Демон Господа - Барлоу Уэйн. Страница 8

Лилит удовлетворенно оглядела фигурку.

— Вестник мой, — еле слышно прошептала она, — найдешь ли когда-нибудь правильную душу?

Она встала, стряхнула с колен костяную пыль, взяла завершенную фигурку и зарыла ее на кровати, под ворохом постельных кож.

V

В библиотеку Элигор пришел усталым и, сбросив тяжелый плащ, опустился в кресло — среди уютного беспорядка положенных как придется книг. Строительство дворца завершилось, жизнь вошла в нормальное русло. Установился и определенный распорядок. Демон находил его строгим, но оправданным: как капитан летучей гвардии он сам постоянно проверял ключевые точки защиты Адамантинаркса, главное внимание уделяя угрозе извне — в основном борьбе со шпионами.

Мыслями он, однако, то и дело возвращался к библиотеке.

Здесь, среди своих друзей, древних томов, собиравшихся долгими столетиями, он пытался понять и тот, оставленный им мир, и новый, к которому принадлежал теперь. В библиотеке имелось немало справочников, исписанных сложными формулами и заклинаниями, однако многое утратилось в результате разъединения с ангелами, и зачастую книги представляли лишь печальные попытки вспомнить ускользающие из памяти, смутно предстающие перед глазами ритуалы.

На полках пылились бессчетные Книги Гамигина. Книги душ мертвых — полка за полкой, еще не просмотренные и не зарегистрированные, но содержавшие в себе отчеты о каждой спустившейся в Ад душе, о каждом ее грехе. И более того: каждая душа, не попавшая еще в Ад и не совершившая ничего предосудительного, также значилась в них. Это казалось Элигору поразительным. Чтение даже одного из этих удивительных томов было неимоверно трудной, но интересной работой.

Но больше всего Элигора интересовали мемуары, созданные сразу после Низвержения, когда многие демоны старались, как могли, разобраться в себе, в том, что же произошло, и связать свои впечатления воедино, найти во всем случившемся смысл. Каждая из этих книг была написана на пергаменте, сделанном из душ грешников, и могла долго и нудно бубнить свои тексты, но сейчас их сдерживал глиф, предусмотрительно сотворенный молчаливым демоном-библиотекарем, которого звали Эйнцарас.

Оставшись наедине с книгами, Элигор нейтрализовывал заклятие библиотекаря и сидел, слушая негромкое бормотание какой-нибудь древней души, повествующей о днях минувших. Демон подозревал, что Эйнцарас об этом догадывается, но оба пришли на этот счет к молчаливому соглашению.

Элигор наслаждался временем, проведенным в библиотеке, но наибольшее удовольствие доставляло ему застать здесь государя. Саргатан сидел обычно у высоченной стопки книг, медленно переворачивал тяжелые серые страницы и размышлял над каким-нибудь давно не использовавшимся заклинанием. Он всегда старался держать свой боевой арсенал наготове, а потому частенько рисовал в воздухе во время чтения какой-нибудь всеми позабытый глиф, вбирая в себя его сущность.

Взяв ближайшую книгу, Элигор раскрыл ее и углубился в чтение, как обычно, время от времени делая для себя пометки. Но вскоре выверенные интонации голоса Саргатана отвлекли его. Архидемон был сосредоточен, и Элигор воспользовался моментом, чтобы взглянуть на него спокойно, не снизу вверх. Он настолько привык к обычно возвышавшейся над ним громаде, что, казалось, еще ни разу не смог рассмотреть своего господина как следует.

В колеблющемся свете свечей Саргатан являл собой внушительное зрелище. Темный, мощный, весь в тонких кольцах дыма. После Низвержения у многих демонов на лицах явственно отразились черты их подлинной сущности: боль, мучение, гордость и жестокость. Саргатан от них отличался. Его массивная голова с глубокими, почти скульптурными формами была костистой, но при этом странно привлекательной. Несмотря на отсутствие носа, длинное лицо в минуты спокойствия сохраняло почти ангельское благородство. Над головой государя возвышались три острых рога — символы его ранга. Для большей безопасности их можно было втягивать, ведь в бою именно они были самой желанной добычей. За долгие тысячелетия Саргатан заполнил свой кабинет немалым количеством трофеев, снятых с побежденных демонов.

Облачение его составляли обычные кроваво-красные покровы из плоти — домашняя одежда, так сказать. Сияние надгрудных глифов давало возможность разглядеть пульсирующие сосуды покровов торса, ниспадавших сзади мантией. В груди зияла дыра — рваная, с острыми краями; здесь когда-то билось сердце демона. Она светилась изнутри, как топка догорающей печи, медленно мерцающим сиянием. Когда Саргатан сердился, оно ослепляло, и тогда ярче вспыхивал головной огонь. Сейчас свечение оставалось мягким. Перед Элигором сидел серьезный, погруженный в чтение повелитель Адамантинаркса, и от его фигуры словно исходило спокойствие.

К такому Саргатану Элигор уже привык. Но случалось ему видеть и другую сторону архидемона — бурную, неудержимую. Тогда господину не мог противостоять никто в Адамантинарксе, да и мало кто во всем Аду решился бы в этот момент бросить ему вызов. Элигор вспомнил, как ярость полностью меняла тело демона, его внешний облик. Чем взволнованнее он становился, тем быстрее и неожиданнее происходили эти метаморфозы. Их не мог предсказать и полностью осознать даже сам архидемон, а Элигор так и вовсе временами откровенно боялся.

— Я могу подняться, тогда у тебя будет вид получше, — услышал Элигор мягкое рокотание голоса Саргатана. Господин вскинул голову, и в глазах его мелькнула озорная искорка. Он поднялся с места, вновь поразив подданного своим ростом. — Но я могу отвернуться, чтобы тебя не смущать: любуйся на здоровье.

— Прошу прощения, государь, — улыбнулся Элигор. — Я пытался взглянуть на тебя так, как будто никогда прежде не видел. Как, к примеру, Фарайи и все те, кто впервые прибывает во дворец.

— Ну, им, разумеется, положено испытывать почтение и благоговейный ужас, — усмехнулся Саргатан. — Не слишком уж я отличаюсь от других архидемонов, так ведь? Но уверен, что у тебя есть немало и других дел, куда более важных, чем столь глубокие мысли. Как дела на северной границе?

— На северной границе все спокойно, государь. Как всегда. По правде говоря, теперь я пытался вспомнить тебя таким, каким ты был до Низвержения… Я ведь видел тебя тогда лишь мельком и издали. Всего раза три-четыре.

— Странно, Элигор, но я и сам пытался сделать это совсем недавно. Почти смог. Слишком много времени прошло. — Саргатан снова сел. На его лице появилось какое-то неопределенное выражение.

Элигор закрыл книгу. Он заметил, что его господина охватили какие-то сильные чувства.

— Скажи мне, государь, если хочешь… Какой он был? Я в Войну стоял на фланге, никогда его не видел. А ты был с ним близок.

— Он… Его я, конечно, не забыл. Его, кажется, забыть вообще невозможно. Люцифер… Я не произносил вслух это имя уже, наверное, тысячу лет. — Архидемон смолк, поднял взгляд вверх. — Он был лучшим из нас. Особенным. Абсолютно непохожим на других. Он сиял… Сиял светом такой силы, что мы все блекли рядом с ним.

— Все, с кем я говорил, вспоминают его таким.

— Его любил Трон, и он знал это. Но этого ему не хватало, — продолжил Саргатан, как будто не расслышав своего соратника. — Он всем был недоволен. Он стремился воплотить в реальность свою «беспокойную мечту». Это его собственное выражение…

Элигор смотрел на Саргатана с выжиданием.

— Он не мог понять смысл создания человечества. Оно казалось ему новым, глупым ребенком, который как-то совершенно неожиданно появился и его стали любить так же сильно, как и прежнего. Именно поэтому он чувствовал в людях угрозу, хотел донести свои опасения до Трона, до всех нас, открыть глаза, чтобы мы увидели их возможные недостатки. Многие из нас с ним соглашались. Слишком многие.

— Или, наоборот, таких оказалось слишком мало, зависит от точки зрения, — протянул Элигор. Но его едва заметную грустную иронию господин оставил без внимания. Он словно внезапно оглох.