Срубить крест - Фирсов Владимир Николаевич. Страница 1

Владимир ФИРСОВ

СРУБИТЬ КРЕСТ

ЧАСТЬ 1. ИГРА

Это все происходило так давно, что даже в книгах — самых древних, самых мудрых — не найти упоминанья о событиях той поры. Каждый день над миром солнце поднималось величаво, освещая горы, реки и зеленые леса. Но не вился дым уютный над жилищем человека, не вставал с рассветом пахарь иль веселый дровосек. Не шумели на запрудах мельниц быстрые колеса, наковальни звон ритмичный тишины не нарушал. В непрестанном страхе жили люди в те лихие годы. Смерть бродила между ними, поражая всех подряд. И не знал никто спасенья от ужасной этой гостьи — ни младенец, ни мужчина, ни старик седобородый. Все равны пред нею были, и она, не разбирая, всех без промаха разила, собирать не уставая жатву жуткую свою.

И тогда взмолились люди, и услышало их небо, и сойти на землю боги жизни, смерти и любви. В неземном своем величии, окруженные сияньем, по ступеням туч небесных вниз сошли они чредой. Ниц просители упали, распростершися во прахе, дерзких глаз поднять не смея на посланников небес. И людей спросили боги — чем они так недовольны, почему они стенают, что за горе их гнетет. Были ласковы их взоры, речи их полны участья. Но не смели слова молвить распростертые в пыли. И вторично вопросили трое жителей небесных, и звучало нетерпенье в их сверкающих очах. Приподнялся вождь отважный, убеленный сединою, только слова недовольства вслух сказать он не посмел. В третий раз спросили боги — гневом очи их пылали, всколыхнулось лоно моря, с громом вздрогнула земля. И тогда старик решился, крепко на ноги поднялся и в лицо бессмертным бросил дерзновенные слова. Говорил он, что устали люди ждать всечасно смерти, что хотят они без страха жить отведенный им срок. Долгий срок или короткий — это пусть решают боги, лишь бы был всегда единым жизни путь для всех людей.

Услыхав такую просьбу, топнул в ярости бог смерти — раскололась в этом месте потрясенная земля. А бог жизни улыбнулся — от одной его улыбки зацвели на мертвых скалах небывалые цветы. Бог любви вздохнул глубоко и сказал: “Старик, поведай, для чего ты это просишь? Ты на свете жил немало — больше, чем любой из нас. Если сделать как ты хочешь, жизнь твоя прервется сразу. Пусть уж будет все как было до скончания веков”. — “Нет! — сказал старик бесстрашно. — Не себе прошу я жизни. Я люблю народ мой добрый — так люблю, как ты учил. Пусть живут без страха люди, пусть не бродит смерть меж: ними — я за это, не колеблясь, десять жизней бы отдал”. И едва он это молвил, как глаза его закрылись, и к ногам богов бессмертных бездыханным он упал. “Быть по вашему, о люди!” — прозвучало над землею, и ушли на небо боги по ступеням облаков.

С той поры века минули. Разрослось людское племя. Страха гибели не зная, люди счастливо живут. Всем срок жизни дан единый, и, богов благословляя…

Черновой набросок древней народной легенды, найденный в архиве Черного совета.

(На черновике собственноручная пометка Рюделя: “Указать автору на недопустимость прославления иной религии, кроме религии Креста”.)

Глава 1, повествующая о том, как рыцарь Черной башни с помощью Волшебного копья победил рыцаря Леопарда

Вдалеке запели трубы герольдов, возвещая начало поединка. Не глядя, я протянул руку, взял копье, поданное оруженосцем, и тронул Баязета. Тот боком-боком пошел в ворота, фыркая и помахивая бронированной головой. На противоположной стороне ристалища уже гарцевал мой противник, смеясь и выкрикивая что-то возбужденной толпе зрителей. Но вот он заметил меня, уставил копье и пришпорил коня. Я тоже опустил копье и помчался навстречу.

Мы сошлись в самом центре ристалища — точно на красной разделительной полосе. Публика взвыла от восторга. Первая схватка — это просто разведка, даже разминка. Рыцари скачут с поднятыми забралами, угрожая копьями лишь для пущего эффекта. Задача первой схватки — выявить скоростные данные противника, его внимание и глазомер. А поскольку считается почетным схватиться с соперником на его половине ристалища, каждый из бойцов пришпоривает коня вовсю.

Круто завернув лошадей и подняв копья над головой, мы вернулись к своим воротам, чтобы приготовиться к второй схватке. Я опустил забрало, сменил копье на меч и снова выехал на поле.

Мой супостат уже гарцевал у трибун, размахивая мечом над головой. Под ноги коню из публики летели цветы. Подул свежий ветер, и его знамя с алым леопардом, распластавшимся на голубом шелке, развернулось в мою сторону. Я сделал в уме поправку на встречный ветер, который снизит стремительность моей атаки, и приготовился. В горле пересохло, а ладонь в бронированной перчатке, сжимавшая рукоять меча, стала влажной.

Мой противник все гарцевал перед публикой у своих ворот. По жребию право атаки досталось ему, и он спокойно разминался, не давая застояться лошади, а я вынужден был торчать под июньским солнцем в своей черной броне. Конечно, мне никто не мешал последовать его примеру, но здесь-то и таилась опасность. Стоит на мгновение повернуться к сопернику боком, и он кинется вперед, выигрывая драгоценные метры. Поэтому я стоял на месте, хотя в публике уже стали посвистывать.

Ветер опять стих, и я подумал, что столь опытный противник сейчас не станет атаковать: попутный ветер давал ему хоть маленькое, но преимущество. Мне нестерпимо захотелось холодного апельсинового сока, я стал шарить по панцирю в поисках питьевой кнопки и чуть не прозевал бросок рыцаря Леопарда.

Ах, какое это упоение — мчаться в броне навстречу бою! Где-то за спиной взлетают комья земли из-под копыт Баязета, голова надежно прикрыта щитом, меч со свистом рассекает воздух. Вперед, вперед — к красной линии в центре ристалища. Сейчас зазвенят мечи, и тысячи зрителей вскочат с кресел, и громовой рев потрясет окрестности! Вторая схватка — это уже бой, от исхода которого зависит, кому из рыцарей достанется Волшебное копье.

Мы снова сошлись на красной линии, вызвав взрыв восторженных криков на трибунах, обменялись двумя—тремя безрезультатными ударами и разошлись, чтобы развернуть лошадей. Но теперь я знал, что выиграю схватку, и в мыслях уже видел алый плюмаж моего противника на траве, под копытами рассвирепевших лошадей.

За несколько секунд схватки я понял, что лошадь рыцаря Леопарда не так хороша, как это показалось мне сначала, и заметно уступает Баязету. Мой Баязет был настоящая боевая лошадь, злая и агрессивная, а это в конном бою огромное преимущество. Кроме того, я был обоеручный боец — единственный из всех рыцарей — и только из-за строжайших правил рыцарского кодекса не рубился двумя мечами сразу. Пока мы разворачивали лошадей, я успел переложить меч в левую руку и вдобавок сманеврировал так, чтобы солнце оказалось у меня за спиной. И при второй сшибке мы съехались, неожиданно для соперника, не левым, а правым боком, и мой щит оказался против его меча, а его щит бесполезно болтался с другой от меня стороны. Рыцарь все понял. Он извернулся в седле, насколько позволяла тяжелая броня, и отразил мечом мой удар — из клинков вырубились искры, над мгновенно затихшей толпой проплыл короткий звон стали. Но Баязет уже оказался за его спиной, и напрасно рыцарь Леопарда старался развернуть свою лошадь — мой злой и кусачий Баязет был быстрее. Участившийся звон мечей дробью летел над ристалищем — рыцарь Леопарда пока защищался успешно, но я все объезжал его сзади, и ему не хватало доли секунды, чтобы повернуться ко мне левым боком. Выйти из боя он не мог, потому что наши лошади устроили круговерть — ржали, визжали, и Баязет уже кусал в ярости лошадь противника, — а тем временем я сантиметр за сантиметром передвигался за спиной рыцаря Леопарда в ту точку, отражать удары из которой он уже не сможет. И когда я ее достиг, мой противник сделал последнее, что ему оставалось, — прикрыл щитом голову, чтобы успеть развернуться в седле. Но это его не спасло. Ударом щита я отбросил его щит — на полсекунды, не больше, мне открылся сверкающий золотом шлем. Этого оказалось достаточно. Меч свистнул, прочертив горизонтальную линию, — это был мой любимый удар “полет ласточки”.