Дети Армагеддона - Брукс Терри. Страница 19
Глубоко вздохнув, он сказал:
— Хорошо. Если ты, когда придет время, все еще пожелаешь уйти с нами. — Он помолчал. — А мне пора.
Ястреб зашагал по направлению к докам, неизвестно почему сильно недовольный собой. Он сердился на себя, что вообще пришел сюда. Ничего особенного ему выяснить не удалось. Он поглядел на Чейни — та топала справа от него, голова опущена, корпус рыскает из стороны в сторону.
Вслед ему донесся тонкий высокий голос:
Не оглядываясь, Ястреб поднял руку, помахал, прощаясь с Погодником, и шагнул в туман и морось.
Глава шестая
После встречи с последним индейцем Логан Том вновь забрался в «Лайтинг» и покатил в дальше, к тому месту, где по обеим сторонам дороги тянулись прерии, свободные от мусора. Там он припарковался, установил по периметру системы оповещения, перебрался на заднее сиденье машины и заснул. Сон был глубоким, и кошмары не мучили его. Проснувшись на рассвете, он почувствовал себя свежим и отдохнувшим, чего с ним не бывало уже долгое время. В тусклом свете наступающего утра Логан вылез наружу, содрал с себя одежду и с наслаждением растер тело мокрой губкой, используя воду из бака, прикрепленного к багажнику машины. Вода очищалась специальными таблетками и годилась для умывания, но не для питья. Пить нельзя было ничего, кроме воды, бутилированной в прежние годы, — и когда ее оставшиеся запасы будут исчерпаны, возможно, наступит конец всему.
Одевшись, Логан позавтракал консервированными фруктами и сухими хлопьями, сидя на земле, скрестив ноги и оглядывая пустующие поля; спину его прикрывала машина. Вдали зияли черными дырами окна фермерского дома и дворовых построек и виднелись бесплодные высохшие деревья.
Пока Логан ел, он вспоминал последнего из индейцев Иллинойса и ту цель, которую тот перед ним поставил. Вспоминал и о связанном с этим потрясении. В частности, ему пришла в голову мысль, что О'олиш Аманех говорил и действовал так быстро, что у Логана не оказалось времени хорошенько обдумать сказанное. А надо бы.
«Грядет пожар, великий и всепоглощающий. Когда он вспыхнет, большая часть оставшихся людей исчезнет. Это произойдет внезапно и очень скоро».
Логан перестал жевать и посмотрел вниз на руки. После этого будет неважно, что любой из них делает, будь то демон или человек. Если ему как Рыцарю Слова следует отличать агнцев от козлищ — и кому-нибудь другому тоже, — то только до того дня, пока великий пожар не истребит всех. Вот о чем говорил Два Медведя, вот о чем он предупреждал. Найди странствующего морфа — и ты найдешь способ спасти остатки человечества от грядущего полного уничтожения.
Логан не вполне поверил ему. И он вообще ни в чем не был уверен. Ему казалось, что мир уже подошел к своему концу во всех смыслах и во всех целях и что даже вселенский пожар, предсказанный индейцем, не сможет ухудшить положение.
И тут же он осознал, что ошибается. Хуже может быть всегда — даже в окончательно свихнувшемся мире.
Логан покончил с завтраком, вытащил костяшки пальцев Нест Фримарк и бросил их на черную гладь ткани, в которую они были завернуты. Минуту кости лежали неподвижно, затем стали собираться вместе, образуя пальцы. Ползучая мерзость. Он наблюдал за их перемещениями до тех пор, пока они не указали на запад. Логан подождал еще несколько минут, потом собрал их и сунул обратно в карман куртки. Приказ выступать дан, надо двигаться.
Все утро он медленно вел машину по разбитому полотну хайвэя под низкими хмурыми небесами, приближаясь к границе штата. Еще до середины дня он достиг Миссисипи. «Могучая Мисс» лениво катила мутные волны между лысыми выжженными берегами, вода была грязной и полной отбросов. Логан увидел остовы старых автомобилей и всякий хлам, загромождающие другой берег. Он увидел обрушившиеся здания и поваленные деревья. Он увидел тела и ощутил запах смерти и разложения, тяжелый тошнотворный запах, висевший в безветренном воздухе. Он снова переместил взгляд на мост, чьи широкие бетонные пролеты тянулись вперед, в Айову.
Мост был забит телами.
Запах исходил не от мертвечины в реке — он шел отсюда.
Логан постоял в нерешительности, не доверяя собственным глазам. Наличие самодельного шлагбаума говорило о том, что в этом месте на реке был пропускной пункт, обслуживаемый местной полицией или чем-то в этом роде. Количество тел, брошенной техники и скопление обломков свидетельствовали о том, что все на мосту мертвы. А также о том, что конец наступил внезапно.
Логан некоторое время со всех сторон изучал окружающую местность, прикидывая, кроется ли здесь опасность. Ничего не обнаружив, он медленно, почти ползком поехал вперед, осторожно отведя в сторону самодельное препятствие, преграждавшее ему дорогу. Вот он на мосту, кругом никто не шевелится. Он двинулся, минуя тела с разбросанными руками и ногами и скрюченными в агонии пальцами, головы трупов откинуты назад, шеи вытянуты в напряжении. Потом Логану попалось на глаза одно из множества лиц, черное и окаменевшее, и он все понял.
Чума.
Такие судороги назывались «глотком смерти» — за скорость, с которой жизнь покидала тело. Болезнь передавалась по воздуху. Люди своими руками воскресили то, что несколько веков назад было известно как Черная Смерть. Она вызывалась химическими препаратами, заражение организма начиналось с легких, и болезнь уносила жизнь менее чем за час, если человек не был привит заранее или не сделал прививку сразу после заражения. Судя по скорости, с которой болезнь обрушилась на людей на мосту, здесь свирепствовала особо смертельная разновидность. То, что висело в воздухе, убивало в рекордно короткий срок. Не представлялось возможным узнать, как здесь появилась эта зараза, намеренно или случайно, и было ли это нападением или чьей-то ошибкой. В таких случаях летальный исход неизбежен; Логан несколько раз видел последствия заражения, когда еще жил с Михаэлем.
Он ехал, стараясь не дышать, хотя понимал, что это бесполезно. Он ехал, а мысли его уносились в прошлое.
Логан лежит на кровати, такой горячий, что едва переносит температуру собственного тела. Пот покрывает кожу, пропитывает простыни. Боль скручивает его мышцы тяжелыми волнами, заставляя трястись и дергаться как марионетку. Он стискивает зубы, молясь о том, чтобы агония прекратилась. Ему все равно, жив он или мертв, он охотно примет смерть, только бы боль прекратилась.
Его глаза плотно закрыты, придавленные тяжестью недуга, но когда он на мгновение открывает их, щурясь, то все равно видит тьму. Логан слышит голоса, доносящиеся до него сквозь неплотно прикрытую дверь в соседнюю комнату.
— …все равно умрет… жар слишком сильный… не пойму, как он держится…
— …сильнее чем ты… никто столько не смог… надо держать его в тепле и…
Один из них Михаэль Пул, другой — товарищ Михаэля, Фрэш. Но кто из них что говорит — Логан не знает. Лихорадка затуманивает мозги, и он не может отождествить голоса с именами. Это смешно. Он знает Михаэля уже почти восемь лет, знает, как самого себя. И Фрэша он знает почти так же хорошо, как Михаэля. Но голоса смешиваются, и слова путаются, как будто оба говорят одно и то же.
— …выздороветь от этого нельзя… ты это знаешь лучше других… лучше принять все как есть, чем переть напролом…
Голоса продолжают бубнить, теряясь в звоне в ушах, в его свистящем дыхании, в дрожи стиснутых зубов и испарине скачущих мыслей. У него чума. Он не знает, какая именно разновидность, и ему наплевать. Логан не помнит, как он заразился и что было до того. Он теряет и обретает сознание, раскачивается между сном и явью, туда и обратно, борясь за возможность дышать, потому что его гортань так сдавлена, что дыхательное горло почти перекрыто. Боль заставляет его дышать и бороться за жизнь, она не дает ему уснуть. Если он заснет, то потеряет сознание и умрет. Он никогда так не боялся.
— …надо поскорее сворачивать лагерь… близко, и если они узнают…
— …не могу оставить его умирать, черт возьми… знаю, что они сделают, скоты…
— …что мы, по-твоему, можем сделать… надо принести в жертву… один против многих…
Логан слышит только обрывки фраз, но улавливает суть разговора. Они обсуждают, что с ним делать, он болен, возможно, заразен для остальных, опасен для всех. Надо сворачивать лагерь, появилась новая угроза. Демоны преследуют их, постоянно пытаясь загнать в ловушку, однажды и всех сразу. Один из голосов доказывает, что надо оставить его здесь, только таким способом они сумеют спасти остальных, это — для общего блага. Другой убеждает, что надо подождать, что организм Логана достаточно силен, чтобы выкарабкаться. Довод слабый, умозрительный и не впечатляет. Логан находит странным, что вопрос о его жизни и смерти обсуждается так спокойно. Он хочет сказать, что чувствует по этому поводу. Ему хочется кричать.
Внезапно наступает молчание. Логан украдкой смотрит через чуть приподнятые веки и видит, что света в дверном проеме нет. Они оба стоят здесь и смотрят на него. Он пытается заговорить, но слова застряли у него в горле и вырываются стоном. Боль изливается сквозь него сплошным потоком, и Логан яростно содрогается.
— Видишь? — спрашивает один.
— Вижу что? Он борется.
— Напрасная борьба. Она истощает его.
— Но он пока не побежден.
Они уходят, оставляя его одного, покинутого и преданного. Кто из них хочет спасти его, а кто бросить? Они его ближайшие друзья, но один из них за то, чтобы он умер. Его глаза наполняются слезами, и он плачет. «Вот что значит умирать, — думает Логан. — Ты одинок. Ты унижен. Ты оставлен наедине с собственной слабостью и жестоким осознанием того, что неизбежно».
Он делает глубокий, полный боли вдох, больше похожий на рыдание, и ждет, когда жизнь закончится.