Семь цитаделей (СИ) - Удовиченко Диана Донатовна. Страница 47

- Он не нападет, его сердце полно любви. В нем нет злобы и жестокости. Вы не правы, профессор.

- Позвольте, но я ведь не к тому… - засуетился Сергей Иванович, - нельзя просто так убивать живое существо! Он не сделал нам ничего плохого! В конце концов, многие хищники прекрасно поддаются приручению!

- Черт с вами, блаженные! - плюнула Виктория, опуская арбалет. - Возитесь со своей болонкой! А вы не подумали: вдруг он шпионит за нами?

- Он не болонка, - рассмеялся Макс. - Он… бульдог! И звать его Булька. И ни за кем он не шпионит, Аня почувствовала бы. Я ей верю.

- Ладно, там посмотрим, - уже мирно произнесла Виктория. - После ужина распределяем дежурства. Аня с Ромкой спят, остальные будут дежурить по двое: я с Ильей, Гарт с профессором, а ты…

- А я с Булькой! - ответил Макс.

Глава 24

Макс сидел у костра, наблюдая за игрой пламени и слушая тихий шорох ветра в траве. Спина его опиралась на теплый шерстяной бок Бульки. Чудовищный пес лежал на пузе, предоставив свой бок в пользование Макса, сам же вытянул лапы и положил на них огромную голову. Время от времени Булька настораживался и приподнимал голову, чутко вслушиваясь во тьму, перекатывая в горле зловещее рычание. Потом, успокоенно замолчав, снова опускал голову на лапы и дремал с открытыми глазами, которые загадочно светились в ночи. Локаторы ушей Булька тоже не опускал ни на миг, ловя ими каждый ночной звук.

Макс даже не пытался услышать или увидеть что-то подозрительное, справедливо полагая, что в этих умениях ему с Булькой не сравниться. Конечно, он готов был дать отпор любому, кто потревожит сон его товарищей, но надеялся, что пес предупредит его о приближении врага. Поэтому Макс просто смотрел на огонь, размышляя о чем-то своем. Например, о том, насколько органы слуха и зрения собак совершеннее человеческих. Не говоря уже про обоняние. А еще собаки слышат ультразвук. И обладают способностью предчувствовать различные природные катаклизмы. А кошки могут даже лечить своих хозяев. Кошка способна найти свой дом, даже оказавшись от него на расстоянии в несколько тысяч километров. Недаром издревле считалось, что кошки связаны с потусторонними силами - это действительно очень загадочные существа. Дельфины очень дружелюбно относятся к людям, случалось, что они спасали моряков, потерпевших кораблекрушение. Общение с ними приносит облегчение детям, страдающим церебральным параличом, и людям с различными психическими заболеваниями. Существует даже такой вид лечения - "дельфинотерапия". Многомудрые ученые его придумали, и ведь помогает! Люди излечиваются, а как и почему - ученые не знают.

Человек, не обладающий силой слона, крыльями птицы, скоростью гепарда, обонянием собаки, интуицией кошки, плавниками рыбы придумал тысячи механизмов для их замены. Придумал и объявил себя "венцом творения", а животных - "братьями меньшими". А почему, собственно? Чем мы лучше? Умением абстрактно мыслить? А кто сказал, что звери не умеют? Мы-то откуда знаем? Что там у нас профессор Павлов доказал? Что-то про условные рефлексы? Лампочка зажигается, слюна у собаки выделяется… Интересно, сколько нужно было изуродовать собак, чтобы прийти к этому выводу? Он их резал, трубки к ним подсоединял, писал свои научные труды, а собаки - ничего, жили с трубками. И, наверное, даже любили своих мучителей, виляли хвостами при их появлении. И послушно выделяли слюну, когда зажигалась лампочка. Только вот почему Павлов не задумался: по какому праву он этих собак режет? Кто ему разрешил? Собаки? Ах, ну да, он же "венец творения". Он умеет абстрактно мыслить, а собаки не умеют. Они хуже. За убийство человека - срок, за убийство собаки во имя высоких целей - ученая степень и мировая слава.

Что еще отличает человека от животного? Чисто человеческие черты - зависть, алчность, ревность, подлость, умение ненавидеть - не являются ли признаками этого самого пресловутого абстрактного мышления? Человеку свойственно умение любить, скажете вы? Животные тоже умеют любить. Спросите у собак. Ах, они не умеют разговаривать! А может, это вы не умеете их понимать?

Еще одна черта, отличающая человека от "братьев меньших" - способность убивать себе подобных. Конечно, и животные дерутся между собой. Например, самцы за право быть вожаками. И убивают друг друга на охоте, ради того, чтобы прокормиться и выжить. Есть такое понятие - "пищевая цепочка". Но человек-то по-другому убивает! Ради чего, спрашивается, русские и чеченцы убивали друг друга? Что, если чеченец останется жив, мне еды не хватит? Или если я погибну в теракте, кто-нибудь в Чечне станет счастливее? Нет здесь пищевой цепочки. Уничтожать себе подобных ради денег, власти, "высокой" идеи - исключительно прерогатива человека. "Венца творения". Между тем, животные живут себе спокойно, не нарушая мирового равновесия, сохраняя гармонию с природой. Может, они, конечно, не задумываются над смыслом жизни, так ведь и зла не творят!

Есть еще так называемая "способность к созиданию". Ну, и что хорошего она нам дала? Строя дом, человек уничтожает дерево. Добывая газ, нарушает экологическое равновесие. Результаты созидательной деятельности человека - исчезновение редких видов растений и животных, озоновые дыры, глобальное потепление, загрязнение природы… Созидание неизбежно ведет к разрушению.

Макс улыбнулся. Его размышления плавно подвели к интересному выводу: а может, человек - и не "венец" вовсе, а просто цепкий паразит на теле планеты, вгрызающийся в нее и отравляющий все вокруг отходами своей жизнедеятельности? Если так, то Земля рано или поздно стряхнет с себя человека и примется залечивать раны, нанесенные им. Земля будет, и звери, и растения тоже когда-нибудь появятся. А человека больше не будет…

Булька вдруг насторожился, поднял голову и зарычал. Макс осмотрелся, пытаясь понять, что встревожило пса. Ничего, кроме темноты, он не увидел. Никаких посторонних звуков, кроме шороха ветра и треска веток в костре, он тоже не услышал. Наверное, ветер усилился, потому что шорох вдруг перешел в тихий свист. Макс обернулся и посмотрел на Бульку. Тот, ощетинившись, рычал, глядя в темноту, затем широко раскрыл клыкастую пасть и нервно зевнул. У Макса тоже сводило челюсти, вдруг ужасно захотелось спать. Булька поворчал еще немного, затем перевернулся на бок, уронил лобастую голову и закрыл глаза. Свист ветра все усиливался. Макс привалился к собачьему животу и задремал, успев лишь удивиться, как это так: ветер свистит, но его дуновения не ощущается. Последнее, что почувствовал Макс, проваливаясь в сон - какая-то тяжесть, навалившаяся на грудь.

Проснулся Макс от того, что красные лучи солнца горячо щекотали веки. Он открыл глаза и попытался сесть. Что-то давило на него, мешая двигаться. Окончательно придя в себя, Макс сообразил, что Булька положил на него свою огромную лапу, которая сейчас придавливала его к земле. Освободившись, Макс подошел к шатру, в котором спала Виктория, и заглянул в него: пусто! Во втором шатре тоже никого не было!

- Булька, вставай! - заорал он. - Все пропали!

Оглядевшись, Макс понял, что кто-то посетил их лагерь ночью: костер был затоптан, и в остывшей золе отпечатались следы босых ног. Внутри шатров все было перевернуто, словно кто-то выволакивал оттуда спящих. Проснувшийся Булька тревожно бегал от шатров к костру, что-то вынюхивая в траве. Чуть поодаль, там, где их и оставили вечером, мирно стояли серпенсы. Казалось, они до сих пор дремали.

- Как же так? - Макс чуть не плакал. - Как мы могли с тобой проспать? Где их теперь искать?

Булька на мгновение виновато опустил уши, затем снова деловито уткнулся мордой в траву. Унюхав там что-то, одному ему известное, зверь отбежал от места стоянки и обернулся, словно приглашая Макса следовать за ним.

- След взял? - обрадовался Макс. - Молодец! Идем скорее!

Булька неторопливо трусил по траве, время от времени останавливаясь и принюхиваясь. Макс не торопил его, понимая, что сейчас может надеяться только на обоняние пса. Он мысленно молился о том, чтобы успеть вовремя и спасти друзей от неведомой опасности. Судя по следам, оставленным на золе, ночью в лагере побывали люди. Дикое племя, если верить рассказам отца Андрея. О том, что могут сделать дикари его спутникам, Макс и думать боялся.