Зеркало зла - Булычев Кир. Страница 6

Пегги сделала паузу. Теперь уже никто не смел ее прервать.

– Наш институт во главе с профессором Ахметом Гродно решил эту задачу. Но мы пока держим наше открытие в тайне. Нельзя же нарушать естественный ход событий.

– Что вы открыли? – спросило Лицо.

– Мы нашли способ проникать в прошлое. Но не грубым физическим способом, не с помощью машины времени, что не дает достойных результатов. Ну прыгнете вы на двадцать лет в прошлое. Ну посмотрите еще раз на собственную маму в молодости. А дальше что? Менять течение событий на Земле? Загонять себя и собственную планету в параллельный мир? Нет, дайте нам пожить у себя дома!

– Так что же вы открыли?

– Мы открыли возможность… мы нашли ключик к тому, что заключено в каждом человеке, – ключик к его наследственной памяти. Другими словами, мы дали возможность маме-кошке вспомнить, какие травки можно предлагать котенку, а какие нельзя. Но помнила об этом прабабушка нашей кошки, а не мама-кошка. Мы нашли способ отыскать в вас, уважаемый Долиал, глава безопасности империи Эпидавра, прибывший к нам инкогнито, те следы генетического прошлого, которые несут в себе и берегут память вашего дедушки-генерала и даже вашего прадедушки, так называемого разбойника с большой дороги.

– Об этом не будем, – предупредил Второй министр, оберегая честь Лица. Но Лицо лишь вяло отмахнулось, признавая превосходство нахальной девицы.

– Мы полагаем, – сказал тогда Милодар, – что это – величайшее открытие двадцать первого века, но вопрос о присуждении Нобелевской премии профессору Ахмету Гродно временно отложен, так как не решена степень секретности открытия.

– Но при чем секретность? – не сообразил Второй министр.

– Неужели, – ответил Милодар, – любой человек в Галактике не пожелает заглянуть в память своего деда, своего далекого предка, прочесть его мысли и овладеть его знаниями, которые, как все полагают, сгнили в могиле вместе с ним?

– Да, – согласилось Лицо, – соблазн очень велик, и можно страшно разбогатеть на этом.

– Ах, что нам в богатстве! Но вы не поняли еще, какую власть мы сможем обрести над миром! – воскликнула Пегги, спрыгнув с эстрады и чуть не проткнув министра острым, словно деревянным носом. – Разве вы забыли, сколько гениев умерли, не успев поделиться с человечеством своими мыслями, сколько великих изобретений погибло при катастрофах, в концлагерях или войнах! Вы должны знать, что на каждое изобретение, на каждое открытие, на каждую гениальную идею в мире была тысяча идей, открытий, мыслей, которые по той или иной причине не были высказаны. Неужели вы не понимаете, что, собрав и осуществив эти мысли, мы совершим такой скачок вперед…

Пегги закашлялась, а Милодар закончил за нее:

– И это может плохо кончиться для человечества. Кто знает, сколько нужно нам гениальных изобретений и мыслей, а сколько окажутся лишними? А что, если Природа бережет нас от перегрева? А что, если цивилизация лопнет от излишнего знания?

И Милодар произнес эти слова с такой искренней горечью, что все остальные не посмели ничего сказать – все молчали.

– К тому же, – нарушила наконец молчание Пегги, – операция эта длительная, сложная, и опасности, о которых говорит комиссар Милодар, находятся в отдаленном будущем. А Нобелевскую премию нам не дают из-за жалких интриг, которых не чужд и ИнтерГпол.

Все посмотрели на Милодара. Он отмахнулся от обвинения, как от мухи, и миролюбиво попросил Пегги:

– Расскажите нашим гостям, как происходит активизация памяти предков. И какая от этого может быть польза в их поисках.

– Вот именно, – сказало Лицо. – Именно этот вопрос я хотел задать.

– Наш профессионализм заключается в том, – подытожил Милодар, – что мы знаем, какой вопрос, когда и кому задать.

– Тогда и объясните нам, – попросил Второй министр, – зачем нас сюда пригласили.

– И, в частности, зачем было нужно меня топить, – добавила Кора.

Пегги поглядела на Милодара, комиссар кивнул, и девушка повела их в соседнее помещение.

* * *

Соседнее помещение оказалось громадным, но низким залом, в котором располагалась аппаратура, в основном скрытая под кожухами и за экранами. Так что снаружи оставались ящики, дисплеи и некоторое число кнопок, не считая солидного прозрачного гроба для Спящей Красавицы, к которому Пегги и подвела гостей.

– Все происходит просто, – сообщила она. – Гененавт всего-навсего ложится в саркофаг.

– Разве нельзя было подобрать нейтральное слово? – спросила Кора, которая заподозрила, что в саркофаг будут класть именно ее, а она не терпела, если ее клали в саркофаг, даже если при этом обзывали гененавтом.

– Не бойтесь, – съязвила Пегги, – принцы не будут приставать к вам с поцелуями.

– Слава богу!

– Девочки, девочки! – остановил их Милодар. – Мы присутствуем при эпохальном эксперименте.

– Это вы присутствуете, а я лежу в саркофаге! – втуне огрызнулась Кора.

– Продолжайте, – произнес Второй министр голосом и тоном Милодара.

– Саркофаг наполняется особым газом…

– Еще чего не хватало! – вырвалось у Коры.

– Если ты будешь шуметь, мы подберем другого агента, – сказал Милодар. – Ты отказываешься от самого счастливого шанса в жизни. Через час ты можешь встретиться со своей бабушкой.

– Больше того! – поддержала Милодара краснокудрая лаборантка. – Вы станете своей бабушкой – ваш мозг сольется с ее мозгом. В этом и есть смысл нашей установки! Следуя в прошлое, вы будете становиться как бы паразитом мозга ваших предков. Ведь они в самом деле живы в вас! Каждый бит информации, который находился в мозгу вашего дедушки, живет и в вашем мозгу. Мы научились будить эту информацию.

– Но почему я тогда не могу без приборов помнить о том, что знал мой дед?

– Да потому, что ваш мозг мгновенно лопнет, не в силах вместить всю ожившую информацию! Неужели вы не понимаете?! – Пегги была возмущена.

– Теперь поняла.

– Ваш мозг защищен от безумия именно забывчивостью. То есть ничто в природе не пропадает, но все забывается, чтобы живые не сходили с ума от памяти и страданий мертвецов.

Оба эпидаврийца захлопали в ладоши – так им понравилась краткая речь Пегги. Девушка зарделась, и щеки ее стали одного цвета с волосами.