Хроники Дерини - Куртц Кэтрин Ирен. Страница 67

Что с ним?

Усилием воли взяв себя в руки, он подошел к письменному столу Аларика и налил из хрустального графина рюмку крепкого красного вина, которое Морган приберегал как раз на такой случай. Он осушил рюмку и вновь наполнил, поставил ее рядом с кушеткой, покрытой мехом, что стояла у стены слева. Расстегнув рясу до пояса, он откинул душивший его воротничок и прилег на кушетку с рюмкой вина в руках. Лежа на кушетке и потягивая вино, он заставил себя все же разобраться в случившемся и постепенно успокоился.

К тому времени, когда отворилась украшенная изображением грифона дверь и вошел Аларик, он чувствовал себя уже намного лучше, хотя все еще не в силах был встать и, казалось, даже разговаривать.

— Ну как ты? — спросил Морган, пересекая комнату и присаживаясь на кушетку рядом с кузеном.

— Думаю, что теперь уже выживу,— сонным голосом ответил Дункан,— хотя совсем недавно я вовсе не был в этом так уверен. Я просто потрясен.

— Мне это знакомо,— кивнул Морган.— Может, все же расскажешь мне об этом?

— Он был там. Я скакал по дороге, хотел сделать крюк в трехчетырех милях отсюда, а там меня ждал он, стоял прямо посреди дороги. На нем было серое монашеское одеяние, в руках — посох, а лицо — точь-в-точь как на тех портретах, что мы с тобой видели в старых требниках и книгах по истории.

— Он с тобой говорил?

— О да! — вырвалось у Дункана.— Точно так, как ты сейчас со мной говоришь. Больше того, он знал, кто я такой, и назвал меня титулом по линии моей матери. А когда я поправил его, сказав, что я Маклайн, он возразил, что, мол, не только, что я — Дункан Корвинский «по священному праву моей матери», так и сказал, я запомнил.

— Продолжай,— Морган встал, чтобы налить себе стакан красного вина.

— Потом он сказал, что в ближайшее время меня ждет суровое испытание и я должен буду либо открыть свое могущество и пользоваться им, либо навсегда забыть о нем. Когда же я заметил, что как священнику мне запрещено им пользоваться, он спросил, священник ли я в самом деле. Он знал не только о моем отстранении от службы, но и все, о чем мы с тобой беседовали днем. Помнишь, я сказал, что отстранение это меня не так уж пугает и что чем больше я пользуюсь могуществом Дерини, тем меньше для меня значит мой обет? Аларик, я никому другому ничего подобного не говорил, ты тоже, я думаю. Как он об этом узнал?

— Значит, он знал о нашем разговоре? — задумчиво спросил Морган, снова садясь на кушетку.

— Дословно. И он вовсе не читал мои мысли, я бы это почувствовал. Что делать, Аларик?

— Не знаю,— тихо сказал Морган,— не знаю, понятия не имею. Со мной-то он никогда не был таким разговорчивым.— Герцог прикрыл глаза и на минуту задумался.— Скажи мне, на твой взгляд, это был человек? То есть был ли он реальным, как ты думаешь? Или только обман зрения, призрак?

— Мне он явился во плоти,— ответил Дункан.— Он схватился за поводья, чтобы я на него не наехал.— Дункан помедлил и продолжил: — Хотя следов-то он никаких не оставил. Да, когда он исчез, было достаточно светло, чтобы разглядеть следы вдоль дороги, по которой мы шли. Мои следы были, а его — не было.— Дункан приподнялся на локге — Теперь я и вправду не знаю, Аларик. Может быть, его и вовсе не было. Может, он мне привиделся.

Морган покачал головой и резко встал.

— Нет, что-то ты все-таки видел. Я не осмелюсь даже предположить, что именно, но думаю, все это неспроста.— Он с минуту пристально смотрел в пол, затем поднял глаза на Дункана: — И почему мы до сих пор не спим, а? Можешь оставаться тут, если хочешь. Кажется, тебе довольно-таки удобно.

— Если бы я хотел пошевелиться, то все равно не смог бы,— улыбнулся Дункан,— до завтра.

Он проводил Моргана взглядом и, когда тот исчез за дверью с грифоном, наклонился и поставил рюмку рядом с кушеткой на пол.

Что же он все-таки видел по пути в Коротский замок?

Кто бы это мог быть? И к чему бы это?

Глава V

«КТО ЭТА БЛИСТАЮЩАЯ, КАК ЗАРЯ,

ПРЕКРАСНАЯ, КАК ЛУНА, СВЕТЛАЯ, КАК СОЛНЦЕ,

ГРОЗНАЯ, КАК ПОЛКИ ПОД ЗНАМЕНАМИ?» [9]

Когда колокола Коротского собора пробили шесть, Морган нетерпеливо ерзал в кресле, украдкой сдерживая зевоту и стараясь придать своему лицу не такое скучающее выражение! Он изучал все те же отчеты, что и днем раньше, и лорд Роберт все так же прилежно трудился над свитком, лежащим перед ним на столе.

«Лорд Роберт всегда работает необычайно прилежно»,— подумал про себя Морган. Может быть, и неплохо, что кто-то способен выполнять такую нудную работу. Казалось, Роберту никогда не надоест часами сидеть, погрузившись в непонятные записи, ничего не видя и не слыша. Впрочем, это его служба.

Морган вздохнул и попытался заставить себя снова взяться за дела. Как ни крути, а это — главная обязанность герцога Корвинского, когда он находится в своей резиденции: он должен выслушивать раз в неделю местные жалобы, должен рассматривать их. Обычно Морган занимался этим охотно, поскольку одновременно получал представление о том, что происходит в его герцогстве, и таким образом был в курсе событий, которые так или иначе могли иметь к нему отношение.

Но последние несколько недель Морган чувствовал себя неспокойно. Вынужденное двухмесячное безделье, прерываемое только заботами, связанными с управлением Корвином, вгоняло его в тоску, и он жаждал действия. Даже ежедневные упражнения с мечом и пикой, случайные поездки по округе или охотничьи вылазки не могли полностью рассеять его тревогу.

На прошлой неделе он с удовольствием выбрался в Кулд. Здоровая усталость после четырех дней, проведенных в седле,—достойная замена той пышной, но безвкусной жизни, которую он вел последние два месяца. Как хотелось бы ему снова встретиться со старыми друзьями. А особенно он хотел увидеть молодого короля. Сейчас больше, чем когда-либо, Морган стремился быть рядом с ним, чтобы уберечь, защитить его от новых опасностей, назревающих в эти дни,— Келсон был для него почти сыном. Его постоянно беспокоила мысль о том, как тревожно, наверное, было мальчику в последние дни.

Морган неохотно вернулся к лежащим перед ним бумагам и небрежно подписал первую. Сегодняшняя работа тяготила его еще и потому, что дела, изучаемые им, были слишком просты в сравнении с теми действительно сложными вопросами, которыми герцогу приходилось заниматься. Так, например, только что подписанный им документ касался небольшого штрафа, наложенного на некоего Гарольда Мартина за то, что его скотина паслась на чужой земле. Как он понял, тот не считал себя виноватым и был недоволен решением суда.

«Это еще ничего, дружище Гарольд,— думал Морган.— Вот погоди, когда Лорис и Карриган отлучат нас, тогда ты, пожалуй, узнаешь, что такое настоящая беда».

А похоже, что отлучение в самом деле состоится. Вчера утром, проводив гостей, он снова послал Дункана к епископу Толливеру, дабы узнать, что ему сказал курьер, доставивший ночью послание архиепископа. Дункан возвратился не скоро, вид у него был тоскливый и озабоченный,— на этот раз епископ держался подчеркнуто сухо в отличие от первого радушного приема. Очевидно, курьер чем-то сильно напугал Толливера. Как бы то ни было, Дункан ничего не узнал.

Морган отодвинул документ в общую кучу. В это время раздался отрывистый, резкий стук в дверь, и в комнату вошел Гвидион с лютней за спиной. На невысоком трубадуре была простонародная домотканая коричневая куртка; его смуглое лицо было покрыто потом и пылью. С важным видом он прошел по натертому полу и отвесил Моргану короткий поклон.

— Ваша светлость, могу я отвлечь вас на два слова,— он взглянул на Роберта,— наедине?

Морган обернулся и, отложив перо, испытующе посмотрел на Гвидиона. Обычно вздорный и фатоватый, сейчас этот тонкогубый человечек был непривычно серьезен. И в его поведении, и в его черных глазах было что-то такое, что не давало Моргану усомниться в полной серьезности вопроса, с которым пришел Гвидион. Взглянув на Роберта, он сделал ему знак уйти, но управляющий медлил, не двигаясь с места.