…Со многими неизвестными - Адамов Аркадий Григорьевич. Страница 6
Пришедшие разделись в маленькой, заставленной передней, и девушка провела их в комнату.
Над круглым столом горела яркая лампа под большим матерчатым абажуром, у дивана светил торшер, у окна над туалетным столиком тоже горела лампа.
– Люблю много света, – объяснила девушка.
У круглого стола сидел человек с. рыжими, моржовыми усами на бледном лице. Редкие светлые волосы были гладко зачесаны назад, открывая глубокие залысины на висках.
На столе стояла бутылка коньяку и закуска.
– Присаживайтесь, Семен Трофимович, – сказала девушка. – И ты, Алек. Выпейте с мороза по рюмочке.
Старший из гостей внимательно посмотрел на сидевшего у стола человека и резко произнес:
– Убери бутылку. Нашли время распивать.
– Ну подумаешь, – капризно сказала девушка. – Ведь чуть-чуть же.
Тем не менее она послушно убрала бутылку в буфет и, вернувшись к столу, взяла из пепельницы недокуренную сигарету.
– Может, хоть закусите? – спросила она. – Все-таки…
– Сыты, – оборвал ее пожилой, усаживаясь на диван. – Через час на вокзале надо быть, а ты еще не одета, я вижу.
– Ну, это мне один момент.
– В чем дело? Я ей помогу, – весело откликнулся парень, ослепительно улыбаясь.
– Пока что без тебя обойдусь, – многозначительно отрезала девушка.
– Аи, аи, дорогая. Шуток не понимаешь…
– Ладно, хватит, – оборвал его пожилой, обменявшись с девушкой быстрым взглядом. – Слушайте меня внимательно. А ты, Василий, ешь, ешь, ты и впрямь голодный, – обратился он к молчаливому человеку, сидевшему за столом, потом откинулся на спинку дивана, не спеша закурил, что-то про себя обдумывая, и так же не спеша продолжал: – На вокзал вы поедете вдвоем: ты, Тамара, и Алек. В самый раз такая парочка будет. Гостей, – на этом слове он иронически усмехнулся, – надеюсь, Тамара узнает.
– А то нет!
– Но это точно, что они сегодня приедут?
– Конечно точно.
– Солидно у них поставлено.
– Ну, еще бы! Знаете, сколько готовились? Я же видела. Первый раз ведь такое везут.
– Умница. Все надо видеть.
Пожилой хитро и многозначительно посмотрел на девушку, и та понимающе улыбнулась ему в ответ. Алек нахмурился.
– Почему первый? – с вызовом спросил он. – Трусы, да?
Пожилой снисходительно улыбнулся.
– Посевы-то, знаешь, как охраняют? – пояснила девушка. – А что дико растет – велят уничтожать. Прямо выжигают. Представляешь? Найдешь, говорят, где, так лелеешь, как розу. Трясутся прямо. Надо же!
– Тут затрясешься, – снова ухмыльнулся пожилой. – Это тебе даже не каракулевые шкурки: Доход в сто раз больше. Ну ладно, – оборвал он сам себя и уже деловито продолжал: – Гостей надо будет на Орловскую привезти. Осторожненько, дружески уговорить и привезти. Мол, так и так. Хозяин ждет по другому адресу. У него неудобно. А там уж… И ты, Алек, смотри, – он строго поглядел на парня. – Шуток не шути. У них пистолеты, и народ это отчаянный. Если им что не понравится, мы все "Кровью умоемся.
– Все будет в лучшем виде, – откликнулся тот, развалясь на диване и небрежно покуривая. – Умирать надеюсь только от любви к одной гражданке.
И снова чуть заметная усмешка мелькнула в глазах у пожилого.
Девушка стояла у двери в соседнюю комнату, прислонившись к стене, и при этих словах кокетливо передернула плечами.
– Жуткий трепач. Такие не пользуются успехом у женщин.
– Зачем мне женщины? – с пафосом воскликнул парень, вскинув вверх руки. – Мне надо…
– Хватит, говорю! – повысил голос пожилой. – Собирайтесь. И на всякий случай возьмите другие документы. – Он вынул из бокового кармана пиджака два паспорта, раскрыл их, потом передал один девушке, другой парню. – Ознакомьтесь и запомните.
Парень взял паспорт, заглянул в него и усмехнулся:
– Хохлов! Ах, бедный Хохлов Бедный…
– А мне-то зачем? – удивленно спросила девушка, вертя в руках паспорт.
– Если спросят, покажешь. Ну, иди одевайся.
Девушка пожала плечами и скрылась за дверью.
Пожилой посмотрел на часы.
– А тебе, Василий, тоже пора, – сказал он усатому человеку, все еще жевавшему что-то за столом.
– Угу…
– Вот встань и иди.
Человек тяжело поднялся, одернул кургузый серый пиджак, под которым виднелась пестрая ковбойка, и направился к двери.
– Все приготовь, понял?
– Угу.
Он еще дожевывал на ходу.
Когда он вышел, пожилой обернулся к парню, который задумчиво курил, устремив взгляд в пространство:
– Тебе, Алек, надо ехать на вокзал в пальто и шляпе. Там в передней висят, ты заметил?
Тот вяло пожал плечами:
– Но ведь это же…
– Ничего. А то ты в своей курточке примелькался уже в городе. Я тебе повторяю, операция серьезная. У нас еще не было такой. Если провалим… Ну, ты сам понимаешь.
– Понимаю, дорогой, – меланхолично кивнул голо вой парень и, вздохнув, добавил: – Вот, сам не знаю почему, дом свой вспомнил. Старики мои уверены, что я на тихой, спокойной работе. Спрашивают, понимаешь, когда отпуск будет, когда приеду к ним в море купаться. И еще спрашивают, почему я…
– Меня больше интересует, что ты им отвечаешь, – с ударением произнес пожилой.
– А что я им могу ответить, как ты полагаешь? Приеду, дорогие, пишу. А сейчас отчет годовой составляем, занят очень. – Он грустно усмехнулся.
– Что-то не нравятся мне твои настроения, милый. То говоришь, тебе другой работы не надо, а то вот скулить начинаешь. Не нравится это мне.
– А мне, думаешь, нравится? Но я еще так полагаю: когда-нибудь эту работу все равно поменять придется. Ну, тебе уж, может быть, поздно. А мне придется. Сердце подсказывает.
– По Тамаре сохнешь, – усмехнулся пожилой, кивнув на дверь в соседнюю комнату. – Вот тебе сердце и подсказывает черт те чего.
– Э! Ну, что ты такое говоришь? – парень досадливо махнул рукой. – Мужской разговор у нас, так?
– Для такого разговора время неподходящее выбрал.
– Человек ты для этого неподходящий, – ответил парень, насупив тонкие, черные брови.
– Человек? – пожилой усмехнулся, но глаза подприпухшими веками посмотрели на собеседника остро и неприязненно. – А много ты обо мне знаешь? Я, милый, жизнь прожил ой какую. И несправедливостей вынес вот, – он провел ладонью по толстой шее. – Другому на две жизни хватит. Но молчу. Один мой благодетель, между прочим, тут, в Борске. Сидел он до войны за одно дельце. Так я у него во на каком крючке вишу. Только дернет, и хана мне. А он такой, он когда-нибудь дернет. И не моргнет. Вот как я живу.
Парень поднял на него вспыхнувшие злостью глаза.
– А почему молчишь, а? Почему жить ему позволяешь? Боишься, так?
– Время не пришло. Когда-нибудь посчитаемся. – Пожилой нетерпеливо посмотрел на дверь в соседнюю комнату: – Ну, что же это она? На бал собирается?
– Женщины на любое дело, как на бал, собираются, дорогой.
– До поезда… – пожилой озабоченно посмотрел на часы, – сорок пять минут. А на вокзале тебе еще осмотреться надо. Там всякий народ может быть. Эх, милый. – Он усмехнулся и, придвинувшись, обнял парня за плечи. – Если эта операция удастся, внеочередной отпуск получишь. На два месяца. И все деньги вперед. Понял? Только не унывай, нос не вешай. Весело жить надо.
– А я так и живу, – кивнул тот. – Веселее не бывает.
В этот момент дверь открылась, вошла девушка. Она была в дорогом синем костюме, стройные ноги обтягивали – пестрые, клетчатые чулки, на груди красовался большой кулон на тонкой золотой цепочке.
– Вай, какая ослепительная красота! – воскликнул парень, шутливо жмурясь.
– Тамара, дай-ка коньяк, – неожиданно распорядился пожилой. – На дорогу выпьем.
– Ой, правильно!
Она метнулась к буфету. Парень встал с дивана, потянулся и, блеснув зубами, сказал:
– Верно говоришь, надо выпить. Кровь заиграет, душа запоет. Ба-альшой бокал попрошу, дорогая, – обратился он к девушке.
Та с улыбкой отодвинула рюмку и налила ему полный стакан.
Все трое чокнулись.