Гитлер и РСХА - Шурлов Сергей. Страница 10
По мере роста популярности НСДАП и углубления экономического кризиса в Германии в штурмовики записывалось все больше и больше немцев. Пришли сюда и сторонники коммунистов, чью полувоенную организацию власти страны ликвидировали ранее. Типичный штурмовик – это безработный или рабочий из числа люмпен-пролетариев. Членство в СА давало возможность таким людям получить форму и кое-какие деньги, а так же с помощью акций «прямого действия» принять участие в политической жизни страны. В результате, численность штурмовых отрядов возросла со 100 тысяч человек в 1930 году до 300 тысяч в 1933-м. Еще год спустя, к моменту описываемых событий, штурмовиков было уже 3 миллиона. После прихода НСДАП к власти СА получили статус вспомогательной полиции, получив, таким образом, легальную возможность творить на улицах немецких городов все, что им заблагорассудится. Упомянутый приказ Геринга о применении оружия полицейскими, которых он обещал при любом исходе стычки защитить, распространялся и на штурмовиков. И те, конечно, охотно пускали в ход пистолеты.
Тем не менее, уже летом 1933 года под давлением властей Рему пришлось рекомендовать своим бойцам поостыть. Впрочем, большая часть его обращения к штурмовикам была посвящена превозношению СА: «Я пытаюсь сохранить и полностью гарантировать права солдат СА, как авангарда национал-социалистической революции… Я принимаю на себя ответственность за все действия штурмовиков, которые не всегда соответствуют современным законам, но которые служат исключительно интересам СА. В этом отношении уместно напомнить, что за убийство одного штурмовика руководитель организации СА имеет право казнить до двенадцати членов враждебной организации, совершившей это убийство. Эти казни официально разрешены фюрером, они должны осуществляться быстро и с военной неукоснительностью. Однако мне сообщили об инцидентах – правда, достаточно редких, – в которых отдельные члены СА, я не хочу называть их штурмовиками, ибо они не заслуживают этого звания, допустили непростительное превышение своих полномочий. Это превышение включает в себя осуществление личной мести, недопустимую жестокость, вымогательство и грабеж».
В том же сообщении Рем предупреждал своих штурмовиков, что те из них, кто заметит за другим подобные действия, но вовремя не вмешается «из ложно понятого чувства товарищества», будет немедленно казнен. Уже сама по себе эта мера говорит о том, насколько сильно члены СА злоупотребляли оказавшейся у них в руках властью.
Рем видел в своих бойцах ядро будущих вооруженных сил с собою во главе. На момент выхода сообщения, еще до резкого роста численности СА, в подчинении бывшего капитана рейхсвера было 500 тысяч человек: пять армий и 18 корпусов. Руководил всем этим штаб, состоящий из бывших офицеров армии. Вся структура СА была скопирована с армейской вплоть до мелочей, поэтому, по мнению Рема, объединение с рейхсвером должно было пройти безболезненно для последнего.
Планы шефа штурмовиков не нашли, однако, поддержки у возглавлявшего аппарат военного министерства генерал-майора Вальтера фон Рейхенау. Тот, видя в штурмовиках идеальное пополнение для будущей разросшейся немецкой армии, предполагал присоединить их к рейхсверу, а не наоборот, как о том мечтал Рем. Ну, а против кандидатуры самого Рема во главе объединенной армии выступали очень многие. Отношение к нему в руководстве новой Германии было вообще отрицательным. Из-за склонности Рема к гомосексуализму и экстремизму действующие офицеры рейхсвера не признавали шефа СА, а президент Гинденбург не пожимал ему руку.
К концу 1933 года экс-капитан почувствовал себя достаточно сильным, чтобы решиться на осуществление своих планов. Так, Рем потребовал от руководства страны предоставить ему командные посты в пограничной охране и установления контроля его штурмовиками за военными складами в восточной Германии. Это было открытое столкновение с рейхсвером, генералы совершенно справедливо считали себя единственным защитником государства, требования же Рема далеко выходили за рамки его традиционной компетенции – работы внутри страны по обеспечению порядка в качестве вспомогательной полиции и борьбы с политическими противниками.
Военные в то же самое время убедили руководство Германии ввести всеобщую воинскую повинность в качестве основы для комплектования вооруженных сил. Рем, предлагавший сделать такой основой свои СА, казалось, потерпел неудачу. Отступать, однако, штурмовик № 1 не собирался. Всеобщая воинская повинность противоречила международным договорам, подписанным Германией, на что Рем обратил внимание французского военного атташе в Берлине.
Генерал-полковнику Вернеру фон Бломбергу, являвшемуся тогда главой военного министерства Германии, удалось, наконец, привлечь внимание к противостоянию военных с Ремом и Гитлера, который на протяжении нескольких месяцев делал вид, что не замечает происходящего. Значение генералитета и рейхсвера для фюрера было велико, без них тот просто не смог бы осуществить свои планы. Собрав совещание, на котором присутствовали как руководители штурмовиков, так и высшие чины военного министерства, фюрер заставил их, в итоге, пожать друг другу руки. За рейхсвером сохранилась функция по защите страны, СА должны были заняться лишь допризывной и резервистской подготовкой молодежи.
Днем позже в знак достигнутых договоренностей в берлинской штаб-квартире СА участники встречи выпили по бокалу шампанского. В заключение уже изрядно набравшийся Рем во всеуслышание заявил:
«То, о чем объявил этот ефрейтор, нас не касается. Я не собираюсь придерживаться соглашения. Гитлер вероломен и должен отправиться, по крайней мере, в отпуск. Если он не с нами, то мы сделаем свое дело и без Гитлера».
Наговорил шеф СА и много другого крайне неприятного для фюрера. Свидетелем ремовского пьяного трепа стал командующий армией СА в Ганновере Виктор Лутце, посчитавший подобные высказывания государственной изменой и поспешивший сообщить о них самому Гитлеру. Тот, впрочем, выслушал Лутце без интереса.
Не видя должной реакции со стороны фюрера, штурмовик направился к Рейхенау, который принял сообщение к сведению. Лутце прореагировал очень вовремя и оперативно, вычеркнув, вероятно, тем самым свою фамилию из расстрельного списка, составлявшегося как раз тогда Рейнхардтом Гейдрихом, в который вошли многие из высшего руководства СА. Гиммлер на тот момент еще колебался, не поддерживая Гейдриха и военных.
Глава СС знал Рема уже давно, и вступить в борьбу с шефом штурмовиков не решался, всячески пытаясь его образумить. Но к весне 1934 года в Гиммлере преобладало желание подчинить себе и политическую полицию Пруссии – гестапо, вступив в союз с Герингом, активно выступавшим против СА. Последний, как и Рем, метил на место главы вооруженных сил, что было еще одним поводом для взаимной вражды.
Еще одной, и вероятно, главной причиной недовольства Ремом были его громогласные призывы к продолжению революции. «Не расстегивайте ремни!» – призывал он штурмовиков, намекая тем самым на то, что им необходимо сохранять боеготовность. При желании в речах экс-капитана можно было увидеть не только угрозы в адрес приближенных Гитлера, но и самого канцлера.
На тот момент в Германии сложилась интереснейшая ситуация: Рем, поссорившийся со всеми важнейшими властными группировками государства, не устраивал никого – ни рейхсвер, ни СС, ни партию.
Для того, чтобы заметить наметившиеся «разногласия», не нужно было даже особенно присматриваться. С официальным запросом о разъяснении того, что же происходит в немецких политических верхах, к Геббельсу обратился корреспондент американского Ассошиэйтед Пресс в Берлине (иностранную прессу, конечно, интересовала ситуация, сложившаяся в Германии). Официальный ответ гласил, что никакого противостояния в руководстве страны нет, но это никого не убедило – слишком много было доказательств обратного. В итоге Гитлер принял решение лично встретиться с Луи Лохнером, корреспондентом АП.
Журналист не стал ходить вокруг да около, а задал самый главный интересующий его вопрос сразу: