Ведьмины приключения, или Как Сита охотилась на директора - Богданова Екатерина (1). Страница 15

А я зачем-то спросила:

– Для кого?

– И для себя тоже, – пробурчал мой герой и вылетел из комнаты, хлопнув дверью.

Только на этот раз он как-то невесело хлопал, без азарта. Наверное, пожалел декоративную, со вставками матового стекла, больше напоминающую произведение искусства дверку.

Вернулся Роман опять с аптечкой, только уже с другой. Из белого чемоданчика были извлечены антисептические салфетки, эластичный бинт и шприц-ручка.

– Это вы чего делать собираетесь? – спросила, подтягивая ногу поближе к себе и подальше от Айболита.

– Как что? Сейчас обезболим, вправим и зафиксируем, – спокойненько так проговорил доктор Лектор местного разлива.

– А может, лучше магией? – взмолилась, преданно глядя в синие глазки Ромочки.

Ромочка не проникся, отрицательно помотал головой и потянулся шприцем к моей пострадавшей конечности.

– Не-э-эт! – закричала я и забилась в угол дивана, повторно вскрикнув уже от боли в потревоженном пальце.

– Ты что кричишь? – удивился директор с хирургическими наклонностями.

Дверь приоткрылась, и в гостиную заглянула Лиза.

– Дядь, а она уколов боится, – сдала меня вредная девчонка.

– Вон из моей головы, пигалица! – возмущенно закричала я.

Крик перешел в сдавленный писк, потому что мою ногу схватили, прижали коленом к дивану, чтобы не вырвалась, и, быстро протерев салфеткой, сделали-таки укол обезболивающего.

Лизка показала мне язык, повернулась к извергу и повторно сдала меня с потрохами:

– Она считает тебя извергом, но таким крас-и-и-и-вым.

– А ну брысь отсюда, – беззлобно прикрикнул Роман Любомирович, и брошенная мной диванная подушка ударилась о закрытую дверь.

Дверь жалобно звякнула, но устояла. А я получила осуждающий взгляд директора и опустила глаза. Как-то не комильфо, что он знает о моих чувствах, да еще и демонстративно отвергает их.

– Что же мне с тобой делать, горе ты мое, – пробурчал Любомирович, положив мою ногу себе на колени и чего-то там с ней делая.

Боли, кстати, я не чувствовала… как и ноги от щиколотки и ниже. Раздался еле слышный хруст, и я вскрикнула. Хоть и онемело все, но прострелило до самой коленки. Но и это было прощено, потому что за вот такое ласковое, успокаивающее поглаживание этой самой коленки и голени я готова и не такую боль терпеть. Откинулась на подушку и закрыла глаза, представляя, что мужчина моей мечты не из жалости меня поглаживает, а ласкает по-настоящему. Кажется, слишком усердно представляла, потому что поглаживающая рука медленно переместилась выше колена и начала «жалеть» уже бедро.

«Пусть жалеет», – подумала, не особо веря, что это не плод моего воображения. Послышался громкий резкий выдох и поглаживания прекратились. Вот жалости у него никакой нет! А кожа на бедре горела огнем… и не только на бедре. Вообще жарко тут как-то стало. Так вот ты какой, северный олень. В смысле – вот что значит Риткино выражение «хочу до одури». Я такого еще никогда не испытывала. Нет, было, конечно, хорошо, когда Макс целовал, но если он начинал ручонки распускать, то все это «хорошо» куда-то выветривалось. А тут же прямо ломить все тело начало.

– Сита, прекрати, – послышался как издалека голос директора.

Я резко распахнула глаза и поймала себя на том, что тяжело дышу, а рука лежит на бедре, в том самом месте, где только что была его ладонь.

Отдернула руку и попыталась встать.

– Лежи, я еще не закончил, – строго проговорил коварный Роман моего романа и, закусив губу, продолжил возиться с моей конечностью.

А мне стало стыдно! Вот так, вроде ничего не сделала, а стыдно было жутко. Я же теперь все время буду эти прикосновения вспоминать и свою дурную реакцию на них. Лучше бы в конференц-зале меня оставил, сама бы до комнаты доползла. Только дразнит постоянно.

– Ну вот и все. – Мою ногу переложили на диван и встали, собирая в аптечку то, что не понадобилось. – Тебе обед сюда принести или в столовую проводить? – невозмутимо спросил директор.

– В столовую! И я сама дойду, – ответила, вскакивая.

Роман поддержал, чтобы не упала, и, указывая на больную ногу, поинтересовался:

– И как ты себе это представляешь?

М-да, пальцы, половина ступни и щиколотка были перетянуты эластичным бинтом. Но это еще не главная проблема, онемение не прошло, и я не чувствовала ступню. А ходить ногой, которую не чувствую, я не умею.

Меня опять взяли на руки и понесли. Ладно, пусть донесет до столовой, а там кого-нибудь попрошу помочь дойти до общаги.

Меня принесли в столовую и усадили за стол. Вот только столовая была личная директорская, в его квартире!

– А как же столовая? – спросила, глупо «бякая» ресничками.

– А это, по-твоему, что? – улыбнулся Ромочка и вышел.

Вернулся через минуту и водрузил передо мной поднос с едой. И не какой-нибудь там столовской, а как в ресторане. Все красиво оформлено и на красивой посуде. И запах умопомрачительный.

Буркнула «спасибо» и приступила к поглощению кулинарного шедевра, состоящего из бифштекса, гарнира и салата из мелкорубленых овощей. И все это «безобразие» было полито каким-то очень аппетитно пахнущим соусом. А в сторонке ждали капучино и круассаны. Вот кто ему здесь такое готовит, а? Точно не тетя Маруся из столовой!

Директор теперь и моего желудка дождался, когда я начну есть, и опять вышел. Вернулся с точно таким же подносом, уселся напротив меня и тоже приступил к обеду.

Мы всего два дня знакомы, а уже спали на одном диване, несколько раз поругались и вот обедаем вместе. То ли еще будет! Дальше я ела со счастливой улыбкой на губах… до тех пор, пока в столовую ни приперся Руслан.

– Ромка, у тебя совесть есть? – сразу накинулся на брата. – Здесь же Лизок, а ты!

– Так, подожди, я не понял. Что я успел натворить, пока меня не было? – невозмутимо поинтересовался Роман.

– Не знаю, что вы там творили, но моя дочь покраснела и убежала на улицу! – возмущенно заявил Руслан Любомирович.

И мы с директором тоже покраснели. Ничего же постыдного не делали, а покраснели, уткнулись в тарелки и молчим.

Тишину нарушил тихий, но очень недовольный голос Романа:

– Поговори со своей дочерью, или она у меня будет в шлеме из фольги жить.

Руслан уселся за стол, сложил руки на груди и неожиданно весело проговорил:

– Так это не поможет. Проще тебе колпак из фольги надеть. – И снова серьезным тоном: – Или еще кое-что опечатать, чтобы и отсюда сбегать не пришлось.

– Руслан! – рыкнул директор.

– А разве я не прав? – Руслан приподнял бровь, от чего появилось еще больше сходства с младшим братом.

– Не прав. Сейчас все совсем не так. И давай закроем эту тему, – напряженно ответил Роман, выразительно поглядывая на обратившуюся в одно большое ухо меня.

– Не так, говоришь, – задумчиво проговорил Руслан. – А может, Лизок и права. Чем черт не шутит. – И внимательно так на меня посмотрел.

– Руслан, ты б сходил, Лизу домой позвал, что ли, – предложил Роман.

– Да-да, пойду я, погуляю, – ответил престранный родственник моего директора и вышел, бормоча что-то себе под нос.

– Что это с ним? – спросила у вернувшегося к еде Ромочки.

– Не обращай внимания. Кушай. Может, еще чего-нибудь хочешь? – заботливо осведомился Любомирович.

«Тебя я хочу! Всего и безраздельно!» – вопило мое сердце.

Я же только вежливо улыбнулась и тихо ответила:

– Спасибо, больше ничего не нужно.

Больше мы не разговаривали. После обеда Роман Любомирович унес подносы с посудой, вернулся, взял меня на руки и понес вглубь квартиры.

– А вы куда? Мне в общежитие нужно, – начала несмело возмущаться.

– Пока побудешь у меня. Когда фельдшер вернется, если захочешь – переберешься в медпункт. Но одной тебе оставаться сейчас нельзя. И не вздумай пытаться наступать на больную ногу, только хуже сделаешь. Я, конечно, не рентген, но ты, кажется, первую фалангу раздробила, а вторую из сустава выбила, но я вправил. Это как же надо было дверь пнуть, чтобы так пострадать? – рассуждал директор, внося меня в просторную, оформленную в бежево-бордовых тонах комнату и опуская на большую, застеленную темно-бордовым покрывалом кровать. В тот момент, когда он меня укладывал, наши глаза встретились, и мы замерли, как в той мыльной опере. Только искры в разные стороны не летели, но дыхание задержали оба. Я лежу на покрывале, он склоняется надо мной и обнимает, потому что как держал на руках, так их и не убрал. Вот хоть сейчас фотографируй и на обложку любовного романа.