Кот баюн и чудь белоглазая (СИ) - Ладейщиков Александр. Страница 16

— Блатида, подавай на стол во дворе, гости ждут! — и снова перекрестил Баюна.

Старушка, подвязав волосы белым платком, в епанче, фартуке, юбках — похожая на капустный кочан с множеством листьев. Суетясь, она быстро накрыла скатерть, уставила её деревянными мисками с мясом и жареной птицей, братинами с квасом на бруснике, метнула красочные деревянные ложки.

Сели за стол, старик прикрыл глаза, начал бормотать заклинание на каком-то неведомом Ари языке, слова лишь касались сознания, оставляя надежду, что вот-вот — и всё станет понятно. Баюн молчал, он знал молитву, когда- то, до обретения креста, верующие в Иисуса браться и сёстры малочисленной секты молились изображению двух рыб. Когда-то, очень давно, это немало позабавило древнего Кота — тогда заканчивалась эпоха Тельца, начиналась эпоха Рыб. Однако, секта выжила, превратилась в мощную религию. Они называли себя христианами, от прозвища проповедника, что бродил когда-то по дорогам Самарии. Затем философ стал богом — как случалось и до этого. Учение развивалось и начало ветвиться — от него отделились ариане. Всё как всегда… Арий, пресвитер из египетской Александрии не поверил в божественную природу Учителя. С чудовищной жестокостью представители двух направлений вероучения резали друг друга, окрашивая кровью берега Средиземного моря. Потом христиане объявили ариан еретиками, и те ушли в бега — на окраины Империи. Баюн видел подобные явления множество раз во время своих жизней-пробуждений. Бывший Кот очнулся:

— Что, не расточился?

Старик застыл, несколько секунд смотрел в серые глаза гостя, потом усмехнулся.

Приступили к пиршеству. Ари намазал на кусок оленины такой толстый слой ядрёного тёртого хрена, что не смог прожевать, сидел, утирая рукавом катящиеся слёзы.

— Кушайте, путники, вот кулебяка с грибами, жареная печёнка, шанежки с творогом, — суетилась добрая старушка, подкладывая на миски новые порции. Её глаза светились добротой, по загорелому лицу пролегали симпатичные морщинки к седым вискам, как у человека, душевно уравновешенного. Что-то, забыв, Блатида, присевшая на скамеечку возле своего мужа, вскочила, всплеснув руками, смешно переваливаясь, посеменила в дом. Вскоре она появилась, неся ухватом, котелок с овсяной кашей, поставила его на стол.

— Никон, угощай гостей, видишь, путники с дороги. Вон — мальчик исхудал в пути, положи ему добавки, пусть отъедается. Голод — не тётка, киселём не напоит.

Строгий хозяин посмотрел на жену, но смолчал, улыбнулся краешком губ. Баюну всё больше нравилась эта пара. Беспокоили только детки — если спросить, почему за стол не позвали, хозяин ответит — дескать, уже отобедали. Надо быть предельно внимательным — лесные люди шутить не любят, и, при всём гостеприимстве, понимают, что гости из леса могут явиться разные.

Несмотря на все уверения Ари, что они не голодали, что в лесу полно дичи, а из ручьёв рыба выпрыгивает на берег — его накормили до отвала.

Когда уже не лезло, все отодвинулись от стола, громко рыгнули, выражая удовольствие от пира, тщательно вытерли о скатерть засаленные руки.

— Я — Баюн, свободный ратник, иду до Белозерского князя, — промолвил путник смело, глядя на старика.

— Сынок твой похож на тебя, — перебил Баюна старик, разглядывал Ари. — Одной масти. А где же ваша мамка, зачем ты тащишь ребёнка в Белозерск?

Баюн на секунду задержался с ответом, подбирая правдоподобную версию.

— Мамка осталась дома, она на сносях, мы же с дядькой Баюном, который был Котом… — простодушно начал Ариант, и подавился последним словом, будто Адам, что не смог проглотить яблоко, предложенное Евой.

— И где же ваш Кот? Ась? Не ты ли и есть тот Кот, а, дядька Баюн? Или ты думаешь, что я не слышал байки про Кота-оборотня? — грозно спросил старик, отходя на шаг от пришельцев, сидящих на лавке.

Рука Баюна медленно скользнула вниз, к кинжалу на поясе, и застыла, когда старик крикнул:

— Не шевелиться! Молчать! Кто скажет слово или пошевелится, того пронзят стрелы! — рука его поднялась, пальцы сложились в двоеперстие.

— Не трудись, — криво усмехнувшись, промолвил Баюн. — А новый бог ревнив. Но я порождение бога древнего.

— Демона!

Баюн повёл глазами — к столу с двух сторон шли молодые парни, от волнения их походка была неровной, глаза заливал пот. Стрелы, наложенные на тетиву, гуляли, постоянно отклоняясь от цели. Один парень был уже взрослым, очень похожим на отца, с пробивающимися усами. Второй — мальчишка, больше смахивал на мать. Казалось, что он сейчас бросит оружие, улыбнётся и скажет, смешно вытянув губы: «Угощайтесь шанежкой с творогом, гости дорогие». Древний странник понял, что подростки никогда не поднимали оружие на человека, это их первое боевое столкновение.

Что было дальше — Ари запомнил плохо, так как всё произошло настолько стремительно, что он не успел и глазом моргнуть. Баюн прыгнул вверх, оттолкнувшись ногами от массивной лавки, при этом мальчик завалился на спину, но почему-то не ударился головой об утоптанную землю, а перевернулся и вскочил, дико озираясь. Старик что-то орал, широко разинув рот, мальчику послышалось знакомое слово «демон», но что это такое, он не знал. Парни начали натягивать луки, чтобы выстрелить в странника. Баюн выбросил ногу вперёд, ударил старика в грудь, тот завалился, держа в руке стальной нож-хлеборез, неведомо откуда взявшийся в глуши. Приземлившись на стол, бывший Кот, оттолкнулся и прыгнул на младшего, тот оказался на шаг ближе. Схватив его за плечи, так что стрела оказалась подмышкой, Баюн упал вместе с неопытным бойцом, одновременно выворачивая его тело, прикрываясь им от второго стрелка. Старик пытался встать, продолжая кричать что-то старшему сыну, но его стрела уже сорвалась с тетивы и ударила в сцепившихся врагов.

Хрустнула разрываемая плоть, под ключицей младшего брата возникло оперение стрелы, серебряный наконечник, с которого капала алая кровь, торчал из спины. Старший брат уставился на упавших, бледные губы что-то пытались выговорить — молитву или заклятие, Баюн не расслышал. Он выронил колчан и лук, даже не пытаясь вынуть новую стрелу, чтобы пристрелить лесного демона. Затем стрелок рухнул на колени, закрыл ладонями глаза, из которых брызнули слёзы.

Ариант всё это время находился в оцепенении, он никак не мог понять, что ему делать — бежать в лес или оставаться с дядькой Баюном. Конечно, в данный момент древнее существо представляло собой слегка курносого блондина с белыми волосами и ледяными серыми глазами, но Ари знал, кто скрывается внутри — добродушный хитрый Кот, волшебный зверь, про которого рассказывали сказки. А человеческая внешность — это лишь оболочка, необходимая для пребывания среди людей.

Странник обломил стрелу, пробившую плечо юноши, потрогал наконечник руками — точно серебро. У старика округлились глаза — он встал, с ножом-хлеборезом стал медленно, без единого шороха, подкрадываться к демону, в руках которого был его младший сын. Бывший Кот держал юношу за предплечье, выдергивая обломок стрелы. Парень закричал, это подвигло отца ускорить шаг, прыгнуть сверху на злополучного гостя.

Баюн легко, по-кошачьи вывернулся — ведь известно, что кота бей хоть веслом, хоть лопатой — хорошо, если попадёшь один раз из десяти. В его руке блеснул кинжал, сияя драгоценными камнями на рукоятке — ещё секунда, и старик Никон с Баюном накинулись бы друг на друга, сцепились в кровавой схватке!

— На этом платке будет кровь! — рычание разъярённых мужчин, плач юноши, ранившего кровного брата, стоны младшего брата, зажимающего рану — всё перекрыл гневный женский вопль. Блатида, с горящими глазами, с седыми космами, развевающимися на ветру, бросила промеж мужчин белый платок. Потрясённые мужчины замерли, с их лиц капал пот, сердца бешено стучали. Древний скифский обычай, пришедший из бескрайних степей Матери-Азии, возродился вновь. А ведь о нём всё реже рассказывали сказки, только изредка, в самых древних легендах смутно упоминалось о женщинах, останавливающих войны и кровную месть белыми платками, брошенными меж воюющих. Когда скифы, дробясь на тонкие ручейки, расселились по всей северной и средней Евразии — обычай помнили только в самых глухих лесах.