Легионы просят огня (СИ) - Врочек Шимун. Страница 50
— Легат, на левом крыле движение.
«Началось», думает Нумоний Вала. И вдруг будущее сворачивается в трубу, узкую и темную. Будущего почти не видать. Маленькое круглое пятно где‑то вдалеке.
В этот раз мне не проскочить, думает Вала. Кончилось мое военное счастье.
— Легат, это гемы! Они опять лезут в атаку!
Осколок сарматского клинка пронзает его болью — насквозь, до пяток.
Почему я всегда должен исправлять чужие ошибки?!
— Приготовиться к атаке, — говорит Нумоний Вала. Трибун кивает, лицо озаряется верой и радостью. Он машет рукой сигнальщику. Через мгновение резкий, утробный звук кавалерийского рожка разрывает сырую туманную тишину, разносится над фиолетовыми вересковыми пустошами, над темным германским лесом.
Турмы подаются вперед, всадники насторожены, кони нетерпеливо переступают. Нестерпимый, яростный блеск клинков.
Нумоний вытягивает меч из ножен. Что ж…
Время уходит. Время почти кончилось.
Он поднимает руку.
«А, может быть, не кончилось». Что, если… Нумоний Вала мотает головой, отгоняя непрошеную мысль.
Об этом не стоит даже думать.
Возможность.
«Я вижу возможность. Кто меня за это осудит?» Кто?
— Легат? — спрашивает один из декурионов.
Нумоний Вала медленно обводит взглядом все это. Эту окровавленную долину, по которой ползет змея легионов. Эту чащу, набитую гемами, словно соломенный топчан — клопами.
Этот лес полон оскаленных зубов.
Германцы смотрят на нас из‑за деревьев и смеются. Твари.
Еще немного и… и станет поздно.
Мы — в западне.
Нумоний Вала, легат Восемнадцатого легиона, выдыхает сквозь зубы. Он принял решение.
Теперь нужно довести его до победного конца…
До какого угодно конца.
В последний момент декурион Марк Скавр нагибается, чтобы собрать с ветки в ладонь дождевой воды.
Умывает горящее лицо.
Капли застревают в бровях, холодят кожу.
Гемы внизу все еще ползут, собираются в кучки. Сейчас мы их сомнем, думает Марк. Его снова начинает потряхивать, лоб горит, ладони ледяные — скоро приступ лихорадки.
Надо бы успеть до него. Пожалуйста.
Ну же! Давайте команду!
Общий гул нарастает. Нумоний Вала поднимает руку — гул смолкает.
Яростное, нетерпеливое ожидание.
— Вперед! — рука опускается.
Резкий, утробный, сводящий нутро медный звук трубы разрывает тишину.
В атаку. В атаку!
Наконец‑то.
Голубые яркие глаза. Безумие.
— Ты спрашивал, что я здесь делаю? Хорошо, я скажу тебе. Я жду.
— Чего ждешь? — человек в серебряной маске повернул голову. Он высокого роста, в римской одежде. И у него тоже светлые волосы и голубые глаза. Теперь ему нет смысла скрываться, теперь его лицо знают все.
Арминий. Герцог германцев. Вдохновитель и вождь восстания.
Тиуториг помедлил. Усмехнулся.
— Наверное, самого важного события в истории человечества.
— Вот этого… — Арминий показывает на змею легиона, которую терзают германцы. С переменным успехом. Атакующая конница римлян проходит и валом опрокидывает отдельные отряды германцев. Хороший ход с конницей, думает Арминий, но — запоздалый. Потому что ловушка уже готова и пути назад нет.
Скоро дорога втянется в узкую полоску, зажатую с одной стороны лесом, с другой — болотами. И вот там…
— Ты этого ждешь? — повторил Арминий.
Тиуториг жестко усмехнулся.
— Нет, конечно. Это всего лишь одна из мелких войн на окраине империи.
Серебряная маска помедлил.
— Даже так?
— Извини, — сожаления в голосе однорукого не слышно.
— Какое же событие достойно твоего внимания? Очень интересно узнать. Или это секрет?
Однорукий усмехнулся.
— Одного человека распнут.
Арминий поднял брови.
— Всего‑то? Кто это будет?
— Римляне, кто же еще.
— Нет, тот, кого распнут… Кто он? Царь, консул, военачальник… — Арминий помедлил. — Может быть, это я?
Тиуториг усмехнулся.
— Успокойся, не ты. Это будет один иудей. Сын плотника. Всего лишь.
Арминий побарабанил пальцами по столешнице. Интересно. Самое важное событие в истории? Правда?
— И ты этого ждешь? Распятия какого‑то сына плотника? Но почему?
Однорукий смотрел в сторону. Отвечать он, похоже, не собирался.
— Тиуториг?
— Просто жду.
Да, большего от него вряд ли добьешься. Арминий вздохнул, оглядел карту, разложенную на столе. Вот Рений, вот Визургий, вот Ализон. А вот маршрут Вара. Вся Германия под рукой — это удобно.
— Это ты так ждешь? — с иронией осведомился он. — Участвуя в заговорах, убивая людей и устраивая разгром великих армий?
Тиуториг равнодушно пожал плечами.
— А что? Назовем это активным ожиданием. Это… забавно. Нет?
— Это наш единственный шанс, — говорит Нумоний Вала. Словно разговаривает сам с собой.
— Командир?
— Неважно, декурион. Прикажите людям построиться. Подождите… Вы верите мне?
Декурион моргает. У него выжженные солнцем ресницы и серое от усталости лицо. Но в глазах есть главное…
Надежда.
— Да, легат. Мы вам верим. Вы — настоящий.
«Я не спасу всех. Но спасу лучших».
Я уведу конницу в Ализон, думает Нумоний.
— Что он делает? Что происходит? — Вар смотрит, как всадники продолжают удаляться. Их почти не видно. — Кого они преследуют?
Конная лава римлян исчезает из виду. Они скачут напрямую через редкий здесь лес.
Вар не может поверить глазам.
Долгое время они стоят и смотрят им вслед. Далекий топот копыт скоро уже будет не слышен.
— Эквиты, где они? Почему их нет?!
Вокруг — серая грязь, перемешанная тысячами ног. Картина разгрома. Легионеры — словно дети, оставшиеся без присмотра.
— Он нас бросил! Оставил умирать! Будь ты проклят, Нумоний!
Легионеры Восемнадцатого кричат и плачут. Другие просто угрюмо молчат. Один солдат садится на землю, и его не могут заставить подняться. Центурионы пытаются навести порядок, палки из виноградной лозы гуляют по спинам — тщетно.
Восемнадцатый Верный, он же Восемнадцатый Галльский перестал существовать как легион.
Потому что солдаты видели, как их командир, их любимый легат и отличный воин, бросил своих «мулов».
— Конница ушла, пропретор, — говорит трибун. Голос безжизненный.
Вар крутит головой. Это какая‑то ошибка… недопонимание. Сейчас все разъяснится…
— Они сейчас развернутся… перестроятся…, не знаю, сделают какую‑то штуку, какую обычно делает конница… и вернутся? Правда?!
Лицо трибуна напоминает погребальную восковую маску.
— Сомневаюсь.
Глава 15. Лагерь обреченных
Тит Волтумий, 43 года, старший центурион Семнадцатого легиона
— Вперед, обезьяны, или вы хотите жить вечно?!
Мы умираем здесь, посреди германских болот и лесов. Среди варваров. Лучшие легионы Рима — дайте нам море, мы покажем, как умеет драться морская пехота! — но сейчас нам приходится идти туда, где ноги вязнут в мокром песке, доспехи мешают, где германские дротики летят с небес каждую минуту…
Где чертовы командиры не способны ни на что, кроме барахтанья в грязи, как свиньи.
Где варвары — торжествуют.
Я не сдаюсь. Встать, командую я. Поднять оружие! Я, Тит Волтумий, старший центурион, первый манипул второй когорты Семнадцатого легиона… первая германская кампания, вторая германская, имею награды. Встать!
Я говорю: вперед, зелень! Подтянись, милит! Двигай жопой, арматура!
Я кричу: четче шаг, сукины дети.
А когда снимаю шлем, чувствую пальцами влагу на подкладке.
Гаю Деметрию Целесту от Квинта Деметрия Целеста.
Радуйся, брат!
Дорогой брат, надеюсь, ты скоро получишь это письмо.
После похорон Луция, в глубокой печали, я вернулся в Равенну, где, как ты знаешь, находится стоянка нашего флота. Дел у меня по горло. По приказу Божественного Августа, да продлят боги его дни, я принял под командование либурну «Харон». Оцени название. И гонясь на ней за пиратами.