Наследие Дерини - Куртц Кэтрин Ирен. Страница 97

Остальные поспешили кивнуть, и он поднялся с места.

— Что ж, вот и отлично. Таммарон, пожалуйста, позовите мастера Джеймса и скажите ему, чтобы он приготовил снотворное для ее величества.

Чуть позже, когда Райсиль расчесывала королеве волосы перед сном, вошел архиепископ Хьюберт с одним из придворных лекарей, дабы сообщить королеве о смерти ее супруга. Райсиль догадалась, в чем дело, едва лишь они показались на пороге и стиснула руку королевы… И тут же поняла, что королева также обо всем догадалась, не успел еще Хьюберт и рте раскрыть. Побледнев, Микаэла сперва вскочила со стула, а затем вновь опустилась обратно, прикрыв лицо рукой, и Райсиль постаралась, как могла, смягчить шок, вызванный неумолимыми словами архиепископа.

— Полагают, что он не очень мучился, сударыня, — произнес Хьюберт негромко. — У него просто не осталось сил, чтобы пережить операцию. Я очень сожалею. Я попросил мастера Джеймса приготовить для вас снотворное. Очень советую вам выпить его — ради блага нерожденного ребенка, если даже и не ради вас самой. Поутру, если желаете, я… позволю вам сообщить обо всем юному Оуэну. Разумеется, теперь он становится королем, и нужно издать соответствующий указ и подготовиться к церемонии. Но, полагаю, что нет нужды будить его в столь поздний час.

Микаэла без единого слова кивнула, и Райсиль, взяв чашку у лекаря, протянула ее королеве и заставила выпить до дна. Та покорно повиновалась, и, с трудом переставляя ноги, отправилась в опочивальню. Вскоре она заснула. Слезы придут к ней лишь только поутру…

Глава XXXI

В чести ли дети его, он не знает. [32]

Микаэлу разбудил медленный глухой перезвон церковных колоколов и тупая боль в сердце от сознания того, по кому они звонят. Рядом с ней, одетая, лежала Райсиль, которая была ее верной хранительницей всю эту ужасную ночь. Заметив, что Микаэла шевельнулась, девушка ласково тронула ее за запястье.

— Мика, ты должна быть сильной, — прошептала она.

Микаэла с тяжким вздохом обернулась к ней, радуясь, что ее не оставили в одиночестве в столь страшный час.

— У меня словно все онемело внутри, — отозвалась она. — Я знаю, что его больше нет, но почти ничего не чувствую. Это ты так устроила?

Райсиль медленно кивнула.

— Ты ожидаешь ребенка, а другой твой малыш сегодня будет особенно нуждаться в тебе. Мне не довелось потерять мужа, но мне было всего семь лет, когда умер отец. — Она тускло улыбнулась. — Когда я узнала об этом, мне пришлось всего лишь справляться со своим горем, хотя оно было безмерно. Но я-то, конечно, не стала в тот день королем.

Микаэла почувствовала, как слезы навернулись ей на глаза, но постаралась сморгнуть их, и решительно вытерла глаза рукой.

— Я попытаюсь, — прошептала она. — Помоги мне одеться. Я хочу быть готова, когда они придут, чтобы отвести меня к Оуэну. Как ты думаешь, он ни о чем не догадался, когда услышал колокола?

Райсиль покачала головой.

— Он еще совсем маленький. А за последние дни колокола звонят довольно часто.

Полчаса спустя, в глубоком трауре Микаэла вышла к своим одетым в черное придворным дамам, которые ожидали ее в гостиной. Опустив глаза, она бездумно вертела на пальце обручальное кольцо, которое подарил ей Райсем. Конечно, она бы предпочла увидеться с сыном без всяких церемоний, распустив волосы так, как он это любил, но придворный протокол требовал от королевы совсем иного, в особенности в такой день. Под суровым надзором леди Эстеллан Райсиль была вынуждена собрать роскошные волосы королевы в тугой пучок, а затем закрыть их покрывалом с вуалью, как и полагалось вдове. Микаэла ни единым словом не возразила против этого, однако упрямо отказалась надеть диадему с самоцветами, а велела принести ей легкий золотой обруч, украшенный серебряными розами — тот самый, который так любил Оуэн.

Теперь им оставалось только ждать. Придворные дамы Микаэлы расселись вокруг, бормоча молитвы, а Райсиль опустилась к ногам королевы, легонько опираясь головой ей на колени, по-прежнему мысленно внушая своей госпоже душевный покой и равновесие, — ибо она знала, что никто не позволит ей сопровождать королеву в детскую.

В дверь постучали. Райсиль тут же вскочила, а леди Эстеллан поторопилась открыть. Вскоре она вернулась, ведя за собой архиепископа с Секоримом, а также Таммарона и Ричарда Мердока. Их сопровождал королевский лекарь. Архиепископ с Секоримом низко поклонились, а Таммарон с Ричардом опустились на колени, чтобы поцеловать королеве руку.

— Ваше величество, свои соболезнования сегодня утром вам выражает регентский совет, — промолвил Хьюберт. — Спокойно ли вам спалось этой ночью?

— Со мной все в порядке, ваша милость, — отозвалась она, не встречаясь с ним взглядом. — Могу ли я теперь увидеть сына?

— Только если мастер Джеймс сочтет, что у вас хватит на это сил.

Микаэла вздохнула, и лекарь, бесшумно приблизившись, взял ее за запястье. Затем он отпустил ее руку и легонько пощупал лоб.

— Пульс ровный, ваша милость. Похоже, она вполне владеет собой, хотя день предстоит очень тяжелый. Ваше величество, могу ли я предложить вам какое-нибудь успокоительное снадобье, разумеется, не столь сильное, как вчера вечером? Я прекрасно понимаю, что вы желаете оставаться в ясном рассудке, когда будете говорить с королем.

— Благодарю вас, это ни к чему, мастер Джеймс, — отозвалась она, решительно поднимаясь с места. — Ваша милость, я желала бы увидеть сына.

Одной лишь супруге Таммарона, леди Ниеве, позволили сопровождать королеву и регентов в детскую, которую занимал юный принц. Все прочие остались ждать в прихожей, а королева прошла в малую гостиную, где малыш выстраивал игрушечных рыцарей на полу в оконной нише. Алая туника ярким пятном выделялась на фоне свежепобеленного камня. Опечаленная няня наблюдала за играющим ребенком, но немедленно удалилась при появлении Микаэлы, с сочувственным видом поклонившись матери.

— Доброе утро, любовь моя, — с улыбкой окликнула его Микаэла и протянула Оуэну руку.

Тот с радостным возгласом вскочил на ноги и уткнулся матери в колени.

— Мама, иди посмотри на моих рыцарей. Там один совсем как папа. Он будет драться с плохим принцем, который хочет отнять у него корону.

Стараясь заглушить скорбь и невольно заулыбавшись, Микаэла нагнулась поцеловать сына, и он тут же потащил ее к оконной нише, где она присела на ступеньку и позволила ему показать ей своих любимцев. Там и впрямь был рыцарь на белой лошади, отдаленно напоминавший Райсема, с крохотным золотым львом на алом щите и в короне поверх шлема. Его сделал для Оуэна Катан прошлой зимой, и эти фигурки размером были куда больше обычных, ибо доходили мальчику почти до колен. Другой рыцарь на сером скакуне нес крохотный стяг Халдейнов.

— А это дядя Катан, — указал на него Оуэн. — А вот плохой принц. Он все время падает.

Она взглянула поверх королевского войска на маленькие деревянные фигурки, разрисованные в черно-белые цвета Торента, — одна из них и впрямь лежала на боку. Набравшись решимости, Микаэла протянула руки к Оуэну.

— Милый, иди сюда, мама возьмет тебя на колени. Мне нужно кое-что тебе сказать.

Оуэн с любопытством покосился на нее, взял фигурки своего отца и Катана, а затем, поднявшись на ступеньку, уселся матери на колени, развернувшись, чтобы посмотреть ей в глаза. Она стиснула его в объятиях, целуя черные ароматно пахнущие волосы, а затем легонько тронула кончиком пальца корону на игрушечном рыцарей.

— Милый, с твоим папой случилось что-то очень плохое. Он поранил руку и от этого сильно заболел. Лекари изо всех сил пытались помочь, но он…

— Папа заболел? — с испугом прошептал Оуэн.

Микаэла покачала головой, смаргивая слезы.

— Нет, милый, — прошептала она. — Твой папа теперь с ангелами. Рука у него очень, очень болела, и поэтому… ангелы забрали его к Богу.