Год багульника. Тринадцатая луна - Коруна Джен. Страница 18

— И кто же у нас будет магом? Ты что ли?

Эльфа гордо вскинула голову.

— А почему бы и нет?

Сигарт не нашелся что ответить. В этот момент на столе появилась долгожданная баранина, и спор прервался сам собой. Хэур с воодушевлением принялся ощипывать мясо с кости острыми звериными клыками, по привычке довольно урча. Моав опасливо покосилась в его сторону и зачерпнула ложкой похлебку из фасоли.

Пока они ужинали, за окном стемнело. Завывание ветра на улице усилилось. Хозяйка торопливо захлопнула ставни и задвинула металлические засовы. В зале стало совсем темно. Она внесла несколько ламп — те горели тускло, распространяя по всей комнате вонь горящего бараньего жира. Одну из ламп женщина поставила на стол, где сидели эльфа и хэур.

— Вам ведь две отдельные комнаты? — спросила она, кокетливо скользнув глазами по фигуре Сигарта.

— Хватит и одной — я не буду ночевать, — холодно ответила Моав.

Сигарт поднял на нее удивленный взгляд — такой сердитой подругу он еще не видел. Поев, они поднялись в комнату. Эльфа села на единственную кровать и сидела неподвижно некоторое время, размышляя о чем-то. Ветер за окном тем временем крепчал — он налетал порывами, то усиливаясь, то вновь успокаиваясь. Наконец, Моав решительно встала и подошла к двери.

— Все, пора.

Она взялась за дверную ручку и толкнула дверь. Сигарт молча двинулся за ней. Трое крепких парней вынырнули из темноты и преградили ему дорогу.

— А ты куда собрался, дружок? Ты останешься тут — чтоб нам было с кем поговорить, если твоя красотка не вернется.

Глаза Сигарта вспыхнули желтым огнем. Стиснув зубы, он подался вперед, но Моав схватила его за локоть.

— Жди меня здесь, — спокойно сказала она, сжимая пальцы. — Постарайся не уснуть до утра, мне может понадобиться твоя помощь.

Хэур нахмурился. Словно поняв его опасения, Моав заглянула ему в лицо — синие, как васильки, глаза смотрели искренне и честно.

— Я вернусь, верь мне…

Не сказав ни слова, хэур высвободил руку и, резко развернувшись, отошел вглубь комнаты. Эльфа обратилась к воинственной троице, все еще переминающейся в дверях.

— Я пойду одна, — объявила она, — лучше не видеть того, что будет происходить за воротами. Это может оказаться слишком опасным, ураган не станет разбирать, где кто.

Парни молча расступились, пропуская ее — преследовать эльфу никто не решился.

***

Беспрепятственно добравшись до городской стены, Моав вышла за ворота. За пределами города не было ни души, даже в сторожевой будке было пусто — жители попрятались в дома, накрепко затворив двери и ставни в ожидании урагана. Город словно вымер. По волосам эльфы пробежал легкий порыв ветра — предвестник скорого стихийного безумия. Сухая прошлогодняя трава заколыхалась. Небо быстро затягивало низкими серыми тучами. Не обращая внимания на все усиливающийся ветер, Моав быстрым шагом двинулась по дороге; ее одинокая фигурка жалобно темнела посреди пустынного поля. Ветер нарастал; его порывы становились злее и резче… С трудом преодолевая напор воздуха, эльфа дошла до места, где дорога троилась. На перекрестке она остановилась. Усиливающийся ураган с хлопаньем трепал полы ее курточки. Моав постояла, приноравливаясь, затем закатала рукава выше локтя и, вытащив из-за пояса маленький нож, решительно полоснула лезвием по левому предплечью от локтя до запястья — по белой коже неспешно поползла полоска крови. Она переложила кинжал в раненую руку, и в следующее мгновение темная дорожка потянулась и к правому локтю; эльфа подняла лицо к небу, бледные губы зашевелились, твердя какие-то заклинания.

Казалось, ветер этого и ждал! Будто распробовав вкус крови, он рванулся, накинулся на маленькую фигурку. Она встала к наветренной стороне лицом, раскинула руки крестом. Ураган неистово трепал ее волосы, дергал за одежду, сбивал с ног, забивал дыхание обратно в легкие. Как голодный зверь, он лизал ее раны, вливаясь в тонкие вены, и вместе с кровью эльфы капля за каплей уходила его ярость… Закрыв глаза, Моав шаталась под свирепым натиском, и от ее рук по воздуху тянулись две темные нити. Но вот шквал начал утихать: как насытившийся хищник, ставший вдруг безразличным к своей добыче, он отступил. Вскоре от него остались лишь редкие порывы — они все еще вздымали белые волосы эльфы, подобно мощному мерному дыханию. Постепенно улеглись и они. Вокруг стало так тихо, что было слышно, как журчит ручей неподалеку. Эльфа медленно открыла глаза и опустила руки. Сделав два неверных шага, она пошатнулась и без сил опустилась на землю, затем все же встала и медленно пошла обратно в город.

***

Как и было условлено, Сигарт ждал на постоялом дворе. Он не сомкнул глаз всю ночь, и теперь его клонило в сон. Голова все ниже опускалась на скрещенные на столе руки. Вокруг было тихо. Люди, грозившиеся неотступно стеречь хэура, куда-то запропастились — не то со страху, не то от радости в честь стихшего урагана. Внезапно до чуткого уха Сигарта донесся непривычный звук — кто-то скребся в дверь. Еще не совсем сбросив дрему, он подошел к двери и распахнул ее настежь — на пороге, едва держась на ногах, стояла Моав. Похоже, ее сил не хватило, чтобы сдвинуть тяжелую дверь… Взглянув в ее лицо, Сигарт ужаснулся — оно было белым, как мел. Посиневшие губы пытались что-то сказать, но глаза эльфы закатились — Сигарт едва успел подхватить ее на руки.

Бережно опустив ее на кровать, он стал осматривать раны. К его удивлению, они не пытались затянуться: кровь все струилась из отворенных вен, растекаясь темными пятнами на постели. Сигарт вспомнил, что кто-то вроде говорил ему, будто раны у эльфов заживают тяжко — не зря же рядом с раненым остроухим тут же появлялась толпа знахарей со снадобьями и притираниями. Но порезы на руках Моав затягивались слишком плохо даже для эльфа… Сигарт судорожно сглотнул — как и любую рысь, вид крови приводил его в то воинственное возбуждение, которое наводило такой страх на противников. Помотав головой, чтобы отогнать подступающую злобу, он припал губами к разрезам на коже эльфы — так хэуры могли останавливать даже сильное кровотечение. Но сейчас рысьи секреты не помогали — маленькая эльфа с каждой минутой дышала все тише, а пульс едва пробивался на шее тонкой ниточкой.

Сигарт было пришел в отчаянье, но заметил маленький кинжал, покрытый свежей кровью. Он осторожно достал его из-за пояса Моав, понюхал лезвие, попробовал на вкус и тут же сплюнул. Так и есть — сильный сок желудника, не дающий крови сворачиваться. Похоже, эльфа просто перестаралась с зельем… Сигарт шустро потянулся к своей холщовой сумке, лежавшей на столе, и, покопавшись в ней, достал несколько небольших голубоватых камней, гладко срезанных с одной стороны. В Цитадели этот минерал называли «совиный глаз» — цветные прожилки на сколах образовывали рисунок, напоминающий око. Сигарт всегда носил его с собой — этот камень был способен вытянуть из ран практически любую отраву. Против яда виверна он бы, конечно, не помог, но от желудника — то, что надо. Его сок, в принципе-то, и ядом не назовешь… Сигарт быстро приложил осколки к разрезам на руках Моав — кровь стала сочиться меньше, а вскоре и вовсе остановилась. Он снова склонился над ранами — на этот раз они затянулись моментально, не оставив шрамов на нежной коже. Однако лицо Моав все еще оставалось по-прежнему белым — хоть хэур и закрыл раны, вернуть пролитую кровь он был не в силах; это могло сделать только время — если, конечно, у маленькой эльфы хватит сил дождаться. И она ждала…

***

Болезнь Моав стала не единственным происшествием того дня. Лишь много позже эльфа узнала, сколь странные вещи происходили на постоялом дворе, пока она пребывала в беспамятстве…

Время шло к рассвету, когда, в последний раз взглянув на бледное лицо больной, Сигарт, наконец, лег спать. Он отказался от предложенной хозяйкой кровати — за годы походной жизни рыси привыкают засыпать где угодно: подстеленной меховой накидки вполне хватало, чтобы обеспечить крепкий сон. Умостившись в углу комнаты, наискось от кровати Моав, хэур привычно свернулся клубком и тут же задремал.