Русские агенты ЦРУ - Харт Джон Лаймонд. Страница 9

Пример Александра важен для понимания будущей шпионской карьеры Петра Попова, поскольку трудно найти принципиальную разницу между охотничьими пристрастиями старшего брата и шпионской деятельностью младшего. Оба пренебрегли традициями ради того, чтобы зарабатывать себе на жизнь частным предпринимательством. Настойчивость Александра в достижении цели позволяла принять два важных решения. Обосновавшись в лесхозе, старший брат вернулся в деревню, чтобы определить Петра на учебу в школе. «Один из Поповых должен быть образованным», — заявил он. Уровень образования в сельской местности был невысоким, даже родной язык преподавался весьма посредственно. Однако в условиях так называемого бесклассового общества грамотные люди составляли особое сословие ^{3}.

Другой результат смелого поступка Александра был для Петра далеко не столь приятным. Все хорошее, предупредил брат, имеет и свои отрицательные стороны, что в данном случае означало необходимость носить в школе кожаную обувь каждый день, а не только по воскресеньям (болезненная обязанность для человека, привыкшего зимой к валенкам и летом к лаптям — крестьянской обуви, плетенной из коры деревьев или камыша). Получение образования выше двухклассного означало для юноши кардинальную перемену в его жизни. Возможность подняться вверх по социальной лестнице заставляла мириться с неизбежными переменами как в образе жизни, так и в одежде. Стиснув зубы, маленький Петр каждое утро приносил с собой ботинки и надевал их перед входом в школу. Но перед долгой обратной дорогой домой он, разумеется, менял их на нечто более удобное — валенки или лапти.

К началу 1930-х годов советская система образования вернулась — если не содержательно, то хотя бы по форме, — к дореволюционным стандартам. Делался упор на ликвидацию поголовной неграмотности в стране, хотя требования были не слишком высокими — на уроках часто пренебрегали даже историей гражданской войны. Высочайшим приоритетом являлась лояльность к власти. Ученики, вступавшие в члены коммунистической молодежной организации и демонстрирующие желание во всем следовать политике партии, имели больше перспективы, чем другие. Насколько нам известно, именно в это время Попов в душе формально стал коммунистом. Образ жизни, который он вел в то время, без сомнения, не давал никакого повода усомниться в его преданности советскому государству.

Что же касается приспособленчества, универсального ключа к выживанию в советской системе, Попов преуспел там, где многие другие преуспеть не смогли. К примеру, он учился вместе с буйными «полусиротами», потерявшими несколько, а иногда и всех своих родственников в результате все усиливающихся репрессивных мер — массовых арестов и ссылок в Сибирь. Школы должны были не только способствовать ликвидации неграмотности, в их задачу входило также воспитание беспризорников, у многих из которых были большие проблемы с дисциплиной. Между тем Петр, будучи примерным мальчиком, уже тогда проявлял внешний конформизм, которым отличался и в дальнейшем. Вполне естественно (хотя и ошибочно), что это было принято учителями и начальством за политическую благонадежность.

Военная карьера

В последовавшие за этим тревожные годы, в условиях все увеличивающейся угрозы со стороны нацистской Германии, программа всеобщего образования была значительно сокращена. Подобно многим другим представителям своего поколения Петр, считавшийся хорошим учеником, получил аттестат зрелости досрочно и был направлен в Красную армию, где благодаря своему образованию, каким бы скромным оно не было, оказался на офицерских курсах, которые закончил в 1942 году, получив звание младшего лейтенанта. Это было не слишком большим достижением, война свирепствовала еще три года, а лейтенанты являлись тем пушечным мясом, необходимость в котором была всегда велика: они всегда погибали одними из первых.

Несмотря на полученное в тяжелом бою ранение, рассказы Попова о войне на удивление скудны. Как выяснилось из бесед, в его жизни не обошлось без драматических ситуаций, но у него не хватало воображения, чтобы описать свои переживания. Война явилась для Петра событием слишком глобальным для осознания, несмотря на личное в ней участие. Взять, к примеру, бои за Тулу, город, находящийся к югу от Москвы. Еще не получивший звание Попов, находящийся вместе со своими товарищами на учениях, оказался на пути наступления генерала Гейнца Гудериана — Джорджа Паттона нацистской Германии, чья 2-я танковая армия участвовала в последней попытке немцев захватить столицу в ноябре — декабре 1941 года ^{4}. Битва под Тулой явилась одним из кульминационных моментов этой войны, так как именно там наступление нацистов было окончательно остановлено. Но несмотря на это, во время опросов Попов никогда надолго не задерживался на этом сражении. Потери Красной армии были очень велики, а город оказался сильно разрушенным бомбежками, но, судя по его словам, Петр выполнял свои обязанности почти автоматически, словно наблюдая за событиями со стороны. Во время этих бесед, он никогда не хвастал своей доблестью, не ругал и не хвалил начальство и не выказывал особой антипатии к немцам и австрийцам, считавшимся в то время врагами России.

Было ясно, что Попов едва ли делает различие между событиями, произошедшими во время войны и в послевоенный период. Будучи крестьянином из глухого уголка России, для которого любое известие из Москвы несло скорее угрозу, чем надежду на лучшее, он не имел никаких оснований связывать себя со своей страной. Оказавшись в городе, Попов не стал бы избегать официальных церемоний, спортивных состязаний, даже увеселительных зрелищ, призванных демонстрировать солидарность с остальным населением страны. Вместе с тем патриотизм не вписывался в узкие рамки его жизни. Икона, висевшая в углу родительской избы, раньше, возможно, и отражала для Петра какие-то высшие ценности, но чем старше он становился, тем меньше значили для него подобные абстракции.

Некая психологическая связь у Попова установилась лишь с Красной армией, подтверждением чего может служить неблагоприятное мнение, сложившееся у него по поводу боеспособности западных войск по сравнению с советскими. Ко времени своего предательства, однако, это сравнение могло отражать лишь сложившееся лично у него предубеждение, поскольку он ни разу не видел западные армии в действии. К тому же Петр на удивление мало разбирался в военном деле в целом, и его офицерское положение скорее было делом случая, а не рационального отбора армейского начальства. В течение всей своей жизни Попов просто старался не упускать любых возможностей, предоставляемых ему судьбой; его карьерный рост до звания подполковника, казалось, не имел никакого отношения к его патриотизму или военному искусству.

Обратимся, например, к очередному продвижению Попова по службе в один из самых критических периодов войны. В конце 1944 года, находясь после ранения в госпитале, он предстал перед военной комиссией, отбирающей кандидатов для трехгодичного обучения в московскую Академию имени Фрунзе. Подобное назначение считалось для всех офицеров большой честью. Но каковы же были его профессиональные характеристики? К этому времени Попова уже дважды повысили в звании, он был старшим лейтенантом и ожидал присуждения капитанского чина. Более счастливым для него обстоятельством было крестьянское происхождение, считающееся надежной гарантией наличия у него пролетарского сознания. К тому же в его армейском досье не имелось никаких свидетельств того, что его семья когда-либо считалась кулацкой. Более того, получив рекомендацию в партию, Попов, несмотря на полное отсутствие идеологических пристрастий, не замедлил вступить в нее. К тому же принимая во внимание огромные потери во время войны. Красная армия испытывала нехватку опытных профессиональных офицеров, а Петр, по крайней мере на бумаге, более чем удовлетворял минимальным требованиям, предъявляемым к слушателям военной академии, не последним из которых было просто то, что он был жив и годен физически. И действительно, война уже унесла столько людей, что на его курс в академии смогли набрать лишь 90 кандидатов из 150.