Директория. Колчак. Интервенты - Болдырев Василий. Страница 43

Свечи продавал старичок-японец, тоже не понимавший по-русски.

Залюбовался открывшимся зрелищем: внизу огромный кипучий город. Я вспомнил слова Уехары и задумался над судьбой его и своего народа…

Служитель не разделял моих настроений; внизу мне пришлось купить открытки за 20 сен (20 коп.) и терпеливо выслушать, ничего не понимая, его любезные разъяснения.

Хотел повидать нынешнего епископа Сергия; зашел в покои против храма; в ближайшей комнате священник-японец, японцы и японки по-праздничному пили чай; я вспомнил, что сегодня второй день Рождества.

Подошедший духовный чин из русских довольно развязно объяснил мне, куря папиросу, что епископ Сергий «делает визитацию» и будет только к часу дня. Я передал карточку. Узнал, что службы совершаются ежедневно в 6 часов утра и вечера.

Проехал к университету. Пользовался трамваем. Вход с обеих площадок. Контроль в особых пунктах, где и отбираются билеты. Билет в два конца на большое расстояние 10 сен.

Университет занимает огромный район, застроенный целым рядом довольно однообразных каменных зданий, все свободное пространство засажено деревьями. Перед одним из зданий недурной бронзовый бюст европейцу профессору D. Westa, читавшему, судя по надписи, инженерные науки в 1882–1908 годах. Народная благодарность и преданность японских друзей, выразившаяся в постановке памятника чужеземцу, показывают отзывчивость японского народа к тем, кто трудился над насаждением среди него культуры и знаний. Токийский университет наиболее многолюдный; в нем более 100 кафедр и факультетов. Столь остро чувствовавшийся раньше недостаток собственных крупных научных сил постепенно смягчается. Среди японцев-профессоров есть уже европейски известные имена, особенно в области медицины.

В Уоено-парке много любопытного, ему надо посвятить особый день. Видел деревья, посаженные известным героем борьбы за нераздельность Соединенных Штатов Америки генералом Грантом и его женой.

На обратном пути был приятно удивлен любезностью кондуктора японского трамвая. Он не только указал мне место пересадки, но и провел до того вагона, который мне был нужен. Здесь был перекресток 5–6 направлений.

Завтракали в ресторане Station Hotel’я с генералом Фукудой и полковником Исомэ; они отдавали визиты. Во время беседы особенно интересовались, действительно ли в Сибири ведется противояпонская пропаганда, каково мое мнение о взаимоотношениях Колчака и Семенова и, наконец, что я думаю о намерении Америки взять в свое управление нашу Сибирскую магистраль.

Я, в свою очередь, в целях ясности беседы, поставил определенный вопрос: «Чего хочет достичь Япония в Сибири?» – при этом указал, что укрепление России только на руку Японии. Географическое соседство естественно должно объединять обе стороны при решении назревающего дальневосточного вопроса и побуждает хорошо обсудить возможные экономические взаимоотношения.

«У вас, кажется, работает особое экономическое совещание под председательством барона М.?»

Оба улыбаясь заявили, что совещание это не двигается с места и что такая работа для представителей военного мира недопустима.

Приходил представитель японской прессы. Не договорились – оба, больше я, оказались плохими лингвистами.

Токио. 9 января

Рано утром был епископ Сергий, извинялся, что не мог заехать вчера же. Беседовали более часу, большой англофил, тем не менее хорошо относится и к японцам. Заверял меня, что ни одного клочка нашей земли они не возьмут.

По его мнению, в японцах, вместе с восточной хитростью, все же много и рыцарского благородства.

Епископ сочувствует Колчаку, но против переворота, который находит и несвоевременным, и непопулярным среди демократических слоев, с которыми, по его мнению, не считаться нельзя.

Очень хотел меня и посла Крупенского, с которым очень дружит, вместе видеть у себя.

Пригласил на воскресенье на какое-то торжество, обещал, что будет интересно.

Видел только что прибывшего Аргунова, он по-прежнему полон добродушия и надежд. Пророчит недолговечность Омского правительства.

Вечером за обедом у Высоцких встретил Авксентьева и его спутников. Авксентьев оказался очень веселым и остроумным собеседником. Визы американцы им до сих пор не дали.

Токио. 10 января

Дождь. На улицах сыро. Рикши сегодня без штанов, голые мускулистые ноги закалены и не боятся простуды. Башмаки, вернее чулки из черной материи, конечно, насквозь промокли.

Был у военного министра, генерала Танаки. Уютный особняк вблизи здания Главного управления Генерального штаба. К автомобилю вышел встретить бой. Ни часовых, ни вестовых у подъезда министра не было. В передней встретил секретарь министра, майор Генерального штаба, который сейчас же попросил в приемный зал, очень элегантный, застланный ковром. Перед камином стол и кресла, на столе обычные папиросы и сигары.

На камине – недурной работы статуя генерала Ноги, порт-артурского героя, в простой рабочей блузе. Этот великий духом старик, не задумавшийся среди заслуженных почестей и уважения покончить с жизнью, как только почувствовал, что она уже вне его идеалов, становится символом для японцев.

Авксентьев рассказывал, что он позавчера случайно присутствовал на похоронах японской актрисы, где разговорился с одним профессором о религии. Профессор заметил, что он атеист, как и большинство японской интеллигенции, но он ежедневно после сна проводит несколько минут в глубоком молчании перед статуей покойного генерала Ноги и в этом черпает глубокую силу.

Вышел Танака, я едва припоминаю его по петроградским встречам за год до Русско-японской войны. Он как будто не изменился: те же сухие, резкие черты, вдумчивое решительное выражение истового самурая. Говорят, он теперь больше политик, нежели военный. Если он такой же политик, как и военный, господин Хара имеет в нем ценного сотрудника.

Свою миссию в России он исполнил отлично. Изучил нас перед войной до тонкости. Кто-то уверял меня, что Куприн с него писал своего штабс-капитана Рыбникова.

После дружеских приветствий приступили к беседе. Бой подал чай. Как хорошо прислуживают японцы, без суеты и шума, с исключительной почтительностью, далекой, однако, от раболепства.

Предметом беседы – те же вопросы, которые мне уже не раз ставили японские представители. Между прочим, Танака сообщил о благоприятном, по его мнению, разрешении вопроса о наших железных дорогах. Претензия на исключительное распоряжение таковыми со стороны американцев не прошла. Руководство будет в руках международной комиссии. Благоприятное ли это решение, сказать, конечно, трудно, хорошо, что хоть юридически управление остается в руках русских, но теперь, когда без нас распоряжаются нашим добром, и это не так важно.

Важнее наладить транспорт, а для этого нужны реальные данные, и я спросил, имеет ли таковые комиссия? Судя по ответу, видимо, что-то имеет, но едва ли все то, что надо, чтобы быстро излечить болезнь.

Мой собеседник советовал шире воспользоваться японским гостеприимством, переждать здесь события, так как многое может измениться.

Перешли к вопросу о помощи войсками. Танака заявил, что японские национальные черты таковы, что они туда, куда их не просят, не пойдут. Таким образом, продвинуться до Байкала, видимо, кто-то их просил.

Как военный министр, Танака правильно полагал, что для успеха нужны серьезные силы, нужна тщательная подготовка тыла и сообщений.

Но еще нужнее немедленное доказательство населению, что союзники действительно идут на помощь¹³⁵.

Танака заметил, что до известной степени он согласен с этим, но тем не менее не меняет своего основного взгляда на этот вопрос.

Беседа эта представлялась чрезвычайно знаменательной. Становилось ясным, что настоящие претензии японцев не простираются за Байкал, это пока удовлетворяло очень популярному, особенно в военных кругах, лозунгу: «Великая Япония на материке». Дальнейшее продвижение было бы работой на других и почти неизбежным международным осложнением, без общего согласованного решения всех союзников.