История катастрофических провалов военной разведки - Хьюз-Уилсон Джон. Страница 19

К счастью для разведчиков, последовал один весьма важный в политическом отношении сигнал. США вручили японскому правительству последний пакет мирных предложений и теперь ждали ответа, который должен был прояснить все. Альтернатива была лишь одна: мир или война. Все усилия были направлены на «отлов» и разгадку ответа из Токио, и опять дешифровщики кода «Мэджик» оказались на высоте.

Власти США были встревожены поступившим из радиотехнических служб сообщением о том, что примерно 6 декабря японское посольство в Вашингтоне должно получить длинное четырнадцатичастное сверхсекретное послание от своего министерства иностранных дел. Данное послание, как ответ Токио на инициативы США, японский посол должен был лично вручить американским официальным лицам. Точное время передачи ответа должно было быть указано в отдельном сообщении. Дешифровщики правительства Соединенных Штатов, имевшие доступ к коду секретной дипломатической переписки «Мэджик», могли перехватить и прочитать это сообщение в момент его выхода в эфир, дав таким образом своей стране несколько жизненно важных часов.

Дальше произошло то, что стало конечным звеном в цепочке из безответственного управления, плохой организации, бюрократических препон и некомплекта штатов. Сообщение, которое, как предполагалось, содержит ответ Японии на американские предложения, 6 декабря оказалось в эфире и было своевременно перехвачено армейской и флотской разведками (несмотря на договоренность о четных и нечетных днях), и именно флот занялся расшифровкой и переводом сигнала. То же самое происходило и в деловом центре Вашингтона, где находилось посольство Японии.

Около 22.00 по вашингтонскому времени флотский курьер вручил первые тринадцать частей послания президенту Рузвельту, который прочитал их со своим помощником Гарри Гопкинсом. Оба они внимательно прочитали английский перевод, и Рузвельт заметил: «Это означает войну». Затем курьер, капитан-лейтенант Крамер, вручил расшифровку нескольким высокопоставленным офицерам флота и, не обнаружив по возвращении в офис четырнадцатой части послания, отправился после двенадцатичасового рабочего дня к себе домой. Было около часа ночи 7 декабря.

В соседнем здании армейская разведка G2 получила то же самое послание. Там этот сигнал тоже был расшифрован, и два дежурных офицера, глава дальневосточного отдела полковник Руфус Брэттон и его заместитель подполковник Клайд Дазенбери, с нетерпением ожидали концовки текста. К 21.30 ключевая четырнадцатая часть, как можно догадаться, все еще не поступила. Разочарованный и уставший от напряженной работы Брэттон отправился домой, поручив своему заместителю «удостовериться в отправке полного текста сообщения начальнику штаба армии генералу Маршаллу».

Около полуночи Дазенбери наконец получил последнюю, четырнадцатую часть секретной директивы. В ней Токио предписывал послу Японии в США официально разорвать дипломатические отношения с Вашингтоном в 13 00 по восточному поясному времени, то есть в 7.00 по гавайскому.

Получив долгожданный полный текст, Дазенбери попытался связаться с Маршаллом. Попытка не удалась, и смертельно уставший Дазенбери в 01.30 в свою очередь отправился спать, решив вручить текст послания всем заинтересованным лицам в воскресенье утром. В офисе разведки флота недостающая часть документа также мирно лежала в лотке входящих документов капитан-лейтенанта Крамера. Таким образом, были потеряны девять драгоценных часов.

Рано утром следующего дня информация постепенно стала доходить до основных действующих лиц. В здании штаба флота его командующий адмирал Старк читал последнюю часть японской директивы. Полковник Брэттон пытался добиться, чтобы весь текст документа получил его начальник генерал Маршалл. Президент Рузвельт прочитал пришедшую из разведки флота четырнадцатую часть депеши и промолвил: «Что ж, выглядит так, что японцы решили свернуть переговоры». На этом все и закончилось.

Однако злосчастная заключительная часть была поистине громом среди ясного неба. В ней говорилось: «Правительство Японской империи с сожалением констатирует факт, что ввиду позиции Соединенных Штатов оно приходит к выводу о недостижимости соглашения с помощью обычных переговоров». К счастью, высшие офицеры не отнеслись к весьма жесткому по сути, хотя и дипломатичному по форме посланию столь же легкомысленно. Огромная важность «дэдлайна» по вашингтонскому времени тотчас стала ясна и адмиралу Старку, и генералу Маршаллу. После срочных консультаций начальник штаба армии составил директиву, предназначавшуюся в первую очередь для гарнизона Гавайев, а также для прочих тихоокеанских формирований. Ее текст гласил: «Сегодня в 13-00 по восточному поясному времени японцы представят нашей администрации ультиматум. Также посольствам Японии предписано немедленно уничтожить все шифровальные машины. Мы точно не знаем, что будет после 13.00, но будьте начеку».

Командование на местах, получив такой сигнал, может предпринимать любые шаги по своему усмотрению, особенно в период, когда пресса трубит о неминуемом начале войны. Депеша из Вашингтона, говорящая о необходимости «быть начеку», полностью развязывала руки оперативному штабу. Флот должен был быть готов на море, армия — на суше. В условиях глобальной международной напряженности любой кадровый офицер так и должен понимать рекомендации главнокомандующего.

К сожалению, циркуляр Маршалла так и не был отправлен вовремя. Маршалл передал сообщение в комнату радиосвязи около 11.30 по вашингтонскому времени (то есть за полтора часа до нападения японцев), но радисты так и не смогли выйти на связь с Гавайями по безопасному каналу. В результате полковник Френч, глава радиослужбы, приказал отправить закодированное сообщение Маршалла по телеграфу в Сан-Франциско, а оттуда через коммерческую радиостанцию RCA в Гонолулу. Когда директива Маршалла пришла на Гавайи, воздушные налеты уже начались, а когда курьер-мотоциклист вручил ее генералу Шорту, в Перл-Харборе было уже 11.45 (или 17.45 по времени Вашингтона). Впоследствии курьер RCA принес извинения за более долгую, чем обычно, доставку сообщения, но сказал в свое оправдание, что ему «приходилось искать укрытие от самолетов».

Таким образом, цепь оповещений не сработала, и, несмотря на отчаянную попытку в последнюю минуту предупредить гарнизон Гавайев, вся мощь японской военной машины обрушилась на неготовый к этому флот и базы на островах. Когда следственная комиссия Конгресса спросила полковника Френча, почему тот просто не позвонил на Гавайи утром 7 декабря, учитывая нехватку времени и срочность происходящего, полковник ответил, что в отделе радиосвязи никогда не использовали телефон, считая этот способ связи ненадежным. «Если вышестоящие офицеры хотели воспользоваться телефоном,— добавил Френч,— то могли это сделать на свой собственный страх и риск».

Пока шок от нападения японцев сотрясал тихоокеанские базы американцев, некоторые другие косвенные факторы приобрели неожиданную важность. И по сей день остается загадкой, почему эти сигналы были успешно проигнорированы, и еще большей — что с ними сталось. 2 и 3 декабря пароход компании Мэтсона, отплывший из Сан-Франциско, в полном одиночестве шел на запад к Гонолулу. Внезапно 2 декабря радист парохода был буквально сбит с ног мощным сигналом японского морского кода на низких морских частотах. Сигнал был такой долгий и отчетливый, что радист смог определить позывные главного штаба японского флота («JCS») и отслеживать их еще два дня. Согласно свидетельству, ему удалось запеленговать внушительное скопление военных судов к северо-западу от Гавайев. Суда двигались на восток.

Два дня спустя пароход прибыл на Гавайи, и два радиста этого судна, будучи добросовестными профессионалами, немедленно отправились в штаб-квартиру адмирала Киммела, где предъявили свои записи дежурному офицеру и рассказали ему обо всем услышанном. Однако больше этих записей никто не видел, и нет никакого документального свидетельства того, что штаб флота их получил.