Луна предателя - Флевелинг Линн. Страница 44
— Скаланцы не единый клан, чтобы преступление одного тирфэйе навлекало проклятие на всех, — ответила ему Адриэль. — Одна из причин, почему изгнанник, мой брат, снова с нами, — роль, которую он сыграл в раскрытии тайны исчезновения Коррута. Благодаря его усилиям останки моего благородного родственника наконец покоятся в Боктерсе, а клан, повинный в убийстве супруга Идрилейн, предан позору и понес наказание. Атуи соблюден.
— Ах да, — усмехнулся Назиен, — мы слышали об этих захватывающих приключениях. Только ведь о том, что найденная груда обгорелых костей принадлежала Корруту, мы знаем лишь со слов его убийц. Где доказательства, что это действительно так?
— Доказательства были достаточными для отпрыска Коррута, царицы Идрилейн, — резко сказала Клиа, — и для меня: я видела тело перед тем, как его поглотил огонь. Одно из доказательств сохранилось. Серегил, будь так добр.
Стараясь держать себя в руках, Серегил поднялся и посмотрел на хаманца.
— Кирнари, хорошо ли ты знал Коррута-и-Гламиена?
— Да, — отрезал Назиен и затем многозначительно добавил: — Еще задолго до того, как узы дружбы, связывавшие Хаман и Боктерсу, были порваны.
«Спасибо за напоминание, — подумал Серегил. — Но когда постоянно бьют по одному и тому же месту, тело в конце концов немеет».
— Тогда тебе должен быть хорошо знаком этот предмет, кирнари. — Серегил достал кольцо и медленно обошел круг, чтобы все могли его рассмотреть.
Когда очередь дошла до Назиена, лицо кирнари потемнело.
— Да, это перстень Коррута, — неохотно признал он.
— Я снял его и перстень с печаткой консорта с забальзамированного трупа перед тем, как он был сожжен. — Серегил смотрел хаманцу прямо в глаза. — Как уже упомянула принцесса Клиа, она видела тело. — Когда все кирнари рассмотрели и опознали кольцо, Серегил вернулся на свое место.
— Расследовать убийство Коррута — дело Боктерсы и царицы Идрилейн, а не нашего собрания, — нетерпеливо вмешался Элоси-Ориан, кирнари Голинила. — Предложения принцессы Клиа касаются Эдикта об отделении. Вот уже более двух столетий мы мирно живем, замкнувшись в своих границах, торгуем с кем хотим и не позволяем чужеземцам и варварам топтать нашу землю.
— Торгуем, с кем захочет Виресса, хочешь ты сказать! — взорвался Райш-и— Арлисандин; его восклицание вызвало ропот одобрения среди представителей мелких кланов. — Все замечательно для вас, живущих на востоке: вам ведь не приходится возить товары мимо портов, которыми вы когда-то пользовались, напротив, вы извлекаете выгоду из невзгод тех, кто вынужден так поступать. Когда это на рынках Акхенди или Пталоса видели товары или золото тирфэйе? Их нет — с тех пор, как железные пальцы Эдикта сомкнулись у нас на горле.
— Возможно, Виресса предпочитает, чтобы Скала пала? — предположила Ириэль-а-Касраи из Брикхи. — В конце концов, давно известно — путь до Беншала куда короче, чем до Римини!
Юлан-и-Сатхил с завидным спокойствием наблюдал за накаляющейся атмосферой; похоже, кирнари Вирессы отлично знал, когда можно предоставить окружающим бороться за его интересы.
— Вот твой самый серьезный противник, — сказал Серегил Клиа, воспользовавшись тем, что шум в зале заглушил его слова. Клиа посмотрела на Юлана и улыбнулась.
— Да, я вижу. Мне хотелось бы познакомиться с ним поближе.
Силмаи был самым богатым из западных кланов, и Бритири-Ниен ничего не пожалел ради гостей. Хотя Серегил все еще чувствовал напряжение после дневных баталий, да и перспектива предстоящего вечера не выглядела легкой, он ощутил радость и удовольствие, когда в сопровождении скаланцев вошел в сад на крыше резиденции кирнари Силмаи.
С трех сторон цвегы и деревья в массивных кадках по краю крыши скрывали лежащий внизу город; видна была лишь широкая аллея, предназначенная для скачек. Легкий вечерний ветерок чуть колыхал разноцветные флаги и воздушных змеев со священными текстами. В чашах с водой, украшенных изображением морских существ, покачивались миниатюрные серебряные кораблики со свечами и курящимися благовониями. Сенгаи уже прибывших на пирдациан и брикхийцев лишь усиливали впечатление, что путешественники перенеслись в фейдаст Силмаи.
— Я думал, здесь должны быть и хаманцы, — прошептал Алек, настороженно оглядывая толпу.
— Они еще не пришли. А может, их отпугнуло мое присутствие?
— Назиен-и-Хари не похож на пугливого человека.
Бритир-и-Ниен вышел встречать Клиа и ее спутников с темноглазой молодой женщиной; на хозяине были традиционные бирюзовые сенгаи и развевающаяся праздничная мантия клана Силмаи.
— Ты оказала нам большую честь, посетив наш дом. — Кирнари слегка подтолкнул вперед маленькую девочку в яркой вышитой тунике. Ребенок поклонился и преподнес принцессе пару тяжелых золотых браслетов с бирюзой. Клиа застегнула украшения на запястьях, где уже красовались браслеты — подарок жителей Гедре и амулеты — знак расположения акхендийцев.
«Да, нелегкая это работа — носить все подарки разом», — подумал Серегил; сам он, правда, едва ли когда-нибудь столкнется с подобной проблемой…
— Мне говорили, ты знаешь толк в лошадях, — продолжал кирнари, одаривая Клиа понимающей улыбкой. — Как я понимаю, ты ездишь на силмайском вороном?
— Это лучший конь из всех, что у меня когда-либо были, кирнари, — искренне ответила принцесса. — Он пронес меня через множество сражений — и в Майсене, и в других местах.
— Как я хотел бы показать тебе бескрайние пастбища в моем фейдасте! Табуны наших коней покрывают целые холмы.
— Если я недаром проведу время в Сарикали, возможно, мне это удастся, — с лукавой улыбкой сказала Клиа.
Старец понял скрытый намек. Озорная улыбка сразу сделала его моложе; он протянул Клиа тонкую руку и проводил принцессу в сад.
— Надеюсь, сегодняшние развлечения придутся тебе по вкусу, моя дорогая.
— Я полагаю, Назиен-и-Хари присоединится к нам, — произнесла Клиа, — он ведь ваш союзник?
Кирнари похлопал принцессу по руке жестом умудренного годами дедушки.
— Мы с ним друзья, и я надеюсь, что сумею сделать его другом и тебе. Этот Эдикт за долгие годы попортил мне немало крови, хоть я и любил Коррута-и-Гламиена. Он ведь приходился мне племянником, ты знаешь. Мы, силмайцы, по натуре путешественники, моряки, мы — лучшие торговцы в Ауренене. И нам не нравится, когда нам указывают, куда мы должны идти, а куда нет. Конечно, для нас по-прежнему доступны южные земли за Гетвейдским океаном, но как я скучаю по прекрасному Римини на высоких утесах!
— Этот сад заставляет меня тосковать по западным краям. — Их спутники отстали, и Серегил оказался рядом с Бритиром. — Так и кажется, что стоит выглянуть за край крыши — и увидишь зеленые воды Зенгатского моря.
Бритир сжал своей хрупкой ладонью его руку.
— Жизнь такая долгая, дитя Ауры. Может быть, когда-нибудь ты снова их увидишь.
Удивленный Серегил поклонился силмайцу.
— Это обнадеживает, — прошептал Алек.
— Или показывает, что Бритир ловкий политик, — пробормотал Серегил.
Однако гости кирнари приняли изгнанника довольно холодно. Брикха, Пталос, Амени, Корамия — все эти кланы поддерживали идею его отца заключить союз с Зенгатом, а потому много потеряли из-за преступления Серегила. Сам он держался с ними с настороженной вежливостью. Большинство присутствующих отвечало ему тем же — то ли в угоду хозяину, то ли из интереса к Алеку.
Юноше не очень нравилось быть в центре внимания, однако он не показывал вида, что страдает от бремени популярности. Как ни давно покинул Алек салоны Римини, уроки, данные ему когда-то Серегилом, не пропали даром. Скромный, спокойный, улыбчивый, Алек скользил среди гостей легко и непринужденно, словно ручеек, перекатывающийся через камешки. Следуя за своим бывшим учеником, Серегил следил со смесью гордости и любопытства, как гости, пожимая Алеку руку, дольше, чем следовало, задерживали его ладонь в своих руках или слишком уж бесцеремонно разглядывали юношу.
Отступив в тень, Серегил попытался взглянуть на своего друга, на своего тали глазами других ауренфэйе: стройный золотоволосый юный яшел, совершенно не сознающий собственной привлекательности. Хотя дело, конечно, было не в одной только приятной внешности. Алек обладал талантом слушателя; кто бы с ним ни разговаривал, юноша относился к собеседнику с таким вниманием, что тот невольно начинал ощущать себя самым интересным человеком в комнате. Не важно, кто был перед ним — судомойка из таверны или аристократ, — Алек к каждому умел найти подход.