроты. Это были следы от разрывов снарядов нашей артиллерии. Русские, от огня которых мы понесли большие потери, при отходе на эту линию тоже были сильно потрепаны нашими артиллерийскими ударами. Большинство бункеров разрушились от взрывов снарядов. С расстояния в тысячу метров мы наблюдали, как саперы проделывают проходы, закладывая заряды при помощи длинных шестов. Воздух дрожал от направленных взрывов.