Охотницы - Мэй Элизабет. Страница 3

Дочь маркиза не охотится за фейри.

– Вы согласны? – спрашивает лорд Гамильтон и тянет меня к танцующим.

Я встряхиваюсь.

– Конечно. – Я стараюсь говорить уверенно.

Лорд Гамильтон гладит меня по запястью, и я сжимаю зубы, чтобы не ответить грубостью, когда мы обходим другую пару.

Стратспей, похоже, никогда не закончится. Подскок на левой ноге, правая нога назад, левая во вторую позицию. Шаг вперед, в третью позицию. Правое колено согнуть, вторая позиция. И снова, и снова, и снова… Музыку я больше не замечаю, она становится фоном для скрипящих струн, а танец всего лишь на середине.

Моя рука касается голубого шелка платья на боку, прямо над тем местом, где спрятан электропистолет. Я представляю себя в коридорах охоты, целюсь…

«Успокойся», – говорю я себе.

Я изучаю мелкие детали комнаты, мозаичные фонарики, которые продолжают парить над нашими головами. Над ними пощелкивающие механизмы, идущие по верху стен, и все они соединяются с электросистемой Нового города.

Я сосредоточиваюсь на металлическом щелканье, на мысленном повторении своих уроков. Приличия. Щелк. Грация. Щелк. Улыбка. Щелк. Убийство. Щелк.

Да, черт возьми!

Смычковые продолжают скрипеть. Лорд Гамильтон что-то говорит. Я удосуживаюсь улыбнуться и уклончиво кивнуть.

Я делаю еще одну попытку. Вежливость. Щелк. Благопристойность. Щелк. Учтивость…

Наконец музыка замолкает, и я поворачиваюсь к лорду Гамильтону. Он молча протягивает мне руку и уводит за периметр танцующих. Я снова бросаю взгляд на дверь.

– Что же это, – бормочет лорд Гамильтон, – где мисс Стюарт? Я не должен оставлять вас одну.

Слава богу, Кэтрин нигде не видно. Мне не придется отговариваться хотя бы от нее.

– Ничего страшного, – отвечаю я очаровательным тоном, который терпеть не могу. – Прошу меня простить, но я должна на несколько минут уединиться в дамской комнате. – Я слегка касаюсь виска. – Боюсь, у меня мигрень.

Лорд Гамильтон хмурится.

– Ах, как ужасно! Позвольте сопроводить вас.

Как только мы подходим к двустворчатым дверям, которые ведут в коридор, я останавливаюсь и улыбаюсь.

– Вам нет нужды покидать бальную залу, милорд. Я могу сама найти дамскую комнату.

– Вы уверены?

Я едва не срываюсь на него, но заставляю себя сделать глубокий вдох, чтобы вернуть немного самообладания. Моя жажда охоты пульсирует, не стихая. Если она поглотит меня, воспитанность ничего не будет стоить. Меня будут интересовать только кровь, месть и избавление.

Я сглатываю.

– Конечно.

Лорд Гамильтон, похоже, не замечает изменений в моем поведении. Он улыбается, кланяется и снова гладит меня по запястью.

– Благодарю за приятную компанию.

Он поворачивается, чтобы уйти, и я со вздохом облегчения направляюсь в коридор. Наконец-то!

Когда я на цыпочках иду по коридору, удаляясь от бальной залы и дамской комнаты, сила фейри возвращается ощущением покалывания во рту. Мое тело все больше привыкает ко вкусу после первого яростного ответа, и теперь я распознаю вид, который его вызывает. Выходец.

Мне приходилось убивать выходцев только четыре раза, никогда в одиночку, поэтому я до сих пор не привыкла к сильному вкусу их силы, как привыкла к другим видам фейри, которых убиваю чаще. Исходя из моего скудного опыта у них есть три слабых места: отверстие вдоль грудной клетки, как раз над левой грудной мышцей; небольшой мягкий участок в брюшной полости, окруженный непробиваемой кожей; и, пожалуй, интеллект ниже среднего.

Выходцы компенсируют свои слабости массивной мускулатурой, из-за чего их сложно убить. Хотя, с другой стороны, я люблю трудности.

Я лезу в маленький карман, который вшит в складки моего бального платья, и достаю тонкий, переплетенный пучок сейгфлюра. Редкий мягкий вид чертополоха, почти исчезнувшего в Шотландии, дает мне возможность видеть фейри.

Сотни лет назад фейри практически полностью уничтожили чертополох, чтобы люди не узнали правду о том, что это растение – единственная слабость фейри. О, у каждого из них на теле есть слабое место, которое можно поразить обычным оружием, но это только ранит подобных созданий. В то время как сейгфлюр достаточно смертоносен, чтобы сжечь кожу фейри и даже нанести смертельную рану. Я использую его в оружии, которое сделала для охоты на них.

Я повязываю сейгфлюр вокруг шеи и шагаю вперед. Мои мышцы наготове – расслаблены, закалены двенадцатью месяцами изматывающих тренировок с Киараном. Мои техники улучшились во время ночей, когда я уничтожала фейри без его помощи. Киаран заявляет, что я еще не готова охотиться в одиночку. Я дюжину раз доказывала, что он ошибается. Конечно, он не знает, что я нарушаю его прямой приказ не охотиться одной, но то, что ему неизвестно, не причиняет нам вреда.

Вкус силы фейри новой волной проходится по моему языку. Должно быть, это где-то за следующим поворотом. Я резко останавливаюсь.

– Замечательно, – бормочу я.

Коридор ведет к спальням. Если меня застанут там, избежать скандала не удастся. Моя репутация уцелела только потому, что прежние слухи обо мне не были доказаны. Если меня застанут возле личных покоев Хепберна, возникнет настоящая проблема, которой моя сомнительная репутация уже не выдержит.

Я переступаю с ноги на ногу. Возможно, если я очень быстро…

– Айлиэн!

Я оборачиваюсь. Ох, черт!

Кэтрин и ее мать, виконтесса Кэссилис, стоят в коридоре довольно далеко от меня, возле двустворчатых дверей, ведущих в бальную залу. Они приближаются, и Кэтрин смотрит на меня с удивлением и замешательством, а ее мать… Что ж, она изучает меня с откровенной подозрительностью.

– Айлиэн, – повторяет Кэтрин, когда они подходят ко мне. – Что ты здесь делаешь?

У обеих одинаковые блестящие светлые волосы и большие голубые глаза. Вот только взгляд леди Кэссилис можно назвать скорее пронзительным, нежели невинным. У нее большой талант замечать даже мельчайшие несоответствия приличиям. Нэй, даже малейший намек на позор.

К черту все! Быть пойманной, когда направляешься в личное крыло Хепберна, – это плохо. Это не то место, где стоит находиться приличной женщине. Или, по крайней мере, ее там не должны поймать. Это важный момент.

– Перевожу дыхание, – поспешно говорю я, тяжело дыша в подтверждение своих слов. – Лорд Гамильтон слишком быстр в танце.

Кэтрин выглядит удивленной.

– О? Для мужчины его возраста, я полагаю.

– Поэтому, – говорю я, пристально глядя на Кэтрин, – я здесь, чтобы немного передохнуть. Вот и все.

– Ах, дорогая, – говорит леди Кэссилис, нарочито интонируя слова. – Стоит расслабляться в бальной зале, которая в том направлении.

Она кивает в сторону двери в начале коридора.

Сила фейри оставляет раздражающее ощущение пульса на языке – тварь явно тянется своими силами вовне, пытаясь кого-то приманить. В ответ мое тело напрягается.

– Ах, айе, – говорю я, и мой голос выдает напряжение. – Но…

– Да, – поправляет виконтесса. – Айе звучит как ужасное просторечие.

Леди Кэссилис относится к небольшому, но все растущему кругу шотландской аристократии, среди которой бытует убеждение: стоит лишь нам начать говорить, как англичане, и шотландцев начнут считать более цивилизованной нацией. Полная ерунда, я полагаю. Мы вполне цивилизованны сами по себе. Но я бы не стала обсуждать это в коридоре, пока кровожадная тварь на свободе.

– Айе, конечно. В смысле, да, – отвечаю я.

Боже, неужели нет никакого вежливого способа избавиться от этого разговора?

– Матушка, – Кэтрин вклинивается между нами, – я уверена, что у Айлиэн есть логичное объяснение, почему… она находится здесь. – Она поворачивается ко мне. – Мне казалось, ты обещала этот танец лорду Кэррику.

– У меня мигрень, – говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно невиннее. – Я искала дамскую комнату, чтобы передохнуть.