Левая Рука Бога - Хофман Пол. Страница 38

— И зачем все это делалось?

— Знаете, я не такой дурак, чтобы спрашивать.

— Это было связано с войнами Искупителей на Востоке?

— Говорю же — я никогда не спрашивал.

— Но у тебя должно было сложиться собственное мнение.

— Собственное мнение? Ну да. Это имело какое-то отношение к войнам на Востоке.

Випон смотрел на Кейла долгим тяжелым взглядом, тот вызывающе отвечал таким же. Потом, словно на что-то решившись, Випон обернулся к Альбину:

— Приведите двоих других ко мне домой как можно скорей.

Альбин сделал знак надзирателю, и они удалились.

Кейл опустился на лавку, а ИдрисПукке подошел вплотную к решетке.

— Интересная у тебя жизнь, — сказал он. — Тебе бы книги писать.

16

Закончив разговор со Смутным Генри и Кляйстом, Лорд Випон направился в палаццо Маршала Матерацци, Дожа Мемфиса.

У Дожа было множество советников, потому что он был человеком, который любил советоваться и обсуждать разные вопросы, причем очень подробно. То, что он редко прислушивался к советам, было просто причудой того рода, какие часто проявляются у людей, с рождения облеченных неограниченной властью. Единственным исключением из этого правила — слушать, не слыша, — был Лорд Випон, который, благодаря собственной сети шпионов и информаторов, сам обладал огромной властью и непререкаемым талантом оказываться правым. Как гласил популярный стишок:

Не бог весть, конечно, какой стишок, но он был недалек от истины.

Маршал Матерацци слыл весьма жестоким человеком. Он создал величайшую из когда-либо существовавших в мире империй и вот уже двадцать лет правил ею. Чтобы столь долго удерживать ее в повиновении и предотвращать какие бы то ни было беспорядки, требовался выдающийся талант военачальника и политика, а также незаурядный ум. Но даже Маршал, притом что Випон на протяжении всего этого времени оставался его канцлером, никогда не мог понять, как тому удалось обрести такую власть. Однажды, на третий год своего правления, он к ужасу своему осознал, что не может обходиться без Випона. Поначалу это вызвало у него чрезвычайно враждебное отношение: такое положение было недопустимо, поскольку делало его жизнь уязвимой для наемных убийц, но что еще хуже — грозило превратить его в марионетку. Однако Випон недвусмысленно дал понять, что останется его верным слугой до тех пор, пока тот не будет вмешиваться в его канцлерские дела и вообще, черт побери, досаждать ему. С того дня, хотя их отношения и нельзя было назвать совсем уж напряженными, они стали более, как говорят мемфисские крестьяне, «сваристыми».

Будучи препровожденным к Матерацци, Випон поклонился и получил приглашение сесть.

— Как здоровье, Випон?

— Благодарю, прекрасно, мой Лорд, а ваше?

— О, превосходно.

Наступила неловкая пауза — неловкая для Маршала; Випон просто сидел, добродушно улыбаясь.

— Насколько мне известно, вы сегодня встречались с посольством от норвежцев.

— Это так.

Один из приграничных народов, покоренных Матерацци более пятнадцати лет назад, норвежцы энергично ухватились за преимущества, предоставленные им оккупацией, — хорошие дороги, палаццо с центральным отоплением, роскошные импортные товары, — однако не отказались при этом от свирепой страсти к сражениям. Пять лет назад уставший к тому времени от войн Маршал, которого все больше беспокоили постоянно растущие расходы на содержание необозримой империи, решил прекратить ее дальнейшее разрастание. Норвежцы, хоть и трогательно преданные своему сюзерену, всегда доставляли хлопоты, пытаясь, вопреки многократным приказам не делать этого, расширять собственную территорию на север при каждом удобном случае. Будучи весьма хитроумными, они провоцировали своих соседей, обычно устраивая всевозможные трюки, чтобы представить дело так, будто на них напали и им не оставалось ничего иного, кроме как, защищаясь, вторгнуться на земли агрессора. Как было прекрасно известно Випону, эти «нападения» на самом деле совершались норвежскими солдатами, переодетыми в армейскую форму соседней страны, которую они жаждали разграбить.

— Что они сказали в свое оправдание?

— О, как всегда, прикинулись жертвами, — ответил Випон, — миролюбивыми жертвами, которые вынуждены защищать себя и империю, чьими безупречно верными вассалами они являются.

— А вы что им сказали?

— Я сказал им, что не вчера родился, и, если они не вернут свою армию в казармы, мы можем рассмотреть вопрос о предоставлении им независимости.

— И как они это восприняли?

— Все шестеро побелели от страха и пообещали отвести свои войска в течение недели.

Матерацци внимательно посмотрел на Випона:

— Может, нам в любом случае предложить им независимость, а заодно и кое-кому еще? Больно уж дорого обходится управление их территориями и наведение там порядка. Это пожирает больше, чем мы собираем в виде налогов, я не ошибаюсь?

— Близко к тому. Но в таком случае вам придется либо сократить армию, получив огромное количество рассерженных солдат, которые станут без дела рыскать по стране, навлекая неприятности на нашу голову, либо платить им из своего кармана.

Матерацци хмыкнул:

— Меж двух огней?

— Именно, мой Лорд. Но если вы хотите, чтобы я всерьез рассмотрел вопрос о…

— Почему вы забрали мальчишку, который сломал мой меч?

Внезапная перемена темы была излюбленной тактикой Матерацци, призванной обескуражить собеседника, который его раздражал.

— Я отвечаю за безопасность в городе.

— Вы отвечаете за все, что чревато беспорядками, но вы не полицейский. Это не имеет к вам никакого отношения. Он сломал мой меч, который бесценен, и серьезно ранил моего племянника и четырех сыновей членов двора. Они жаждут его крови, и, я бы сказал, не без оснований, но главное — его крови жажду я.

Випон задумчиво произнес:

— Может быть, Лезвие еще можно починить?

— Вы ничего в этом не смыслите. Не притворяйтесь, что это не так.

— И в самом деле не смыслю, но знаю человека, который смыслит. Префект Уолтер Каталка только что вернулся из своей миссии в Райбене.

— Почему он не доложил мне о своем возвращении?

— Он совсем плох — скорее всего, и года не протянет.

— А какое отношение все это имеет к моему мечу?

— В докладе Каталки есть большой раздел, посвященный райбенскому искусству работы с металлом. Он пишет, что никогда не видел подобного мастерства. Я немного поговорил с ним, и он сказал, что, если Лезвие в принципе поддается починке, то это под силу именно райбенским оружейникам. — Випон сделал паузу. — Разумеется, это будет сделано под мою ответственность и за мой счет.

— Почему? — поинтересовался Матерацци. — Что для вас значит этот мальчишка, если вы готовы взять на себя такие хлопоты и расходы?

— В вашем вполне понятном раздражении, вызванном тем, что случилось с бесценной вещью, и ранением вашего племянника, вы, если позволите мне быть откровенным, не обратили внимания на тот факт, что четырнадцатилетний подросток сумел одолеть живую легенду — пятерых самых многообещающих воинов Матерацци, включая того, который должен, как предполагается, стать величайшим воином поколения. По-вашему, это не заслуживает самого пристального внимания?

— Тем более от него надо избавиться.

— А не хотите узнать, как он приобрел свой удивительный дар?

— Ну и как?

— Этого молодого человека, Кейла, обучили Искупители из Святилища.

— Они никогда не доставляли нам хлопот.

— В прошлом — нет, но, судя по тому, что рассказал мне этот юноша, за последние семь лет в жизни Святилища произошли большие перемены. Теперь они обучают гораздо больше солдат и делают это гораздо более жестко.