Скарабей - Фишер Кэтрин. Страница 42
Она хихикнула.
— Да. И помогает мне видеть, кого я захочу.
Он почесал сухую щеку.
— Покажи, — хрипло потребовал он.
Сначала он думал, что она откажется. Но ее губы изогнулись в самодовольной усмешке, как будто она понимала, что теперь он никуда от нее не денется, что он молит о помощи. И она сделала вид, что не может сопротивляться.
Крисса взяла жука, положила его на камень, потом подняла чашку и налила воды — очень медленно, шепча тихие заклинания. Вода была чистая, свежая; на поверхность всплыли два пузырька.
— Вот. Смотри. — Ее пальцы подхватили скарабея и очень осторожно опустили в воду, уложив на дно чашки.
По поверхности пробежала мелкая рябь. Он сказал:
— И что я должен тут…
И вдруг увидел Мантору.
Послышался сдавленный вскрик — его собственный. Крисса приникла к его руке.
— Тише, Сетис. Она не должна нас услышать.
Колдунья стояла к нему спиной. Но перед ней висело зеркало, и в нем Сетис видел, чем она занята. Она сидела перед зарешеченным окном, за столом, уставленным снадобьями. На пол падали косые лучи солнечного света. Мантора раскрыла серебряную шкатулку. Он узнал ее — с этой шкатулкой в руках ведьма угрожала Шакалу, стоя на другом конце Моста. Он завороженно смотрел, как она достала стеклянный флакон, открыла его, взяла золотой пинцет и очень, очень осторожно достала прядь волос. Светлых волос.
— Вон он, внизу, — прошептала Крисса.
Сетис поднял глаза. На террасу Верхнего Дома вышел Шакал. Отсюда, с высоты, его худощавая фигура была едва различима. Он склонился, опершись обеими руками о балюстраду.
— Сейчас увидишь, как действуют чары! — В голосе Криссы звенело торжество. Ему захотелось отодвинуться подальше. Но в чашке воды он увидел, как Мантора сожгла прядь волос.
Она поднесла ее к пламени — ив тот же миг волосы почернели, скрутились.
Сетис подскочил. Шакал вскрикнул, медленно склонился, словно борясь с нестерпимой болью, схватился руками за грудь, рухнул на колени, как будто силы внезапно покинули его. С губ слетел один-единственный стон.
— Прекрати! — прошептал Сетис. — Сделай так, чтобы она прекратила!
— Ох, Сетис, не могу. — Крисса подняла на него безмятежные глаза. — Это ее рук дело. Она могла бы, если бы захотела, убить его на месте.
Голоса. Лис, остальные — бежали к Шакалу.
Это было невыносимо. Ему хотелось опрокинуть чашку, растоптать ее, расплескать воду по раскаленным камням. Крисса улыбнулась.
— Тебя это огорчает? Я удивлена, Сетис. Я думала, ты готов пойти на многое, чтобы чего-то добиться в жизни. Так говорила Мирани. — Она взяла его за руку. — Значит, ты только притворялся?
— Нет. — Он шагнул к ней, поставил ее на ноги, обнял. — Я был… Просто мне всё это непривычно.
Она самодовольно улыбнулась.
— Мы можем достигнуть вершин могущества, Сетис. Ты и я. Мы станем как Гермия и Аргелин.
Он крепко прижал девушку к себе, глядя через ее плечо на толпу вокруг Шакала, и в нем бурлил страх, кипело отчаяние.
И тут вдалеке, на стене порта, жалобно вскричала свирель. В толще воды Мантора вскинула голову, отбросила сгоревшую прядь и скрылась из поля зрения — видимо, отошла к окну. Взглянув на голубое море, Сетис увидел лодку. Крошечная, под нескладным хлопающим парусом, она стремительно направлялась к Острову. А на корме стояла высокая фигура — хорошо знакомая.
Крисса тоже увидела ее. С гневным криком она отстранилась от Сетиса, топнула ногой, взвизгнула от злости.
— Ну вот, опять! Вечно она всё портит!
Внизу Лис помогал Шакалу подняться. Грабитель могил едва держался на ногах, но все же смотрел на лодку. Девушка на носу помахала ему. Сетис, дрожа, вздохнул с облегчением.
Это была Ретия.
Он тотчас же обернулся и поцеловал Криссу. Долгим поцелуем, прижав губы к ее губам. Наконец она отстранилась; ее лицо пылало, волосы растрепались.
Она приложила руку к губам.
— Ой, Сетис, — охнула она и убежала, хихикая, по лестнице на террасу.
Не обращая внимания на недоуменный взгляд Лиса, Сетис долго смотрел ей вслед. Когда она скрылась из виду, он разжал пальцы.
На его грязной ладони лежал скарабей — голубой с золотом, мокрый.
Человек, который разбил ее изваяния
Это не Мирани. — Орфет хмуро вглядывался во тьму.
— Там кто-то есть.
— Я и сам вижу, генерал, но оно гораздо больше. — Он приподнялся на руках и еще немного прополз к вершине дюны. Сквозь короткие пальцы просачивался черный песок.
Аргелин нахмурился.
— А я думал, будет хоть какая-то польза от того, что мы привели с собой Бога.
Алексос только фыркнул Его лицо в полумраке казалось изможденным, серым, в опухших глазах все еще стояли слезы. После того как Мирани исчезла, он был безутешен, рыдал, что это он во всем виноват, и Орфету пришлось нести его по равнине, поросшей зелеными травами. А теперь, с наступлением темноты, травянистая степь сменилась черной пустыней, и впереди маячила причудливая фигура, закутанная во что-то неясное.
— Слишком уж неподвижно стоит. — Аргелин прищурился. — Опять статуя.
— Надо быть осторожнее…
— Зачем? Ловушки Царицы Дождя меня не пугают. — Аргелин вскарабкался на вершину дюны и размашисто зашагал дальше. Орфет мрачно следил за ним.
— Этот человек сошел с ума оттого, что слишком мало пьет. — Он хрипло рассмеялся. — И куда нас с тобой занесло, дружище? Всё здесь вверх тормашками.
Но Алексос уже бежал за Аргелином, и Орфету пришлось торопливо подняться и следовать за ними. Он всем сердцем желал, чтобы девочка сейчас была с ними. У нее есть мозги. Даже этот выскочка Сетис — и тот умел читать и понимал смысл многих вещей. А что проку от него, Орфета? Разве что песни поет. Из всех, кто здесь есть, у него одного есть песни.
Фигура была огромная. Приблизившись, они увидели, что она сверху донизу обвита плющом и спутанными побегами хмеля так густо, что почти не видна; только торчала вперед вытянутая рука величиной с Алексоса да подымалась из земли исполинская бронзовая ступня.
Алексос вскинул голову.
— Да это великан!
Аргелин с досадой сунул меч обратно в ножны.
— Пошли. Он нам ничего не скажет.
— Погодите.
Генерал обернулся, и все увидели у него на лице смертельную муку.
— Я не могу ждать! Мы должны найти Гермию! Не понимаю, почему я тащу тебя за собой…
— Генерал, — настороженно отозвался Орфет. — Это был не я. Я не сказал ни слова.
С мгновение они пожирали друг друга глазами, потом воззрились на мальчика. Алексос обиженно воскликнул:
— И не я!
— Это сказал я.
Орфет понял, что с ними говорит сам Бог, и, дрожа от ужаса, рухнул на колени прямо в острую щебенку. Но неужели Бог говорит вот так, вслух, металлическим голосом?
Генерал обернулся к статуе. С мгновение молча смотрел на нее снизу вверх, потом к нему вернулась обычная резкость.
— Бронзовый человек, ты живой?
— Я был живым, о враг богов. А теперь я мертв.
Алексосу от волнения не стоялось на месте.
— Что с тобой случилось? Почему ты весь зарос вьюнками?
— Очисти мне лицо, малыш. Дай мне дышать, и я тебе расскажу.
Торопливо, пока Орфет его не остановил, Алексос вскочил на побеги плюща и проворно вскарабкался, цепляясь ловкими пальцами за спутанные ветки. Из-под его рук и ног разлетались шишки хмеля, ягоды, сухие листья, они падали на обращенное вверх лицо музыканта.
— Архон! Осторожнее!
— Не волнуйся, Орфет. — Небрежно брошенный ответ затерялся в шорохе листьев. — Тут ветки узловатые. Я легко держусь. Смотри!
Хрустели и падали обломленные ветви. Со стуком рухнула и рассыпалась по земле большая гроздь винограда. Из перепутанных лоз начало проступать лицо — ухо, глаз, большие бронзовые губы, нос, гладкий, как обсидиан.
Дыхание. Бронзовый человек набрал полную грудь воздуха — неподвижного воздуха Иного Царства. Взметнулась пыль; по небу прокатился порыв ветра.