История катастрофических провалов военной разведки - Хьюз-Уилсон Джон. Страница 21
Для разведчика-аналитика ситуация, подобная той, что окружала Перл-Харбор, является уникальной, трагической сагой об упущенных возможностях, проигнорированной ценной информации и бюрократической путанице. Ситуация эта тем загадочнее, что ее сопровождали неубедительные, зато постоянные попытки обнаружить заговор или же замести следы. Правительство США санкционировало ряд расследований, которые должны были дать ответ на вопрос: кто и что знал о ситуации и в какое именно время. Было не менее шести комиссий, проводивших такие расследования:
1. комиссия Робертса (1941, Робертс — судья Верховного суда США);
2. комиссия Харта (1944, Харт был на тот момент старейшим адмиралом);
3. армейская комиссия по Перл-Харбору (1944);
4. следственная комиссия флота (1944);
5. комиссия Конгресса (1945—1946);
6. комиссия Клозена (1945).
Из всех этих комиссий только последняя, сверхсекретная миссия полковника Клозена, по гражданской специальности адвоката, имела доступ к коду «Мэджик», ко всем фактам и, что самое важное, к сохранившимся радиосообщениям. Поэтому неудивительно, что выводы, сделанные Клозеном, в некоторых аспектах радикально отличались от вердиктов предыдущих служебных и политических расследований, имевших прежде всего цель установить виновных или найти козлов отпущения. К сожалению, как и многие другие свидетельства времен Второй мировой войны, факты оставались засекреченными, пока Клозен в 1992 году не прервал свое почти пятидесятилетнее молчание.
Комиссия Клозена разделяла официальную точку зрения Вашингтона, согласно которой невезучие командиры на местах — адмирал Киммел и генерал-лейтенант Шорт — являлись главными виновниками трагедии. Кло-зен строил свою критику на четком понимании того, кто что знал и за что нес ответственность. В 1945 году он шаг за шагом восстанавливал картину событий, путешествуя по всему миру, причем на его теле был закреплен механизм уничтожения документов на случай попадания в руки врага. Клозену стало понятно, что многие из тех, кого допрашивали официальные комиссии, знают гораздо больше, чем они рассказали, к тому же эти комиссии не имели доступа к данным радиоразведки.
Одна из самых больших проблем разведки — чрезмерная секретность. Недаром разведслужбы, особенно те их подразделения, которые работают со сверхсекретной информацией и спрятаны за толстыми дверями, посещают только высокопоставленные офицеры, которых те, кто подобного доступа к информации не имеет, называют «клубом агента „Белка”». «Принцип необходимого знания», применяемый для того, чтобы тщательно дозировать доступ к информации, является неотъемлемым элементом безопасности, но одновременно, по двум причинам, может быть и источником опасности.
Во-первых, лицам, ответственным за принятие решений, может быть отказано в доступе к определенной информации на основании того, что в этом нет необходимости. Так, например, в 1941 году поступили с генералом Шортом: у него не было допуска ко всем данным радиотехнической разведки, и, конечно же, он не знал о том, что флот читал японские шифровки. Впрочем, отказ адмирала Киммела делиться данными со своим коллегой понятен. Шорт не был посвящен в главные тайны военно-морской разведки, но, что еще хуже, и сам Ким-мел не видел всех сообщений, перехваченных его подчиненными. Его личная шифровальная машина для чтения кода «Мэджик» была изъята ранее для секретного обмена данными с британцами. Становится ясно, что обоим верховным командующим на Гавайях нанесли довольно сильный удар исподтишка.
Проблема усугублялась общим недостатком координации разведслужб США. Отсутствовал верховный «мозговой центр», докладывавший обо всем президенту. Не было агентства, ответственного за всестороннее освещение событий или сортировавшего данные по важности. У каждого игрока были свои фрагменты пазла, но никто не мог заставить их положить эти фрагменты на стол и составить общую картину. Поэтому в создавшихся обстоятельствах возлагать всю вину на оперативное командование в Перл-Харборе было бы слишком жестоко. Хотя Клозен и сравнил офицеров с «часовыми, заснувшими на вахте», нельзя не посочувствовать Кимме-лу и Шорту, которые испили до дна чашу позора, будучи назначены главными виновниками катастрофы.
Во-вторых (и это более серьезно), «менталитет агента Белки» порой подразумевает заметание следов. Почти не существует сомнений, что атмосфера таинственности мешала дать непредвзятую и объективную оценку произошедшего в Перл-Харборе. Истина всегда была где-то рядом; вопрос в том, являлись ли «соображения национальной безопасности» той стеной, что скрывала передовые технологии (например, возможность перехватывать и читать японские шифровки) от врага, или они были отговоркой, с помощью которой можно было утаить грубые, так называемые «политические» ошибки? Верен, скорее всего, и тот и другой ответ.
Существует и еще одна, так сказать, психологическая причина катастрофы. В 1941 году каждый эксперт знал, что Перл-Харбор просто не может подвергнуться нападению. База Тихоокеанского флота Соединенных Штатов просто-напросто находилась слишком далеко и от Японии, и от любого другого вероятного противника, стоянка судов была очень хорошо защищена, а высоты на острове и мелководье делали технически невозможной и торпедную атаку. По общему мнению, Перл-Харбор был неприступен.
К сожалению, то, что было правдой в 1939 году, уже не соответствовало действительности в 1941-м. Британский флот 11 ноября 1940 года в ходе одной из своих наиболее успешных (и наименее известных) операций времен Второй мировой войны застал врасплох итальянские корабли на рейде Таранто, порта в Южной Италии. Одиннадцать особых торпед, пущенных с отживающих свой век бипланов «Суордфиш», потопили или вывели из строя три итальянских линкора и два тяжелых крейсера, что полностью нейтрализовало флот Муссолини. Атака была проведена под покровом ночи с британских авианосцев.
Стереотипную черту американцев, часто подмечаемую их друзьями и недругами, можно назвать синдромом «сделанного не у нас». С юношеским максимализмом и безграничной верой в мощь самой развитой, новаторской и успешной экономики в истории американцы доверяют только собственным идеям и изобретениям и игнорируют достижения других народов, будь это оружие, потребительские товары или даже телешоу.
Так и здесь, американское военно-морское ведомство не вынесло никаких уроков из Тарантской операции. Японский же флот, наоборот, расценил ее как блестящий стратегический успех (каким она, безусловно, явилась) и взял ее на заметку при разработке своих военных планов. Как говорили в военно-морском штабе Японии, «Таранто сделал Перл-Харбор реальным».
В частности, японских пилотов интересовало, каким образом британские летчики смогли сбросить торпеды в столь мелкой бухте. Методом проб и ошибок японцы установили, что воздушные торпеды не уходят глубоко под воду после сброса, а направляются на наземную цель немедленно, будучи снабженными своего рода подводными крыльями или «плавниками». Японские торпеды конца 1941 года, превосходившие британские и являвшиеся лучшими в мире, были снабжены такими плавниками и испытаны для операций на мелководье. Испытания завершились успешно, и внезапно стало ясно, что нападение на корабли, стоявшие в неглубокой гавани Перл-Харбор», становится вполне возможным. Такими были проигнорирюванные США технические разведданные, которые, по ирюнии судьбы, были вполне доступны, так как британский флот готов был предоставить их союзникам по первому требованию. Но тогда, в обстановке самоуспокоенности и изоляционизма, чинам из военно-морнжого флота США казалось, что заимствовать чужой опыт не нужно. Японцы придерживались другого мнения.
Какой бы ни была психологическая подоплека и техническая подготовка к нападению, вполне возможно взглянуть на катастрофу Перл-Харбора сквозь призму цикла сбора данных, приведенного нами в главе 1 в качестве иллюстрации логического и взвешенного анализа. Данный анализ системы планирования вскрывает все недостатки разведслужб США и системы раннего предупреждения и заслуживает тщательного изучения.