Кто, если не мы - Лузан Николай. Страница 48

Глава одиннадцатая

Разговор по душам

В кабинетах и коридорах старого здания на Лубянке царило радостное, приподнятое настроение. В этот день исполнялась 92-я годовщина образования военной контрразведки страны. Но у генералов Шепелева и Рудакова, направлявшихся на доклад к Градову, настроение было далеко не праздничное. И тому имелись причины. Поиск агента ЦРУ в руководстве 53-го НИИ, о котором контрразведчиков информировали разведчики СВР, пока ни к чему не привел. Не радовали их и результаты расследования по делу предателя — бывшего старшего инженера-испытателя подполковника Нестерца. В ходе следствия были выявлены серьезные недостатки в системе организации защиты гостайны на полигоне «Плесецк», позволявшие ему безнаказанно заниматься сбором секретной информации.

Слабым утешением для Шепелева и Рудакова могло служить лишь то, что в деле исчезнувшего профессора Валентина Чаплыгина, наконец, появилась ясность. Охотники обнаружили его тело в лесу неподалеку от дачи. Заключение экспертов и предсмертная записка не оставляли сомнений в том, что Чаплыгин покончил жизнь самоубийством. Профессор не смог вынести того, как «реформаторы» цинично и безжалостно глумились над его любимым детищем — наукой, и решил уйти из жизни.

Но не с дела на Чаплыгина — здесь Шепелев с Рудаковым сошлись во мнении — надо было начинать доклад Градову, а с ситуации, сложившейся в военных вузах и НИИ. А она была близка к взрывоопасной. Информация о предстоящей радикальной реформе, просочившаяся из департамента образования Министерства обороны и обросшая самыми невероятными слухами, повергла в ужас профессорско-преподавательский состав. На кафедрах и в лабораториях стихийно возникали митинги, отдельные, горячие головы призывали своих коллег организовать акцию протеста на Красной площади. В сложившейся ситуации, грозившей серьезными имиджевыми потерями для страны, контрразведка не могла бездействовать — требовались незамедлительные и неординарные меры. Их видение после короткого, но горячего спора сформировалось у Шепелева с Рудаковым, и с ним за пять минут до одиннадцати они вошли в приемную Градова. Навстречу им поднялся дежурный и, сославшись на то, что у генерала находится посетитель, предложил подождать в соседней комнате.

— Геннадий Васильевич, а кто у него? — уточнил Шепелев у дежурного.

— Командующий РВСН генерал-полковник Соловцов, — доложил тот.

— Надолго?

— Не могу знать, Юрий Дмитриевич. Встреча не планировалась.

— Похоже, Генштаб дожимает ракетчиков, — предположил Рудаков и не ошибся.

Борьба между Генштабом и командованием РВСН вокруг реформы этого важнейшего стратегического сегмента обороны России достигла кульминации и складывалась не в пользу позиции ракетчиков. Последний разговор Соловцова с начальником Генштаба прошел на повышенных тонах. Тот посчитал его аргументы деструктивными, а подходы — устаревшими, не вписывающимися в облик будущей армии и противоречащими генеральной линии министра обороны по ее реформированию. Отчаявшись найти понимание в Генштабе, Соловцов связывал свою последнюю надежду с военной контрразведкой, а точнее, с Градовым. Его давние отношения с секретарем Совбеза Николаем Патрушевым не являлись большим секретом, и Соловцов решил воспользоваться этим, чтобы довести до высшего руководства страны свое видение реформы ракетных войск и не допустить непоправимых ошибок.

Отказавшись от кофе, Соловцов сразу перешел к делу и предложил Градову ознакомиться с докладной запиской «О проблемах реформирования РВСН» — плодом его и ближайших соратников многодневных размышлений. Градов склонился над документом и внимательно вчитывался в каждый абзац. Соловцов не спускал с него глаз и пытался по лицу понять реакцию. Оно оставалось непроницаемым, и только по губам, сомкнувшимся в жесткую складку, и пальцам, сжимавшимся в кулаки, можно было догадаться: выкладки и аргументы докладной вызывали у Градова глубокую тревогу. Они ставили под серьезное сомнение не только экономический эффект от реформирования РВСН, на что рассчитывали в Генштабе, но и сам подход к тому, как сделать их более эффективными в решении боевых задач. Сотни миллионов рублей предполагаемой экономии, как то видела команда Сердюкова, завтра могли обернуться фатальным снижением боевой готовности основной ударной силы РВСН — подвижных грунтовых ракетных комплексов «Тополь-М», «Ярс», и, как следствие, колоссальными затратами на ее восстановление.

Прочитав докладную, Градов тяжело вздохнул, потянулся к стопке папок, достал синюю и, пододвинув к Соловцову, предложил:

— Ознакомьтесь, Николай Евгеньевич.

— Что, ЦРУ тоже тревожат наши реформы? — горько пошутил он.

— И еще как! Но речь не о том. Это аналитическая записка генерала Балуева. В ней дается анализ состояния военной реформы, проводимой как в армии, так и на флоте, содержатся выводы о ее плюсах и минусах. Я не со всем могу согласиться, и не все так однозначно, как считает Балуев, — не преминул отметить Градов.

— Спасибо за откровенность, Георгий Александрович. Я с ней хорошо знаком. Мы с Юрием не раз обсуждали тему реформы. В докладной он дает в укрупненном виде ее проблемы и акцентирует внимание на организационно-управленческих недостатках. Я же рассматриваю реформу через призму РВСН и делаю упор на вопросах их боевого применения, а они имеют принципиальное значение для сохранения их ведущей роли в стратегических ядерных силах страны.

— Николай Евгеньевич, если я правильно понял, то в оценке последствий реформы для РВСН вас больше всего беспокоит то, что их предстоящая реорганизация может негативно сказаться на системе боевого дежурства и возможности быстрой модернизации боевых ракетных комплексов в случае возникновения глобальной военной угрозы, — сделал главный вывод Градов из докладной Соловцова.

— Совершенно верно, Георгий Александрович! Вы попали в самую точку! — подтвердил тот и, оживившись, привел пример. — Дивизии под Козельском, Кировом и в Йошкар-Оле когда-то имели в своем боевом составе от пяти до десяти ракетных полков, на сегодня — два-три.

— Извините, Николай Евгеньевич, что перебиваю, но если мне не изменяет память, двадцать пять лет назад в РВСН насчитывалось 42 дивизии и бригады.

— Вы не ошибаетесь, Георгий Александрович, все так. По состоянию на текущее время их осталось двенадцать. Что касается остальных, то, как вы знаете, по Договору об ограничении стратегических наступательных вооружений с США было произведено взаимное их сокращение. Что разумно как с точки зрения военной — тем арсеналом, что был ранее, можно было уничтожить Землю три раза, так и экономической — это разорительно для страны. В нынешнем состоянии страны содержать такую огромную мощь стало бы невозможно. Но речь не о том, Георгий Александрович. Поймите меня правильно, я не ретроград. Да, реформы армии необходимы, они давно назрели, и события августа 2008-го в Южной Осетии — наглядное тому подтверждение. Но делать их через колено, без учета мнения специалистов, и особенно в РВСН, как поступают наши реформаторы, убийственно не только для РВСН, но и для государства.

— Что вы имеете в виду, Николай Евгеньевич?

— Как известно, договоры подписываются, чтобы их нарушать.

— Да, известное выражение.

— Если бы только выражение. Американцы в одностороннем порядке вышли из договора по ПРО, а нам предлагают якобы для уменьшения военной угрозы провести еще более радикальное сокращение стратегических ядерных сил. Звучит привлекательно, а на самом деле это хитрая ловушка. При тех темпах, которыми они наращивают свою космическую ПРО, через 10–15 лет мощь наших РВСН будет девальвирована.

— Ну, не все так мрачно, Николай Евгеньевич. В руководстве страны видят такую угрозу и не пойдут на подобный шаг, — возразил Градов.