Пограничная стража России от Святого Владимира до Николая II - Ежуков Евгений. Страница 16

Событие это имело для охраны границ Московского государства самые непредвиденные последствия: казаки, исправно несшие свою службу десятки лет, стали уходить на Дон. Они селились в бассейне рек Хопра и Медведицы, образовав «верховое казачество» с центром в Раздорах. Южные и юго-восточные границы оставались без охраны, наблюдения и защиты.

Встревоженная этим фактом сестра Ивана III, княгиня Рязанского княжества, писала своему брату в Москву, что удержать казаков нет никаких сил, и просила у него помощи. На ее жалобы великий князь написал сердитое письмо, требуя, «чтобы княгиня запретила уход казаков на юг самодурью, а их бы ты, Аграфена, велела казнити, вдовьим же и женским делом не отпиралась бы, а по уму бабью не учнешь казнити, ино мне велети казнити и продавать их в окуп…».

И все же, несмотря на строгие запреты, с южной границы ушло более четырех тысяч казаков. Ивану III пришлось принимать экстренные меры, чтобы укомплектовать пограничную службу детьми боярскими и местными жителями – севрюками. Он хорошо знал, насколько опасны эти южные границы, и стремился к тому, чтобы они и впредь охранялись бдительно.

В 1488 году императорский посол Николай Попель предложил Ивану III ходатайствовать перед германским императором о пожаловании ему титула короля и услышал ответ, полный достоинства и силы: «Я государь на своей земле милостию Божией и ни от кого никаких титулов получать не намерен».

Он был Великий Государь. Его упрекали и поныне упрекают в медлительности, нерешительности и даже трусости. Хочется сказать этим книжным «умникам»: побольше бы России таких «робких» государей, умных, спокойных и рассудительных, и, может быть, меньше бы крови пролилось на ее бескрайних просторах; может быть, в нашей стране больше было бы того, чего так не хватает нам сегодня; и, может быть, мы бы лучше извлекали уроки из прошлого, в том числе и в охране государственной границы.

«Утвердил землю свою заставами»

Василий III и охрана границ Московского государства

Утро 31 октября 1505 года застало нового московского государя Василия III в глубоком раздумье. Лишь вчера в каменной церкви Михаила Архангела он похоронил своего отца Ивана III и теперь остался один у руля огромной страны. Правда, в последние пять лет из-за болезни отца державой фактически правил он, Василий, всегда ощущая отцову поддержку, его твердую волю и зная, что в трудную минуту великий князь Московский, искушенный в государственных делах, поможет ему найти верное решение. Рядом находилась и мать – Софья Палеолог, многоопытная женщина, хорошо знавшая жизнь, людей, воплотившая, казалось, в себе все древние традиции византийского двора. Теперь все изменилось. Родители ушли из жизни, боярская дума слишком цепко держалась за удельную «старину», а родные братья тоже вряд ли заинтересованы в усилении власти великого князя… Так что надеяться не на кого, рассчитывать следовало только на себя, свои силы.

Тревожили нового царя и государственные границы. Все они были неспокойны и требовали постоянной вооруженной защиты. Хотя польско-литовское государство и потерпело ряд поражений в войнах с Русью и турками, оно продолжало удерживать исконно русские земли и угрожать новыми военными вторжениями. На русско-литовской границе не прекращались вооруженные стычки, грабежи и разбои. Кроме того, в Литве продолжались преследования русских людей по религиозному признаку. Православных христиан, отказывавшихся принять католичество, лишали гражданских прав и права государственной службы. Их считали язычниками, лишенными божественной благодати, и принуждали к новому крещению. Все это создавало политические условия, требовавшие вмешательства Москвы.

Василий III знал, что на южных и юго-восточных границах десятилетиями шла непрерывная, тяжелая, изнурительная борьба с татарскими ханствами, жившими грабежом и разбоем. Он видел крушение Большой Орды, от власти которой освободился еще его отец, Иван III. Дань Орде перестали платить с 1480 года, а в 1502 году она распалась.

«Конечно, – размышлял князь, – Казанское ханство, Крымское и Ногайская орда, кочевавшая между Доном и Волгой, слабы, и тягаться им с могучей, все набиравшей мощь Русью уже не по силам, но беды принести могли они много. Самые опасные соседи – крымчаки. Далеко отделены они от московских владений пустынной степью и поэтому недоступны для нападения тяжеловесной и малоподвижной рати москвичей. Иное дело – легкая конница крымчаков. Каждый всадник имеет запасных коней; в походе кони питаются травой, а всадники – конским мясом и кобыльим молоком. Быстро и стремительно врываются они в русские земли и столь же быстро исчезают, увозя с собой множество «полона» – мужчин, женщин, детей. В Кафе – Феодосии – у них невольничий рынок, где несчастных пленников грузят на корабли и развозят на продажу».

Василий знал, что его отец очень заботился о «береговой службе». Ежегодно посылал он на пограничный берег Оки несколько десятков тысяч воинов во главе с опытными воеводами, где они поджидали все лето до глубокой осени, «пока снега землю не укинут», татарских гостей. А на юг, до самого Дикого поля, высылал он сторожевые посты, «притоны» и разъезды, «станицы» конных ратников – сильных, смелых и отважных воинов. Это были «дети боярские» и служилые «городовые» казаки. Зорко всматривались они в беспредельные южные степи, чтобы неприятели «на государевы украйны войной безвестно не приходили».

Василий сам видел, как несли ратники эту опасную службу. В степях растут огромные дубы, с высоты которых можно было видеть все далеко вокруг. Сидит порубежник на высоком дереве и высматривает, не скачет ли вдалеке чамбул – конный татарский отряд. Кругом ни души, только волнуется серый ковыль да шумные вихри проносятся мимо, обдувая свежим дыханием разгоряченные, загорелые и обветренные лица пограничных сторожей. Внизу, под деревом, в полной готовности сидит второй ратник и держит оседланными двух коней. Как только в степи поднимается пыль от копыт татарских коней, сторож на дереве зажигает факел, быстро спускается на землю и вместе со своим товарищем скачет к ближайшему гарнизону. Татары, заметив огонь, пытаются догнать ратников. Бешено мчатся кони по безлюдной степи, поднимая за собой рыжие шлейфы пыли и распугивая степных обитателей – сурков, лисиц, зайцев. Крепко вцепившись в конские гривы и пригнувшись к луке седла, скачут отчаянные порубежники. Они надеются только на своих быстроногих коней да на свою силу, ловкость и смекалку; иначе не избежать им удара кривой татарской сабли…

В гарнизонах, увидев вспышки факела и скакавших всадников, поднимают тревогу, отряжают гонцов в другие города и в Москву, собирают войска. Хищные кочевники растекаются по русским селам и деревням, хватают пленных и начинают отход. Русские на своих свежих конях их преследуют, рубят, давят, освобождают пленных и отпускают по домам. И это повторялось ежегодно, по многу раз. Тяжких усилий требовала эта борьба от народа и государства, но жертвы были не напрасны. Непрошеным гостям все чаще приходилось уходить к своим кочевьям с пустыми руками. «Но когда же закончится это несчастье для Руси?» – думал Василий.

Он не знал, да и не мог знать, что еще двести лет потребуется России, чтобы оттеснить кочевников от своих границ и выйти на безопасные рубежи. Двести лет тяжелой, изнуряющей борьбы… И как нужно беречь и любить Россию сегодня, чтобы многовековой ратный подвиг русского народа, понесшего в ходе этой борьбы неслыханные лишения и страдания, не остался втуне, не подвергался забвению, а был по достоинству оценен потомками! Кто расскажет сегодня покоренной западной «культурой» молодежи, что у нас есть собственная гордость, которая не оценивается ни долларами, ни марками, ни фунтами стерлингов? Кто сможет сплотить русский народ на идеях патриотизма, любви, сострадания ближнему, а не на бесконечной погоне за все ускользающим «золотым тельцом»? Наверное, это может сделать только сам народ, каждый из нас. Я говорю о русском народе, потому что только ему одному принадлежит честь создания России и только он способен сегодня вновь возродить ее…