Луна предателя - Флевелинг Линн. Страница 42

Алек умел молчать. Сцепив руки за спиной, он последовал за Серегилом в извилистый коридор третьего этажа. По обеим его сторонам с неравными промежутками шли простые деревянные двери — на взгляд Алека, ничем друг от друга не отличающиеся. В этом просторном помещении легко разместилась бы небольшая деревушка.

Серегил остановился у двери, за которой коридор резко поворачивал. Он постучал, потом поднял защелку и скользнул в темную комнату.

Алеку давно не случалось тайком проникать в чей-то дом, но все же он автоматически отмечал про себя особенности помещения: никакого освещения, не чувствуется запаха горящих в камине дров или свечи. Комната была необитаемой, пришельцу ничто не грозило.

— Иди сюда.

Алек услышал, как заскрипели петли, потом разглядел тонкую фигуру Серегила на фоне ночного неба в арке окна. Пьяный или нет, тот мог, когда хотел, двигаться бесшумно.

Арка выходила на маленький балкон, откуда виднелся гостевой дом.

— Вон там наша комната, — показал на одно из окон Серегил.

— А эта была твоей.

— Ах да, я ведь говорил тебе об этом. — Серегил прислонился к каменному парапету; в лунном свете Алек не смог разглядеть выражение его лица.

— А здесь ты сидел и слушал, что снится городу.

— Я и сам много грезил. Подожди-ка. — Серегил скользнул внутрь комнаты и вернулся с пыльным пуховичком с кровати. Положив его у стены, он уселся сам и потянул вниз Алека, так что тот оказался сидящим, прислонившись спиной к груди друга. — Ну вот… — Серегил прижался щекой к щеке Алека, крепко его обняв. — По крайней мере один мой сон сбылся. Аура свидетель — больше ничто не получилось так, как я ожидал.

Алек прислонился головой к плечу Серегила, наслаждаясь минутой близости.

— О чем еще ты грезил, сидя здесь?

— О том, как я покину Боктерсу и буду путешествовать.

— Вроде Ниала?

Алек скорее почувствовал, а не услышал иронический смешок Серегила.

— Пожалуй. Я собирался жить среди чужого народа, узнать его обычаи, — проводить так многие годы, но всегда возвращаться в этот дом… и, конечно, в Боктерсу.

— А что ты собирался делать во время путешествий?

— Просто… искать. Места, которых ни один ауренфэйе еще не видел, людей, которых я не встретил бы, оставаясь дома. Мой дядя всегда говорил, что для каждого дара есть своя причина, Мои способности к языкам и фехтованию он считал знаком предназначения к странствиям. Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что в глубине души я рассчитывал найти такое место, где мог бы стать чем-то большим, чем величайшее разочарование моего отца.

Алек молча обдумывал это некоторое время.

— Тебе трудно, да? Я имею в виду — оказаться здесь в таких обстоятельствах.

—Да.

Как может единственное тихо сказанное слово передать такую боль, такое безнадежное стремление?

— А о чем еще ты мечтал, сидя здесь? — поспешно спросил Алек, понимая, что ничем не может облегчить страдания друга; а раз так, лучше поговорить о чем-то другом.

Рука Серегила погладила его по подбородку, губы нежно коснулись щеки. Это прикосновение заставило Алека затрепетать от предвкушения.

— Вот об этом, тали. О тебе. — Теплое дыхание Серегила щекотало шею Алека. — Я не видел тогда твоего лица, но я грезил именно о тебе. У меня было множество возлюбленных — дюжины, а может быть, и сотня. Но ни один и ни одна из них… — Голос Серегила прервался. — Я не могу этого объяснить. Думаю, что какая-то часть моей души узнала тебя, как только мы повстречались, — такого избитого, такого грязного.

— В той далекой чужой стране… — Алек повернулся и ответил на поцелуй поцелуем. Сколько времени пройдет, прежде чем их хватятся и начнут искать?

Времени хватит.

Но Серегил только крепче обнял его, без тех игривых поглаживаний, которые обычно предшествовали их близости. Так они и сидели еще какое— то время, пока наконец Алек не понял, что именно ради этих тихих мгновений Серегил сюда и пришел.

Оба они молчали, и Алек почувствовал, что начинает дремать; однако Серегил пошевелился и разбудил его.

— Ну что ж, пожалуй, пора вернуться обратно, — сказал он. Алек неловко выпрямился, еще полусонный. После объятий Серегила на ночном воздухе ему стало холодно. Неожиданный разрыв физического контакта с другом оставил его растерянным и немного грустным, словно печаль Серегила успела пропитать его.

Серегил снова смотрел в сторону дома для гостей.

— Спасибо тебе, тали. Теперь, когда я буду смотреть оттуда на этот балкон, я смогу думать о нем не только как о месте, которое мне больше не принадлежит.

Они вернули пуховик на место и почти дошли до двери, когда Серегил замер и обернулся назад, что-то тихо пробормотав.

— Что такое? — переспросил Алек, но Серегил вместо ответа слегка отодвинул от стены кровать и исчез за ней.

Алек услышал скрежет камня по камню, а затем победный смех Серегила. Тот вылез из-за кровати, держа в руках крюк с привязанной к нему веревкой.

— Откуда это взялось? — поинтересовался Алек, улыбаясь в ответ на явную радость друга.

— Иди взгляни сам.

Алек влез на кровать и заглянул за нее. Серегил поднял одну из плиток, которыми был выстлан пол; под ней виднелось темное пространство.

— Ты в детстве сделал эту дырку?

— Нет, и я был не первым, кто ею пользовался. Однако крюк — мой, и это тоже. — Серегил вынул из тайника кристалл кварца размером с ладонь. — Последние добавления. Я случайно обнаружил, что эта плитка снимается. Остальные предметы были уже там. Сокровища. — Серегил достал красивую шкатулку, украшенную мозаикой; внутри Алек увидел детское ожерелье из красных и голубых бусин и череп сокола. За шкатулкой последовали деревянная раскрашенная фигурка дракона с позолоченными крыльями и миниатюра на слоновой кости, изображающая ауренфэйскую пару. Наконец очень осторожно Серегил достал хрупкую деревянную куколку. Большие темные глаза и пухлый ротик игрушки были нарисованы, но волосы оказались настоящими — длинными вьющимися блестящими черными прядями.

— Клянусь Четверкой! — Алек с благоговением коснулся пальцем волос. — Ты не думаешь, что это оставили башваи?

Все еще стоя на коленях позади кровати, Серегил с нежностью перебирал сокровища.

— Куклу — определенно, — кивнул он, — может быть, и ожерелье тоже.

— И ты никогда никому ничего не говорил?

— Только тебе. — Серегил осторожно убрал все на место, за исключением крюка. — Находка перестала бы иметь такое значение, если бы о ней кто— нибудь узнал. — Выпрямившись, он улыбнулся Алеку своей кривой улыбкой. — Ты же знаешь, как хорошо я умею хранить секреты.

Алек размотал веревку, привязанную к крюку. Она все еще была крепкой; по всей длине через каждые несколько футов оказались завязаны узлы, чтобы легче было взбираться.

— Она слишком короткая и до земли не достанет.

— Ты меня разочаровываешь, тали. — Серегил вышел на балкон и одним умелым броском закинул крюк на крышу. Подмигнув Алеку, он оттолкнулся от перил и исчез из вида.

Понимая, что это вызов, Алек последовал за другом и нашел его в большом коллосе на крыше.

— Я часто выбирался из своей комнаты этим путем, а потом по задней лестнице удирал из дому. Или мы с Китой встречались здесь и делились сладостями, похищенными с кухни. Потом добычей стало пиво, еще позже — тураб. На самом деле просто удивительно, как я не сломал шею, ночью спускаясь обратно. — Серегил посмотрел вокруг и засмеялся. — Однажды нас собралось здесь шестеро — мы тогда нализались как сапожники; вдруг один из нас услышал, как сюда поднимается мой отец. Мы тогда все спустились по веревке и прятались в моей комнате до рассвета.

Алек улыбался, но не смог подавить укол ревности, особенно когда Серегил упомянул Киту. Большую часть жизни скитаясь со своим бродягой отцом, Алек не знал, что такое настоящий дом; друзей у него тоже было мало. Ему на ум пришли рассказы о руиауро, и он мысленно поклялся, что не покинет Сарикали, не попытавшись узнать как можно больше о собственном неизвестном ему прошлом.