Книга, в которой исчез мир - Флейшгауэр Вольфрам. Страница 33

— Очень много, а именно так много, сколько может одолжить самый богатый человек в течение года.

Николай откинулся на спинку стула, стараясь не смотреть на остатки пищи, которые за обедом всегда разбрасывал по столу Мюллер. Эти совместные дневные трапезы с благодетелем были пыткой для Николая. Застольные привычки Мюллера были невыносимы. Едва он успевал сесть за стол, как все вокруг было уже усеяно сырными корками, колбасными обрезками, надкусанными и выплюнутыми хрящами. Нож по самую роговую рукоятку оказывался выпачканным в сале. По кускам, застрявшим в растрепанной бороде Мюллера, всегда можно было точно сказать, что он ел на обед.

Но сегодня Николай не мог пропустить обед, ибо Мюллер, каким бы плохим врачом и отвратительным человеком ни был в глазах Николая, располагал тем, в чем лиценциат нуждался сейчас как в воздухе, — нужными сведениями. Обо всех новых слухах и сплетнях Мюллер был осведомлен не хуже, чем о новых случаях болезней.

— Но кто же одолжил такую крупную сумму? — как бы невзначай поинтересовался Николай.

— Магистрат и некоторые богатые горожане. Альдорф выдал им долговые расписки под залог своего имущества. Насколько мне известно, подписались даже несколько южнонемецких князей. Это форменный скандал. Прежде всего это противоречит положению о праве первородства при получении наследства, а это право запрещает отчуждать или продавать собственность, находящуюся во владении семьи. Теперь надо ждать ожесточенной схватки. Вартенштейги уже вооружили своих людей.

— Ди Тасси прибыл сюда в связи с этим делом?

Мюллер поморщился и специально отращенным для этой цели ногтем левого мизинца выковырял кукурузное зернышко, застрявшее между резцами. Задумчиво рассматривая измятое желтое зернышко, он ответил:

— Я вполне допускаю такую возможность. Кто-то из городского совета направил жалобу в Ветцлар, в Высший имперский суд, опасаясь, что магистрат и Лоэнштайны поделят имущество, а горожане останутся ни с чем.

Мюллер снова отправил в рот кукурузное зерно, запив его добрым глотком пива.

— Я не понимаю этого, — произнес Николай.

— Здешняя знать отчаянно нуждается в деньгах, — пустился в объяснения Мюллер. — Но закон запрещает аристократам продавать имущество простолюдинам. Правда, существуют подставные лица, люди с сомнительными дворянскими грамотами, люди с пустыми карманами, но с титулами, которые и служат ширмой в такой купле-продаже. Состоятельные горожане таким путем пытаются совершать покупки, которые им запрещает закон. Альдорф же явил собой особенно тяжелый случай. Он воспользовался не одной ширмой, а многими. Он продал свое имущество несколько раз разным людям.

Мюллер немного помолчал, потом продолжил:

— Вы заболеете, если будете есть земляные груши, гарантирую вам. Здешние крестьяне не притрагиваются к ним, а я всегда полагаюсь на мнение крестьян.

— В Пруссии выращивают много картофеля, а скотину кормят только излишками, — возразил Николай.

— Пруссия! Ничего удивительного, они там жрут все. Солдафоны. Вам надо еще многому учиться, Рёшлауб. Кстати, вы подготовили годовой отчет?

Напоминание об этой гнусной работе испортило и без того неважное настроение Николая. Ему предстояло привести в порядок, разобрать и проанализировать сотни случаев за прошедший год и подготовить справку о заболеваемости для магистрата. Для Мюллера это был просто дар небес — получить работника, готового исполнять эту барщину.

— Я работаю над ним, — солгал Николай и снова вернулся к интересующей его теме. — Ди Тасси появился здесь уже на второй день после смерти Альдорфа. Вы не находите это странным?

Мюллер пожал плечами.

— Вероятно, кто-то уже давно заподозрил Альдорфа в махинациях и приказал ди Тасси заняться расследованием. Да, должно быть, так все и было. И, возможно, Альдорф именно поэтому… ну, вы понимаете, о чем я говорю.

Он сделал не допускающий возражений жест, поднялся из-за стола и плюхнулся на канапе, стоявшее возле окна. При этом над видавшим виды матрацем поднялся столб пыли. Городской врач взял помятую жестяную коробку, достал оттуда пару предметов и начал основательно готовиться к действу, которого Николай опасался больше всего, — к курению трубки.

Всего несколько лет назад этот обычай был уделом ломовых извозчиков, конюхов, солдат, кучеров и живших в Германии выходцев с Востока. Но на протяжении последних шести или семи лет табак стали курить все — лакеи и графы, ученики продавцов и банкиры, практиканты и референты. Густой дым клубился везде и всюду. В каждом кабачке слоями висел дым, из-за которого нельзя было ни есть, ни пить, не подвергаясь опасности пропахнуть едким чадом и едва не задохнуться в нем. Николай поспешил откланяться, тем более что действие табака на пищеварение заставит городского врача провести долгое время на дворе. Впрочем, лучшего нельзя было и пожелать — курение табака избавило Мюллера от вечных запоров. Городской врач попрощался с Николаем кивком головы и втянул дым из вонючей трубки, в которой уже начали потрескивать раскаленные листья табака.

Николай направился к больным, которых должен был посетить в пятницу и субботу. Стоял страшный холод, и Николай шел по улице, низко опустив голову, чтобы ледяной ветер не дул в лицо. Собственно, после такого обеда он должен был чувствовать вялость, но вместо этого Николаем овладело большое беспокойство. Обед с Мюллером еще раз показал ему, какое жалкое существование влачит он здесь, в этом медвежьем углу, отсталом настолько, что благородный картофель скармливают здесь безмозглой скотине, не понимая, насколько благотворен этот овощ. Множатся сообщения о чудесных свойствах картофеля, но кто читает здесь медицинские газеты?

Николай снова вспомнил о болезни Альдорфа, точнее, о гнойнике, расположенном ниже сердца. О яде, который принял граф. О странных намеках в письме Максимилиана. О чем там шла речь? Николай наизусть помнил чеканные латинские формулировки. Они располагают ядом ядов, чтобы уничтожить нас. От этого яда не существует никакого противоядия. Этот яд легко приготовить и еще легче спрятать.

Зараженный этим ядом, поскольку он не умирает сразу, носит в себе эту заразу, которая постепенно подтачивает и убивает жертву, оказывая свое разрушительное и вредоносное действие…

О чем говорил Максимилиан? И кто такие ОНИ?

Вероятно, надо заглянуть в библиотеку сиротского приюта и посмотреть, что пишут Галлер или Ван Свитен о гнилостном распаде легких.

Ветер усилился, и, поскольку Николай как раз проходил мимо станции имперской почты, он решил воспользоваться этой возможностью и бросить взгляд на вывешенные там газеты. Шестистраничное издание висело на стене рядом с маршрутами почтовых карет. Новости были малоинтересными. В некоторых соседних землях подняли монетный курс, очень изящный способ воровства, при котором не надо физически залезать в чужой карман. Общество поощрений в Базеле присудило две премии — одну за средство истребления волков, а вторую за изобретение греющего переносного сосуда, которым могли бы пользоваться бедняки. В разделе всякой всячины сообщалось о французских дамах, которые за год используют два миллиона pots derouge, и автор заметки делал вывод о том, насколько счастливы люди, живущие в стране, где для поддержания превосходного румянца женщины и девушки не пользуются ничем, кроме колодезной воды. С конца ноября участились нападения на почтовые кареты, но злодеи, совершавшие их, либо пьяны, либо лишены разума, ибо они не грабят, а только поджигают экипажи, о чем автор сообщает с полным недоумением. Очень своеобразные люди эти поджигатели карет. Только через некоторое время до Николая дошло, что самое интересное в этой газете было то, чего в ней не было. Половина Нюрнберга говорит о деле графа Альдорфа, но именно об этом в газете не было ни одного слова.

Большинство пациентов, которых посетил Николай, жаловались на кашель и боль в руках, а также на колотье в боку.