Записки из чемодана Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его - Серов Иван Александрович. Страница 94

Пока обносили кушаньями, Теддер вынул сигарету. Я взял лежавшую против каждого из нас американскую зажигалку и начал чиркать, чтобы зажечь, а она не загоралась. Тогда Теддер рассмеялся и говорит: «Напрасно господин генерал стараетесь, это американские фокусы, она не работает», и зажег свою зажигалку. Мне ничего не оставалось, как согласиться с ним.

Через несколько минут в противоположном конце зала появилась группа негров мужчин и женщин с гитарами, банджо, барабанами, человек до десяти, и, напевая, стали приближаться к основному столу (столы были расставлены буквой П).

Они подошли к Эйзенхауэру и запели техасскую песню. Эйзенхауэр тоже подпевал. Я обратился к Теддеру, и спрашиваю: «Что, эта группа в составе армии работает?» — «Нет, — ответил он, — это все американские штучки. Они сегодня из Америки прилетели веселить Айка, — так он назвал Эйзенхауэра, — в связи с награждением. Он сам из Техаса, негры его знают, вот и поют вместе».

После этого разъяснения я пришел к выводу, что, видимо, англичане не любят американцев, однако общность языка и политики их сближает, поэтому они вынуждены дружить.

16 июня. Произошла тяжелая утрата командующего 5-й ударной армией Берзарина Николая Эрастовича. Погиб по своей вине. Жалко. Всю войну провоевал и на тебе.

Решил выучиться езде на мотоцикле. То ли учитель был плохой, то ли самоуверенность появилась, но проще говоря, не справился с мотоциклом и на большой скорости головой врезался в впереди идущий студебеккер и умер.

Все мы искренне жалели этого генерала. Гроб с телом выставили в Бабальсберге внизу госпиталя. Все ходили прощаться, так как решено было по просьбе семьи похоронить в Москве.

В день выноса тела Николая Эрастовича Берзарина для отправки на аэродром Жуков Георгий Константинович приказал коменданту штаба приготовить холщовые <концы>, чтобы от госпиталя до автомашины 200 метров мы, его боевые товарищи, могли нести.

Утром пришли, постояли в почетном карауле, взялись за концы и понесли. Мы с Георгием Константиновичем встали у головы, а Соколовский и Малинин в ногах.

Только подняли и отошли медленно несколько шагов, как я почувствовал, что у меня из рук Георгий Константинович тянет холст. Я ему тихо говорю: «Не тяни, я уроню», — и обмотал для большей уверенности холст вокруг руки.

Слышу, Георгий Константинович шипит: «Не тяни, я уроню». Я ему говорю, что мне не за что держаться, он отвечает: «И мне». И так мы шли, переругиваясь, до автомашины. Я на всякий случай сказал, чтобы офицеры подстраховали, так как нам держать неудобно.

Когда, наконец, поставили тело в автомобиль, Жуков вызвал коменданта и говорит: «Тебе, что, никогда не приходилось хоронить?» Тот отвечает: «Приходилось, товарищ маршал». Жуков: «Так почему же ты, дуралей, обрезал концы короткие, вместо того чтобы можно было через плечо по русскому обычаю перекинуть?»

Комендант, зная крутой характер маршала, молчит. Жуков: «Эх, ты!» и тут же приказал отправиться на гауптвахту на 10 суток.

Я, правда, не стал отговаривать, так как мне самому было тяжело, а потом такие элементарные вещи должен комендант понимать.

Июль

На днях был в Москве, вызывали по делам. Абакумов, этот авантюрист, добился, видимо, у хозяина, чтобы особые отделы нашего фронта подчинялись ему. Так как война кончилась, он не мог смириться, что до сих пор особый отдел фронта подчинялся мне. Назначил вместо Вадиса Зеленина — известного провокатора, которого Абакумов спас на Юго-Западном фронте у Малиновского, когда они вдвоем в 1942 году подписали приказ о награждении орденами сотрудников особого отдела не за боевые операции, а стоя на месте [316].

В приказ вписали всех девочек, которые получили ордена Красной Звезды, сидя в тылу фронта. Меня посылали расследовать, я все это подтвердил, но Абакумов сумел Зеленина защитить.

Вот этот подлец и приехал начальником особого отдела фронта, чтобы не докладывать мне и не иметь связей. Ну, пусть.

В течение нескольких последующих дней союзники вывели войска из Тюрингии, и я сразу бросился туда на розыск ракет. Мы ездили по всем местам, где только имелись данные о ФАУ-2.

Розыск ракет ФАУ-1 и ФАУ-2, Вассерфаль, Рейнтохтер у меня не выходили из головы, так как в последнюю встречу со Сталиным, когда он меня вызывал в мае, для того чтобы я забрал немецких руководителей Вильгельма Пика, Вальтера Ульбрихта и других, он сказал, что розыску ракет и реактивной техники надо уделить особое внимание, а потом добавил: «Основное внимание вашей работе, так как у нас, к сожалению, с этим делом обстоит пока плохо» [317].

Поэтому даже в тот радостный день 8 мая при подписании капитуляции немцами я воспользовался случаем, что сидел рядом с командующим авиацией союзных войск маршалом авиации Теддером, спросил у него, как велик ущерб, <который> немцы нанесли Лондону обстрелом ракетами ФАУ-2 и ФАУ-1.

Теддер, подумав немного, сказал: «Ущерб небольшой, но неприятностей было много, особенно в первые дни обстрела. Люди паниковали, а главное то, что мы их ракеты не могли ни сбить, ни перехватить».

На мой вопрос, откуда немцы пускали ракеты, Теддер ответил, что в основном из Пенемюнде, но потом мы эту пусковую площадку разбили, тогда они стали пускать с французского побережья. Я почувствовал, что ему этот разговор неприятен, и прекратил вопросы.

Ну, в дальнейшем, в июне я уже, в основном, путем допросов немцев, которые были задержаны и содержались в оперативных секторах НКВД (провинций), а также из поездок по местам, где делались ракеты, узнал следующее.

В конце мая 1943 года министр вооружения Германии Шпеер* уже участвовал на острове Узедом в районе Пенемюнде, где проводили испытание ракеты А-4 (ФАУ) дальностью 265 километров. Первая ракета ФАУ взорвалась на пусковой площадке, где были большие разрушении. Вторая ракета отклонилась и улетела в море на 250 километров.

Туда же затем приезжал Гиммлер, чтобы убедиться в эффективности этого страшного оружия, и доложил об этом Гитлеру, что уже приступили к массовому производству ракет, это было уже в 1944 году.

Гитлер приехал в город Гарц, где было производство ракет, устроил большой прием в честь конструктора ФАУ Вернера фон Брауна*, 35-летнего немца. Гитлер наградил фон Брауна высшим немецким орденом и дал звание профессор. Главным инженером и заместителем Брауна был немец Гретрубб* (Правильно: Греттруп. — Прим. ред.). Там же Гитлер назвал ракету «А-4» — «возмездие». ФАУ — от начальной буквы возмездие.

После этого немцы уже систематически обстреливали Лондон. Производство ФАУ-1 и ФАУ-2 возглавлял группенфюрер СС, генерал-лейтенант Каммлер* — это тот подлец, который сооружал газовые камеры для узников лагерей.

Разработку ФАУ немцы начали в 1943 году, а в 1944 году уже перешли на массовый выпуск.

Для производства ФАУ была выбрана гора высотой до 200 метров в районе города Гарц, Конштейн в Тюрингии. Около горы создали концентрационный лагерь «Дора», где работало свыше 10 тысяч человек. Сперва делали подземные ходы, затем цеха, в которых и собирали ФАУ-1 и ФАУ-2. Цеха были соединены галереями общей длиной до километра.

В 1944 году, когда немцы почувствовали силу Красной Армии, вот тогда-то бесноватый Геббельс и начал кричать по радио, что немцы изобрели чудо-оружие невероятной силы. Это, видимо, для того, чтобы подбодрить себя после потери до 8 миллионов человек в войне с нами, до 200 тысяч орудий, 60 тысяч самолетов и 50 тысяч танков.

Ракета ФАУ-1 это самолет-ракета длиной 8 метров, размах крыльев до 3 метров, с реактивным двигателем, заправляемым спиртом и жидким кислородом, и взрывчаткой. Дальность 250 километров, скорость до 600 километров, вес 1000 кг. Наводилась на цель ракета ФАУ-1 на земле, так, что неуправляемый снаряд допускал рассеивание до 15 км так, что стрельба велась по площадям.