Поцелуй зверя - Бароссо Анастасия. Страница 29

— Оставь… Это мура, она не получилась все равно…

Юлия не любила, особенно с некоторых пор, когда разглядывали ее татуировку — крыло, словно порванное с одного края, на правом плече.

— Оп-с…

Юлия повела плечом, вырываясь из его рук, но Марк ловко ухватил ее поперек туловища и, повалив на живот, прижав ладонью спину, как тигр добычу, всмотрелся в рваное крылышко.

— Здорово.

— Да ладно…

— Это ты… сделала, чтобы не забыть, кто ты?

— Да нет, ты что! — она вывернулась и откатилась на другой край постели. — Я тогда еще ничего не знала и не могла знать, даже не догадывалась… естественно… А это… это так. Глупость.

— А как ты узнала о себе?

— Не могу… Не хочу об этом говорить.

Они были единым существом с четырьмя глазами-хамелеонами, которые темнели в моменты страсти. С четырьмя гибкими руками, которые переплетались каждый раз будто навсегда. Казалось, такой гармонии не бывает на свете, но она продолжалась ровно до тех пор, пока кому-нибудь из них не приходило в голову начать разговаривать. Гораздо чаще это приходило в голову Марку.

Так было и этим вечером. В квартире опять царила сумеречная, зимняя тишина. И он опять решил поговорить на эту тему. И, как всегда, стоило ему открыть рот, плечи Юлии напрягались в обороне, и руки самопроизвольно скрестились на груди, в попытке защититься от того, что она могла услышать. Она всегда отвечала ему одно и то же — что нужен выбор. Просто выбор. Но Марк не верил. Или не понимал.

— Вот именно! — вскрикивал он, и голос его неприятно менялся. — Вот именно — выбор! Так что ты выбираешь — сидеть здесь и ждать старости, пока тебя не выберет смерть?! Или действовать? Пойми, то, что мы узнали об этом… то, что ты узнала о своей сущности… хоть ты и не хочешь говорить, как это произошло… — на лице его в эти моменты появлялось выражение искренней обиды, — Это ведь не просто так!

— Может быть, ты и прав…

— Расскажи о себе, — настаивал Марк. — Расскажи о том, как ты узнала.

Он принес в постель шампанское. Порезанный тонкими дольками лимон на красивом блюдце, а на другом таком же — черную икру!

— Ты богач?

Спросила Юлия со смесью удивления и недоверия, смакуя, раздавливая языком о небо солоноватые черные шарики. Икра была отменная, настоящая, не та химия, что лежит в супермаркетах. И стоила, конечно, бешеных денег.

— У меня были сбережения, еще перед монастырем, — стал объяснять Марк. — Я работал в пиаре одного самого крутого на тот момент глянца, и деньги валились с неба.

— Ясно.

— Теперь я их трачу. И надеюсь, что скоро они мне не понадобятся.

— Почему?

Он посмотрел на нее, как на ненормальную. И сказал вкрадчивым, проникновенным тоном:

— Потому что ангелам не нужны деньги.

Юлия опустила глаза, предпочитая сосредоточиться на икре. Она совершенно серьезно пыталась вспомнить — сколько прошло лет с тех пор, как довелось есть настоящую черную икру в последний раз. Это было в театральном буфете во Дворце съездов, куда они с мамой пришли на балет «Щелкунчик»… Юлия знала, что Марк ждет от нее какого-то ответа. Не хотелось говорить о прошлом, к тому же он все равно не поверил бы. Марк понял ее молчание и задумчивую улыбку по-своему. Совсем не так, как нужно. Да и откуда ему было знать, о чем она думает? Что в такой важный момент в своей жизни эта девушка способна сосредоточенно вспоминать, какой цвет пуантов был у Мышиного Короля — черный или серый?

— Ну, что ж. Вижу, тебе не до этого, — сказал вдруг Марк. — Тогда ты можешь возвращаться к своим любимым бомжам, в свою обычную человеческую жизнь, а я и сам справлюсь.

Юлия перестала жевать. Вкус икры вдруг сделался горьковатым. Она с трудом проглотила то, что было во рту, да и то пришлось запить это большим глотком шампанского. Юлия медленно отставила в сторону тарелку.

— Почему мне кажется, что ты меня шантажируешь?

Марк, не отвечая, лишь пожал плечами. Юлия нахмурилась.

— Ну, хорошо. Я расскажу. Только не перебивай и не удивляйся… Главное — не перебивай, — еще раз как-то жалобно попросила она.

— Не буду, — серьезно пообещал Марк.

— Я в тот сентябрь была… В общем, не важно. Короче, я поехала в Барселону.

— Хм… хороший выбор, — улыбнулся Марк.

— Н-да… Так вот.

Все время, пока она говорила, он соблюдал условие не перебивать. Тем более что каждый раз, когда он хотел это сделать, его останавливал строгий взгляд глаз-хамелеонов. Не имея возможности говорить, во время рассказа он вскакивал, метался по комнате, махал руками и даже одни раз ударил кулаком в стену, поранив костяшки пальцев. В самом конце он уже сидел на краешке кровати, уронив голову, спрятав лицо в ладонях.

— Ну вот, — глядя неподвижно в высокий потолок с пожелтевшей лепниной, Юлия вытерла слезы, медленно стекавшие по вискам. — А потом я… встретила тебя.

— Нда-а… Значит, я в тебе не ошибся.

Теперь Марк смотрел на нее с недоверчивым восхищением и страхом. И немного с состраданием, в котором сквозила некоторая доля зависти.

— Но послушай! — Юлия рывком поднялась, села на темно-синей постели, светясь бледной кожей. — Послушай, что я хочу сказать…

Она говорила горячо и, как ей казалось, убедительно, стараясь передать в словах все то, что она перечувствовала там, на прогретых солнцем башнях Саграды Фамилии. И что передумала потом, холодными ночами в своей одинокой квартирке. Горло болело от долгих разговоров, и глаза резало от слез, но она говорила. В надежде, что — кто же ее поймет, если не он этот мальчик с такими же, как у нее, глазами и судьбой?! Кто, как не он, мог понять, чем это было — благословением или проклятием? Юлия говорила о том, что попытки бороться с провидением никуда не ведут, что, напротив, если не принять его и не смириться с ним, обязательно будут страдания и жертвы. И чем дольше она говорила, тем яснее видела — ее слова не находят отклика в этой родной душе. В конце концов, Марк не выдержал.

— Да ведь даже этот твой… этот Карлос… сам сказал тебе русским языком — нужно обрести свою истинную сущность. Так?

— Да, так, так! Но истинную сущность, мне кажется, можно обрести самой… То есть — внутри себя. Без помощи магических ритуалов или…

Глухо замычав, Марк бросился на кровать лицом вниз. Больше в эту ночь Юлия не услышала от него ни слова. На следующее утро — тоже.

Днем он ушел, сказав, что отправляется по делам. У Юлии был выходной — она работала «два через два», очень удобный график для людей, ненавидящих офисную дисциплину и официальные уик-энды. Она почти весь день прождала Марка в его большой старой квартире. Не очень понимая, что здесь делает, она не могла заставить себя уйти. Приехать домой, опять в ту пустоту, хранящую запах Ивана. В одиночество. К тому же она знала шестым чувством — если сейчас уйдет, то потеряет навсегда не только Марка, но и нечто гораздо более важное. Что именно? Она уже боялась утратить возможность, о которой так уверенно говорил Марк.

Юлия смотрела как за окном — высоким, большим окном, совсем не таким, как у нее дома, задрапированном темно-синими плотными шелковистыми шторами, воздух постепенно становится таким же синим. Как мерцают и расплываются от слез, стоящих в ее глазах, огни Бульварного кольца. Маленькие одинокие снежинки, кружась, притягивались друг к другу, слипались в тесные пушистые хлопья и падали на землю уже так — вместе, не одинокими. Тепло от большой чугунной батареи обволакивало тело, жарило коленки, и она стояла, наслаждаясь этим ощущением.

В квартире владычествовал дух давней, настоящей Москвы. Живая елка с новогодними расписными шарами загадочно и покойно поблескивала мишурой. Вода завывала в старых трубах, словно волки или ветер в старинной сказке про принцесс и злых волшебников. Юлия два раза варила себе кофе, у Марка в холодильнике нашлись очередные деликатесы: бекон, зеленый сыр, замороженные ягоды и даже банка крабов. В гурманстве они тоже оказались похожими. Ангелы, любящие дорогое шампанское и черную икру.