Лубянка. Подвиги и трагедии - Лузан Николай. Страница 32

Руководство Коминтерна оперативно откликнулось на просьбу Политбюро ВКП (б), и уже 26 июля в Праге на заседании Бюро Профинтерна (одна из структур Коминтерна) было принято решение о формировании нескольких интернациональных бригад из числа добровольцев. С того дня по всей Европе, а также в Америке функционеры Коминтерна развернули масштабную агитационную работу. Тысячи коммунистов и просто честных, смелых людей, ненавидевших фашизм, оставив теплые квартиры, работу и семьи, отправлялись в дальний и рискованный путь. Их не могли остановить ни французские пограничники, перекрывшие границу с Испанией, ни коммандос фалангистов, рыскавшие у горных перевалов и троп, по которым добровольцы прорывались на помощь республиканцам, ни налеты фашисткой авиации, топившие морские суда на подходах к порту Картахены.

К концу 1937 года в Испании уже находилось свыше тридцати тысяч добровольцев. Из них были сформированы семь интернациональных бригад: 11, 12, 13, 14, 15, 129, 159‑я. Они стали основной ударной силой республиканской армии и во многих сражениях с фалангистами решали исход сражений. В этом не было ничего удивительного: ими, романтиками‑идеалистами, двигали не корысть или жажда славы, а политические убеждения и ненависть к фашизму, растущая угроза которого становилась все более очевидной.

С каждым днем война приобретала все большие размах и ожесточение. Несмотря на то что республиканское правительство поддержало больше половины населения, а значительная часть армии сохранила верность присяге, оно, в силу амбиций и противоречий среди своих лидеров, не смогло организовать достойный отпор фалангистам и уступало одну позицию за другой. В Кремле не могли дальше безучастно наблюдать за тем, как развивались события в Испании, и поручили руководителям военных ведомств и органов государственной безопасности обеспечить в кратчайшие сроки подготовку и последующее направление в помощь республиканцам военных советников и специалистов. По линии Наркомата обороны им стал опытный командир Г. Штерн (генерал Клебер), от военной разведки (4‑е Управление Генштаба Красной армии) — ее бывший начальник Я. Берзин, а от НКВД — А. Орлов (Швед), личность яркая и незаурядная, оставившая в советской разведке заметный и противоречивый след.

Родился он 21 августа 1895 года в белорусском городе Бобруйске, в семье Лазаря и Анны Фельдбиных. Дед был крупным лесопромышленником и глубоко верующим человеком. Еще в 1885 году, во время поездки на Землю обетованную, он прикупил на будущее значительный участок земли и назвал его «Врата надежды». Но его внук, Лейба, при обедневшем отце предпочел искать надежду не на берегах Мертвого моря, а в России, в мутных водах революции.

После отречения от престола императора Николая II и с приходом к власти Временного правительства во главе с А. Керенским в отношении граждан еврейской национальности бывшей Российской империи были отменены черта оседлости и другие ограничения, касавшиеся службы в полиции, жандармерии и армии, и Л. Фельдбин, у которого еще в юности проявились лидерские качества и стремление к военной карьере, наконец смог себя реализовать. После года службы в качестве рядового в резервном полку в марте 1917 года он успешно сдал экзамены в школе прапорщиков, а спустя некоторое время вступил в РСДРП. Вскоре начинающий революционер познакомился с будущим генсеком Проф интерна С. Лозовским и с его легкой руки стал быстро подниматься по ступенькам карьерной лестницы.

С ноября 1917 года и до средины октября 1918 года Фельдбин занимал не последнюю должность в СНК — руководил информационной службой Верховного финансового совета, но вскоре возвратился в Красную армию на офицерскую должность. И там в его судьбе произошел резкий поворот, определивший всю дальнейшую жизнь. Весной 1920 года преданного бойца партии назначили на ответственный участок работы — сотрудником особого отдела ВЧК 12‑й армии, сражавшейся против войск белополяков на Западном фронте. И здесь Фельдбин показал себя не только храбрым человеком, но и способным организатором разведывательных и диверсионных акций. Под его командованием и при непосредственном участии был проведен ряд дерзких операций в тылу противника. В результате одной из них удалось захватить в плен командира польских разведывательно‑диверсионных групп полковника К. Сеньковского.

На инициативного, находчивого и с неординарным умом сотрудника обратил внимание будущий руководитель советской разведки, в то время — особоуполномоченный ОО ВЧК 12‑й армии А. Артузов и рекомендовал его в Центральный аппарат. В Москве 26‑летний Фельдбин, обстрелянный в боевых операциях и бегло говоривший на английском и немецком языках, долго не задержался. Вначале 1921 года его выдвинули на самостоятельный участок работы — начальником секретно‑оперативной части (СОЧ) ВЧК в Архангельск.

В те дни северный форпост был буквально наводнен шпионами, завербованными англичанами при оккупации города. Кроме того, в нем продолжали действовать миссии ряда западноевропейских государств. Молодой начальник, к тому времени сменивший фамилию и ставший Никольским, чтобы облегчить вербовки среди бывших царских офицеров, негативно относившихся к лицам еврейской национальности, энергично взялся за выявление антисоветского подполья и агентов британских и американских спецслужб. Все усилия — свои и подчиненной ему СОЧ — направил на оперативное проникновение в иностранные миссии, являвшиеся центрами шпионажа. И эта тактика оправдала себя: вскоре один за другим последовали разоблачения вражеских агентов. Эти успехи не остались незамеченными, и уже осенью он возвратился в Москву.

По решению руководства ВЧК теперь уже товарищу Никольскому пришлось прервать службу, чтобы усовершенствовать свою теоретическую подготовку в Школе правоведения. После окончания учебы он в течение непродолжительного времени поработал помощником прокурора и в 1923 году вернулся на службу в органы государственной безопасности во вновь созданное экономическое управление (ЭКУ). Прошло еще два года, и перспективный, инициативный работник был брошен на ответственный участок — укреплять советскую границу в Грузии и бороться с происками местных меньшевиков и националистов. Под его рукой находилась бригада в 11 тысяч штыков. С присущей ему напористостью молодой комбриг быстро усмирил непокорных, загнал в горы абреков и перекрыл пути контрабандистам.

Расчетливый, амбициозный и самоуверенный щеголь у многих сотрудников вызывал неприязнь и зависть. Но в Москве на эти недостатки не обращали внимания, в центральном аппарате ОГПУ больше ценили его организаторские способности, железную хватку и знание иностранных языков. В 1926 году Никольского перевели в разведку и сразу же назначили на должность легального резидента ИНО под «крышу» советского торгпредства в Париже.

В очередной раз сменив фамилию и став теперь Николаевым, он активно взялся за новое для себя дело и первое, что сделал, так это провел ревизию агентурной сети. Она произвела на него удручающее впечатление. Одни агенты оказалась засвеченными перед контрразведкой, другие бездарно растранжирили оперативные средства, отпускаемые Центром на создание прикрытия — различных коммерческих фирм. Но главные причины низкой результативности, по его мнению, заключались в слабой подготовке сотрудников и уязвимости агентуры, работа с которой в основном велась с официальных позиций. В своих предложениях, направленных на Лубянку, он настаивал на укреплении резидентуры профессионалами, а не партийными назначенцами и переносе центра тяжести в разведывательной работе на нелегальную сеть. В Москве не спешили прислушиваться к мнению новичка, пока сами обстоятельства не заставили руководство ИНО и ОГПУ пересмотреть свою позицию.

В марте 1927 года в Варшаве польская контрразведка накрыла почти всю советскую разведывательную сеть. И еще не успело ОГПУ оправиться от провала, как снова оказалось в центре нового скандала. Под каток турецкой контрразведки попало торгпредство в Стамбуле. В результате большинство оперативных позиций в Турции оказались утерянными. Спустя месяц, 6 апреля, китайская полиция совершила налет на советское консульство в Пекине, и ее добычей стала значительная часть секретной документации, касавшаяся агентурно‑оперативной работы резидентуры. Но наиболее серьезный урон разведка понесла в Лондоне. Там ей пришлось полностью свернуть работу.