Зеркало зла - Булычев Кир. Страница 5
Так как, несмотря на глубокую секретность, установка Дельта многократно описывалась, только не совсем верно, в популярных изданиях, то лучше довериться рассказу о ней, прозвучавшему в Институте номер шесть.
Вот что рассказала, пользуясь притом иллюстрациями, стремительная худенькая девица с таким острым носом, что Коре страшновато было приблизиться к ней – а вдруг уколет. По сторонам носа размещались маленькие черные глазки, а волосы девицы были покрашены в красный цвет и покрыты блестками.
– Я сегодня собралась на дискотеку, – сообщила девица. – Так что давайте сократим лекцию до минимума.
Возмущенный Милодар потребовал было сменить лектора, но более ответственные лица находились в то время на заключительном заседании международного симпозиума, и пришлось удовлетвориться девицей.
Девица взяла светящуюся указку, велела гостям садиться на неудобные табуретки, а сама поднялась на небольшую эстраду, фоном которой служила зеленая доска, исписанная формулами и разными словами, оставшимися от вчерашних научных споров.
– Помимо памяти индивидуальной, – сообщила девица, – существует память вида. Вы знаете, что такое вид?
– Вопросы задавать будем мы, – резко ответил Милодар, все еще недовольный тем, что ему приходится выслушивать лекцию лаборантки.
Заявление Милодара лаборантку не смутило.
– Вы мало читаете, – сообщила она Милодару. – Иначе бы вы знали, что в любом фантастическом романе приходит великий ученый или его ассистент и рассказывает дуракам, которые собрались в лаборатории, в чем суть изобретения. Дураки хлопают глазами, а читатель умирает от скуки на десятой странице.
Кора даже ахнула от такой наглости лаборантки, но Милодар ничего не ответил, он лишь приоткрыл рот и смотрел на лаборантку, словно только сейчас сообразил, что под этим камуфляжем скрывается юное существо с отличной фигурой. Зато посланцы Эпидавра были повергнуты оземь таким хамством, потому что положение женщины в той империи своеобразно и ограничено таким числом запретов и правил, что большинство женщин кончают с собой, не достигнув зрелости. Зато те, кто выживает, превращаются в существа высшего типа, в частности, именно из них формируется корпус регентш.
– Продолжайте, – произнес Милодар, скользя взглядом от пяток до затылка лаборантки. – И сообщите нам свое имя.
– Зовут меня Пегги, – сообщила девица. – Мне двадцать два года, но я отлично сохранилась, и мне редко дают больше семнадцати, я давно уже не девушка, учусь в аспирантуре, любимая ученица профессора Гродно.
– Спасибо, – сказал Милодар. – Умоляю, продолжайте.
«Когда-нибудь я тоже начну тебе хамить, старый бабник, – подумала Кора. – Тогда ты у меня запляшешь».
– Существует память вида, – продолжала Пегги. – Обычно поддерживается она прямым обучением от родителей к детям. Приходилось ли вам видеть, как кошка учит котят ловить мышку?
В голосе девушки прозвучал металл. Кто-то из учеников должен был поднять руку и ответить на вопрос.
Никто не решился.
– Это поучительное зрелище, – сообщила Пегги. – Точно так же кошку учила ее мать.
Лаборантка тронула себя за ухо, и по красным космам пробежали золотые огоньки. Зрелище было внушительное. Хотелось убежать.
– Кошка, как примитивное существо, учит детей жить в меняющемся мире, передавая им свой опыт. Причем не только генетический, но и благоприобретенный. Ведь червяк не учит – ему достаточно того, что заложено в генах. А кошка учит. Поняли?
«Она будет профессором, – подумала Кора. – Перебесится и профессором станет».
– Котенок, – строго продолжала лаборантка, ритмично помахивая светящейся указкой, – получает от матери часть памяти данного семейства кошек, а так как сама мама-кошка была обучена ее собственной матерью, то мы при возможности можем проследить, что знали и умели кошки этого семейства, а то и популяции нашей страны и как эти знания накапливались… или терялись. Да! – Вдруг девицу охватил пафос. – Кое-что теряется! И безвозвратно. Например, с приходом медицины люди забыли о травах. Что касается и кошек!
– Ну уж и кошек! – недоверчиво воскликнул Милодар.
– Пустите современного котенка, а то и взрослого кота в лес. Он сожрет какую-нибудь гадость и отравится. Ведь он жил в городе, и даже если его мама-кошка знала, какую траву можно есть, а какую нет, она не может найти в комнате образца нужной травы и показать ребенку.
Слушатели замолчали, переваривая информацию.
Кора была согласна – кошке неоткуда взять травку, чтобы предупредить детей об опасности отравиться.
– То же самое происходит и с человеком. На то есть учителя и родители, на то изобрели книги, видео и компьютеры, чтобы не утерять информацию, добытую предками. Но информация – это еще не память!
Пегги подняла к потолку указку и вытянула луч на максимальную длину. Луч коснулся потолка и образовал на нем темную точку, настолько ему передался накал души преподавательницы. Из ее красных волос сыпались редкие искры. Падая на ковер, они тихонько шипели.
– Вам не казалось обидным, – спросила она, – что вот ваш дедушка, генерал, завоевавший четыре страны, погиб в бою на безымянной высоте, названной впоследствии его именем, но не успел ничего вам рассказать? – Этот вопрос Пегги обратила к Лицу.
– Вы откуда знаете? – глухо и подозрительно спросило Лицо.
Пегги только пожала плечами, а Милодар, может и незаслуженно, воспользовался обстановкой и заметил:
– Мы многое знаем.
Пегги подождала, пока он замолчит, и продолжала:
– А как интересно было бы заглянуть в его память, в его душу…
Пегги вздохнула. Лицо не удержалось и тоже вздохнуло.
– А ваш прадедушка? – спросила Пегги у Лица. – Ведь его только называли разбойником с большой дороги. На самом же деле он был куда сложнее, чем тот простой злодей, которого рисовали ваши недруги.
– И поплатились, – заметило Лицо.
– Это уже другой разговор, – сказала Пегги.
Кора смотрела на лаборантку совсем другими глазами. Та, оказывается, успела подготовиться к визиту и неплохо выучила урок. А все разговоры о дискотеке и красные космы – это на публику.