Демон Господа - Барлоу Уэйн. Страница 34

— Как повелишь, государь.

Адрамалик добрался наконец до Вельзевула и отвесил ему придворный поклон. Молох опустил громадную голову, задумчиво потер челюсть; с нее посыпались серые хлопья. Вельзевул объединил части физиономии и снова обратился к Молоху:

— Вспоминаешь о Небесах, Молох?

— Нет, государь, никогда. Там царила слабость, так же как и на земле людей. Эти создания так трусливы и испорчены, и, когда я был серафимом, присматривать за ними было невыносимо… скучно. Вот потому я и начал играться с ними… потому впал в немилость и потому меня… — он указал на культи, — сожгли. Вот о чем я действительно вспоминаю, так это о людских приношениях… об их детях. Их напрасных жертвах, сожжениях, в которые люди вкладывали столько надежды. Они даже не представляли, как же мне нравился этот дым! Если бы знали, прекратили бы все в тот же день. Если я сумел заставить их делать это с собственными детьми, представьте, повелитель, чего бы я сумел добиться, будь у меня побольше времени.

Адрамалик заметил, как что-то прошмыгнуло мимо его ноги и устремилось к центру зала. И еще, еще…

— А он рвется туда… Наверх, — возмущенно прожужжал Вельзевул.

— Кто? — спросил недогадливый Молох.

— Саргатан. Сидит на троне, уставившись вверх сквозь дырку в потолке. Он провел здесь столько времени и все равно хоть и смутно, но видит Свет. Те же чувства он будит и среди других падших. Но с меня — довольно, так дальше не может продолжаться. Мы с Агаресом трудимся, составляя план, как избавить Ад от его присутствия, и замысел этот предстоит исполнить именно тебе. Возьмешь свои крюки и разорвешь его на части, вместе с мечтами. — Фигура Вельзевула гневно всколыхнулась. — Ты дашь мне земли его и Астарота. А Саргатана я обмотаю вокруг шеи, чтоб другим неповадно было. Граница между Вышними и Адом незыблема, и перешагнуть ее не дозволено никому.

Давно не видел Адрамалик Вельзевула таким возбужденным, с давних времен войн за территории. Он покосился в сторону не проронившего за все время ни слова Агареса. «Мы с Агаресом…» А его, Адрамалика, не пригласили. Надо за этим Агаресом следить.

В центре зала тем временем усилилась возня каких-то многоногих созданий, они собирались в кучу, карабкались друг на друга. Они различались формой, но все напоминали ожившие куски мяса — ободранные, мокро блестящие. В основном безглазые, эти существа, шустро копошась, выросли в странную колонну. Она немного поколыхалась и довольно быстро превратилась в главного мага. Воплотившись в самого себя, Агалиарепт еще раз судорожно дернулся, взмахнул множеством рук, которые только что были множеством ног, и обратился к демонам шипящим голосом:

— С-сюда смотрите, — указал он на пол, где кирпичи уже успокоились, и ткнул один из них. Тот заверещал, пихнул соседа, тот — своего и так далее, пока часть их не понеслась к стене, в которую они и всосались с хлюпающим звуком. — Ее я не нашел, государь, но Фарайи — обнаружил. Сидит под глифами на горе в Адамантинарксе. Похоже, в заключении за подвиги в Марааке. Позвал я вас, потому что нашел к нему путь.

Вельзевул улыбнулся.

— Хорошая новость, Агалиарепт. Барон поможет нам открыть против Саргатана новый фронт.

Без какого-либо приказа рты мага стали двигаться, каждый произносил свое заклинание; у Адрамалика даже возникло чувство, как будто он стоит посреди целой толпы колдунов. Глаза Агалиарепта закатились, с губ на воротник сорвалась пузырящаяся пена, а потом, не выходя из транса, он протянул к полу свои похожие на прутики руки, коснувшись ладонями места за уже сияющими кирпичами. Те стали подниматься вверх, разделяясь и собираясь, крича и сочась кровью.

Спустя недолгое время перед собравшимися возникла четырехрукая фигура, стоявшая на толстой опоре, — кирпичная конструкция высотой почти с демона. Большой душерот дрожал посередине того, что можно было считать ее головой, а невероятно длинные конечности завершались кирпичами с пустыми глазницами.

— Скорее, скорее, государь, — торопил Агалиарет. — Скорее, не то их глифы обнаружат нас.

Вельзевул кашлянул, высунул длинный язык, снял с его кончика обслюнявленную муху, по спине которой плясало множество крохотных глифов. Шагнув к колонне, Вельзевул зашвырнул муху глубоко в ее разинутый рот. Пасть икнула, и Адрамалик понял, что дело сделано. Они проследили за зеленым сиянием ускоряющегося прохождения мухи по колонне, за подхватившим ее вихрем. Поняв движение поманившей их одной руки колонны, демоны прильнули к пустым глазницам ее головы и восприняли то, что передали по цепочке мириады глаз душекирпичей между залом заклинаний Вельзевула и комнатой, где сидел Фарайи. Увиденная картина ясностью не отличалась, терялась во мгле, и приходилось напрягаться, чтобы что-то понять.

На полу в своей разоренной комнате сидел Фарайи. Адрамалик догадался чуть повернуть свой кирпич и получше рассмотрел порванные драпировки, вспоротые маты, сплетенные из вен абиссалей, разбитые предметы обихода, похожие на россыпь костей скелетов разных существ.

Но самым интересным для Адрамалика объектом оказался, разумеется, сам барон. Он разительно отличался от того Фарайи, которого когда-то встречал Адрамалик. Это уже не был спокойный, уверенный в себе демон, пришедший когда-то в Дис с Пустошей. Он был все еще в броне — так, будто свалился на пол и не смог подняться. Голова его склонилась набок, глаза глядели словно внутрь себя. Медленными, размеренными движениями он точил лежавший на бедрах меч. «Заключение ему не на пользу, — отметил про себя Адрамалик. — Так-то наградил его Саргатан за убийство старого демона».

За спиной Фарайи темным пятном открылся рот кирпича, и из него выползла муха. Чуть задержавшись на искривленной губе, она взлетела, подлетела к Фарайи и принялась кружить вокруг его головы. Тот не обращал на нее никакого внимания.

Муха села на лоб Фарайи, переползла бровь и спустилась к глазу. Вот она зацепилась за веко — и вдруг исчезла, как будто нырнула внутрь.

Рука барона с точильным камнем задержалась, он словно застыл. Затем камень снова заскользил по клинку, но движения Фарайи стали энергичнее, а на губах зазмеилась та же улыбка, которую можно было наблюдать на лице Вельзевула.

Адрамалик думал об этой улыбке, выходя из зала, и сам не смог сдержать ухмылки. Скоро Саргатан и его заблудшие последователи будут остановлены, а Адамантинаркс превратится в руины. Воды Ахерона потекут вокруг нового города, пепел спадет, поднимутся огни других костров, а Ад снова вернется к своей цели, к наказанию. Не станет больше борьбы, никто не будет отвлекать от мучений.

Завидев свою дверь, Адрамалик снова почувствовал голос плоти и вернулся к более приятным размышлениям. Он, конечно, устал, но велик был соблазн продолжить начатое. Он снова почувствовал растущее возбуждение. Но, подойдя ближе, заметил, что дверь приоткрыта… Быстро войдя, он обнаружил лишь обрывки сухожилий. Дрянь! Прогрызла и удрала! Конечно же, подальше отсюда… Мало ли где можно спрятаться во дворце… А может, попалась кому-нибудь из рыцарей, и тот тешится с нею сейчас, когда он, Адрамалик, стоит тут, один, и бессильно скрипит зубами. Сам виноват, надо было привязывать лучше. Что ж, удовольствие — штука преходящая. Он повалился на кровать и вспомнил о Фарайи — о том, как точильный камень уверенно скользил по лезвию меча.

Лилит плакала, сидя на постели, подтянув на себя толстые кожаные покрывала. Ей приснилось, что она снова спала в объятиях Ардат Лили. Сон был так реален, что она поверила в него. Она как будто снова вернулась в свою костяную темницу в Дисе. И вот она разрыдалась.

В комнате было темно, холодно, сыро. Потная и липкая Лилит вскочила, подбежала к окну, распахнула его. Снаружи хлынул теплый свежий воздух. Она оперлась бедрами о подоконник, подалась вперед и задышала всей грудью.

Живописные клочья тумана ползли к городу от Ахерона, придавая улицам налет ночной таинственности. Очертаний реки и окаймлявших ее набережных было не разглядеть. Лилит не видела ни городских стен, ни прилепившихся к ним казарм. Виднелись лишь огни ближайших улиц, да угадывались неясные силуэты башен и статуй.