Советский шпионаж в Европе и США. 1920-1950 годы - Даллин Дэвид. Страница 22

Результаты полицейских рейдов поначалу были весьма скромными. Однако в ноябре 1932 года полиция захватила серьезную добычу, совершив налет на квартиру на Кайзер-аллее. Там она нашла паспорта разных стран, американские паспортные бланки, свидетельства о рождении, школьные аттестаты и другие документы. Кроме того, там были сотни печатей, в том числе и штампы полиции Анкары, Софии и Амстердама. Были найдены образцы подписей шефа Скотланд-Ярда и других руководителей британской полиции. По обнаруженным заметкам стало ясно, что за последние шесть месяцев было изготовлено 1500 паспортов.

«Берлинер тагеблатт» опубликовала полицейский отчет:

«В мастерской было обнаружено 2000 штампов, 600 бланков паспортов, 35 почти законченных паспортов, 807 фотографий для паспорта, 716 штампов для подтверждения уплаты пошлины, 300 официальных бланков, 73 формы расписок, 57 штампов об уплате налогов, 165 свидетельств, 700 полицейских документов, 30 трудовых книжек и 650 бланков различных фирм.

Эта мастерская фальшивых документов была самой большой из всех, которые были раскрыты в Европе со времен войны». [94]

Во время рейда были арестованы Карл Вин и Эрвин Кольберг. Однако полиция обезвредила лишь часть ресурса нелегальной сети, остальные мастерские продолжали работать. [95]

Приход нацистов к власти стал тяжелым ударом для «Пасс-аппарата». В апреле 1933 года полиция нашла ещё один крупный склад печатей и паспортов и арестовала Рихарда Гросскопфа. Его вместе с Вином приговорили к 12 годам и он просидел в концлагере до 1945 года. [96]

Вскоре произошло другое несчастье. Альфред Каттнер, работавший в «Доме Либкнехта», т. е. в штаб-квартире коммунистической партии в Берлине, и знавший многих из подпольного мира, выдал своих товарищей гестапо. (Потом Каттнер был убит своими бывшими товарищами). [97] Среди тех, кого он предал, был и Герман Дюнов. В его обсерватории нацистские власти, к своему удивлению, нашли не только множество паспортов, но и подписи казначеев своей партии, членские билеты и фальшивые расписки, подтверждающие уплату нацистских взносов.

Хотя эта потеря и не была фатальной, обстановка стала угрожающей. В руководстве «Пасс-аппарата» было решено перевести все в Саарбрюкен, который в то время находился под управлением Франции. В 1934 г. после почти десяти лет успешной работы в Берлине, мастерские, инструменты и запасы штампов и паспортов были переправлены в Саар. Резиновые штемпели надо было отделить от деревянных ручек и уложить под двойное дно чемоданов. Документы и печати упаковывали в специально сделанные пустоты в ножках столов. Чернила специальных сортов заливали в стеклянные трубки, спрятанные в мебели. Казалось, что перевезти через границу все движимое имущество «Пасс-аппарата», спрятав его среди мебели, невозможно, но с помощью инженера-коммуниста с каменоломни вблизи границы, который хорошо знал привычки и приёмы таможенников, остатки оборудования были успешно вывезены из Германии. Вместе с материалами в Саарбрюкен переехали и некоторые специалисты, и мастерская возобновила свою работу.

Но условия в Сааре стали ухудшаться. Росло влияние нацистов, активизировалась их агентурная сеть, и было похоже, что Германия скоро захватит эту область. В 1935 г. Саар проголосовал за воссоединение с Германией. Москва приказала переслать в Россию весь запас паспортов. Другие бумаги и штампы следовало отправить в Париж.

Вынужденный покинуть Германию, «Пасс-аппарат» не смог восстановить свою былую славу. Однако, когда в 1936 году началась гражданская война в Испании, открылся новый источник паспортов. Не только бойцы интербригад, но и тысячи симпатизирующих им иностранцев в Испании сдавали свои национальные паспорта. Аппарат изучал их и отбирал для своих агентов прекрасные британские, американские, канадские и другие документы. Этот запас, насчитывавший тысячи паспортов, покрывал все нужды вплоть до начала войны. [98]

Промышленные цели

Германский уголовный кодекс признавал шпионаж, только когда дело касалось военных секретов. В случаях промышленного шпионажа могло быть применено максимальное наказание в виде одного года заключения, что облегчало в некоторой степени работу советской разведки.

Одним из первых дел о промышленном шпионаже был процесс Кнепфле, в котором отразились все особенности методов советских спецслужб в Германии того времени. Главой и казначеем группы был Ганс Барион, сотрудник Военного отдела ЦК коммунистической партии. Его главным агентом на юго-западе был Карл Кельцер из местной организации компартии в Дюссельдорфе. Кельцер в свою очередь поручил рабочему Альберту Кнопфле, секретарю коммунистической ячейки в Аувайлере, проводить операции в Леверкузене, где размещался один из заводов концерна «И. Г. Фарбен». Рассматривая это поручение как партийное, Кнепфле обратился к пяти или шести рабочим – коммунистам и сочувствующим – за информацией о секретных технологиях, образцах и планах. Добытые материалы поступали к Кельцеру, а от него через Бариона к русскому начальнику. Не делалось никакого секрета из того, что Россия была получателем шпионских донесений, напротив, этот аспект работы широко и откровенно обсуждался всеми участниками. Сколь велик был интерес России к химической промышленности Германии, видно из того факта, что одновременно с группой Кнепфле на заводах «И. Г. Фарбен» в том же Леверкузене появилась еще одна, которой руководил бригадир Георг Херлофф. Он сам собирался поехать в Россию и обещал хорошую работу техникам и рабочим. Херлофф собирал информацию и передавал ее советским представителям.

Активность такого рода не могла долго оставаться в тайне, и в начале 1926 года было арестовано около 20 человек. Их судили в мае того же года, и они получили мягкие наказания: от трёх месяцев до одного года. [99]

Связь коммунистической партии с советскими спецслужбами стала ясной во время суда над Вилли Киппенбергером, братом Ганса – будущего руководителя коммунистического подполья. Лишенный твердых убеждений, молодой человек побывал в отрядах Эрхарда, но к середине двадцатых годов попал под влияние брата-коммуниста. Он нашел работу на химическом заводе в Биттерфельде, где копировал секретные планы и передавал их Гансу. Разоблаченный и арестованный, Вилли Киппенбергер в октябре 1926 г. был приговорен к 4 месяцам заключения.

До революции химический завод «Сольве» в Бернбурге, пригороде Дессау, имел отделение в Москве. Русский филиал был национализирован в 1918 г., и теперь его собирались модернизировать в рамках первого пятилетнего плана. Москва решила сманить с завода «Сольве» старого и опытного химика, которому были известны все новые технологии, чтобы он возглавил русский завод. Лури, московский агент, вошел в Гамбурге в контакт с господином Мейером с предложением занять должность главного управляющего филиала завода «Сольве» с окладом 5 тысяч рублей в месяц, бесплатной квартирой плюс 4500 рублей на дорожные расходы. Со своей стороны Мейер должен был выдать своим потенциальным русским нанимателям коммерческие и технические секреты «Сольве». Перед отъездом в Россию он попытался убедить других помочь ему в разведывательной работе. После доноса его арестовали, судили и приговорили к четырем месяцам тюремного заключения. [100]

В октябре 1930 года частное сыскное агентство заводов Круппа в Магдебурге задержало инженера Калленбаха и обнаружило у него в портфеле секретные документы, описание патентов и чертежи новых машин. В ходе расследования было установлено, что Калленбах и два других инженера передавали важную информацию своему бывшему начальнику, который собирался в Россию. Калленбах тоже готовился уехать в Москву через пару недель. Приговор был обычным – четыре месяца Калленбаху и меньшие сроки остальным. [101]