Три минуты с реальностью - Флейшгауэр Вольфрам. Страница 78

– И что дальше?

– Солдаты спросили, чей это пакет. Никто не признался, и они пригрозили убивать одного за другим всех пассажиров, пока не объявится владелец. Поставили водителя на колени и приставили винтовку к его затылку. От страха он начал всхлипывать. Тогда вперед выступила молодая женщина, возможно, студентка, и сказала, что это ее пакет. Ее тут же взяли под стражу. Потом всех обыскали. Наверное, у друга Джона Бекманна при себе тоже оказалось что-то, пробудившее их подозрения. Во всяком случае, его тоже арестовали и больше его никто никогда не видел. Он исчез.

Он помолчал и добавил:

– Это был совершенно безумный режим. Даже «Маленький принц» стоял в списке запрещенных книг.

– Неужели?

– Ну да. Книга, подрывающая основы. В Аргентине убивали людей просто за то, что они носят очки, или даже за то, что их адрес оказался в записной книжке человека, который носит очки. Люди исчезали, потому что кто-то, не выдержав пыток, называл их имена, чтобы пытка наконец прекратилась. Скверной ситуация была и до путча семьдесят шестого года. Страна стояла на пороге гражданской войны. Но то, что началось потом, вообще невозможно себе представить. Бекманн следил за событиями. Этот танцор был его хорошим другом. Он страшно переживал его исчезновение. Мы все растерялись, осознав, что там происходит. Устраивали марши протеста. Писали письма. Но они там казались словно заколдованными. Никто не хотел ничего против них предпринимать. А теперь все забыто. Поэтому никто и не понимает политического подтекста этого балета. Групповая сцена вначале… эта музыка… когда я слышу ее, всегда вспоминаю о той девушке и водителе автобуса. Я ставил эту вещь во многих театрах, но ни разу ни один критик не высказал даже тени понимания, о чем, собственно, речь. Танцоры, конечно, тоже не понимают. Вы все слишком молоды. Вы не можете этого помнить.

Джульетта перебила его:

– Почему же ты ничего не объясняешь? Чтобы мы хоть что-то поняли?

Хеерт махнул рукой.

– Раньше я так и делал. Но это в прошлом, Джульетта. Я вырос в другие времена. Я тоже был танцором, да. Но тогда мы хотели изменить мир к лучшему, а не только условия своего контракта. А сейчас? Сейчас тебя просто поднимут на смех, если ты попытаешься соединить искусство и политику. Для большинства я всего лишь представитель неудачников шестидесятников.

– Ну хотя бы мне расскажи. Мне правда хочется знать, почему Бекманн создал этот балет.

Он с сомнением посмотрел на нее.

– Тебе известно что-нибудь о возвращении Перона?

– Нет. К сожалению.

Он отпил пива, ненадолго задумавшись. Потом покачал головой, словно споря с самим собой, но все же заговорил:

– Перон пришел к власти в тысяча девятьсот сорок третьем году в результате переворота и прибег к помощи профсоюзов, чтобы завоевать поддержку народа. Предстал эдаким социальным благотворителем: строил дома отдыха для рабочих, дарил семьям трудящихся швейные машинки и так далее. Одновременно формировал полицейское министерство, создавал тайную службу и давил на корню оппозицию. На самом деле он сам заложил предпосылки для последующего террора. В пятьдесят пятом году его отстранили от власти и отправили в ссылку в Испанию. В Аргентине одно военное правительство сменяло другое, но никто не мог разрешить внутренних противоречий.

– Каких противоречий?

– Все тех же. Между богатыми и бедными. Не было действующей демократии, а значит, никакого сколько-нибудь справедливого распределения. Аргентина оставалась колонией. Да так это и есть до сих пор. Другие страны следят, чтобы тут ничего не изменилось.

– Какие страны?

– США, Франция, Англия, Германия – все индустриальные страны. И путь всегда один и тот же: покупают элиту, приобретая взамен право неограниченно эксплуатировать коренное население. И если население готово бороться с режимом, элита немедленно получает оружие, чтобы удержать его в узде.

– Как-то слишком просто, – сказала Джульетта. Хеерт раздраженно мотнул головой, но взял себя в руки.

– Джульетта, несправедливость, царящая на Земле, настолько вопиюща, что даже не очень прогрессивно настроенная Католическая церковь стала протестовать против нее – правда, без заметного успеха. А в семидесятые всякая разумная дискуссия полностью исключалась. В Латинской Америке шла война.

– Ты это уже говорил. Поясни.

– Всякое требование социальной справедливости немедленно выставлялось проявлением коммунизма. Кем? Индустриальными государствами. США, а вслед за ними и Европа, рассматривали любое движение за социальные права как попытку коммунистического переворота. При этом американцы, естественно, не хотели второго Вьетнама. Они изменили стратегию. Вместо того чтобы посылать войска, они послали военных советников и инсценировали государственный переворот. Это называлось Low Intensity Warfare 178. Целенаправленный террор против всего, что хотя бы отдаленно отдавало левизной. Нельзя забывать и о тогдашней геополитической ситуации. Мозги были затуманены «холодной войной». В Германии дело обстояло почти так же. Когда ты родилась?

– В тысяча девятьсот семьдесят девятом.

– Да. Ты этого не застала. Семидесятые годы. Поляризованный мир. Было два лагеря. Восток и Запад. Все, что хоть чем-то напоминало коммунизм, объявлялось злом.

Он остановился, чтобы помассировать виски. Джульетта наблюдала за ним с удивлением. До сих пор она совершенно неправильно воспринимала его. Но прежде чем она успела додумать мысль до конца, он снова заговорил:

– В семьдесят третьем году выборы в Аргентине выиграл сторонник Перона, который и организовал его возвращение. Народ чтил Перона едва ли не как святого. Все идентифицировали себя с ним – левые, правые и, конечно, военные. Еще прежде чем Перон ступил на аргентинскую землю, в аэропорту произошла перестрелка между представителями разных политических сил. Двести убитых. Самолет совершил вынужденную посадку в другом аэропорту. Но это так, для полноты картины. Перон, вернувшись, объявил себя правым. Левые чувствовали себя преданными и ответили террористическими ударами. Перон предоставил свободу пресловутой тайной службе, называемой «Три А». Слышала об этом?

– Нет.

– Антикоммунистический альянс Аргентины. Государственная команда убийц. И хотя «Три А» работали под эгидой государства, их методы мало чем отличались от методов террористов, с которыми они боролись. В городе по рукам ходили списки приговоренных к смерти. Кто составлял их – неизвестно. Типографии только печатали. Многим уважаемым людям – по большей части руководителям профсоюзов, журналистам, профессорам и юристам, узнавшим из этих листовок, что государство не будет препятствовать их уничто-жению, оставалось либо сломя голову удирать из страны, либо смириться с тем, что в один прекрасный день за ними придут, арестуют и убьют.

– И дело доходило до тех самых ужасных убийств, когда исчезали невиновные?

– Нет. Это началось позже. Пока мы говорим еще о «нормальном» времени, если понятие «норма» вообще применимо к данному случаю. Между государственными и оппозиционными террористами велась необъявленная война. В тысяча девятьсот семьдесят четвертом году Перон умер. Власть перешла к его третьей жене, Изабелите, очень слабой в политическом отношении. К тому же на нее возлагали непомерные надежды. Она довела страну до внутриполитического и экономического кризиса. Инфляция достигла семисот процентов в год. К тому же власть в соседних Чили и Парагвае тем временем перешла к военным. И теперь это был только вопрос времени, когда именно то же самое произойдет в Аргентине. Двадцать четвертого марта семьдесят шестого года Изабелиту отстранили от власти и заключили под стражу. Началась так называемая «грязная война».

Он замолчал, глубоко вздохнул и отпил немного пива. В буфете было жарко. Они уже остались одни. Видимо, кто-то забыл закрыть большую стальную дверь за кулисами, потому что издалека до них вдруг донеслась пара тактов «Золушки». Всего несколько секунд, но рассказ Хеерта показался Джульетте еще таинственнее и ужаснее.