Правила возвышения - Коу Дэвид. Страница 3

— Ты болтаешь глупости, Пайтор, — сказал Брайс. — Пока еще никто никого не убивал. Пиры не имеют ничего общего с убийством.

Пайтор глубоко вздохнул, изо всех сил стараясь овладеть собой, пытаясь преодолеть старую душевную боль.

— А как насчет тех, кого Пиры не спасли? — спросил он несколько тише. — Как насчет них? Пиры не всегда помогают.

— Да, не всегда, — сказал Брайс. — Но тем больше у нас оснований благодарить герцога за бдительность. Лучше сделать это на год раньше, чем ждать, пока еще кто-нибудь потеряет ребенка. Бездействие слишком опасно. А Пиры далеко не так ужасны, как сама эпидемия. Уж ты-то лучше других знаешь, что такое чума. Вы с Карой чудом остались живы в последний раз. Всем нам повезло тогда. — Он обвел взглядом присутствующих, и все закивали, соглашаясь. Все, кроме Сигела.

— Да, — неохотно признал Пайтор. — Я знаю, что такое чума. — Он невольно содрогнулся. Он не дурак. С чумой шутки плохи. Подарок Мурнии — так в свое время назвал ее кто-то с извращенным чувством юмора в честь темной богини. Она в три дня опустошала целые деревни. Два века назад одна особенно сильная вспышка чумы унесла жизни более половины жителей герцогства. Она сожгла Стефана меньше чем за день.

Чума убивала быстро, но отнюдь не милосердно. Она начиналась довольно невинно: с укуса клеща. Где именно появлялся волдырь от укуса, не имело значения; у Стефана он был на лодыжке. Если он набухал и в скором времени исчезал, оснований для тревоги не было. Но если вокруг него высыпала мелкая красная сыпь, человеку лучше было всадить кинжал себе в сердце, чем ждать, что последует дальше. Через несколько часов после появления сыпи у больного начиналась жестокая лихорадка, сопровождавшаяся бредом. Счастливцы впадали в забытье и уже не приходили в чувство. В этом отношении Стефану повезло — единственное, в чем ему повезло. Но те, кто оставался в сознании — те, кому богиня судила пройти через тяжкое испытание, сохраняя память, — могли с уверенностью ожидать одного из двух: либо понос и рвота обессилят их настолько, что им останется только умереть, либо они проведут последние часы жизни, кашляя кровью и выхаркивая куски легких. В любом случае они могли считать себя покойниками — как и любой, кто приближался к ним в первый день болезни. Поскольку они не пожелали бросить Стефана одного, когда он заболел, Пайтор до сих пор не понимал, как им с Карой удалось тогда остаться в живых.

— Я тоже знаю, что такое чума, — тихо сказал Сигел, глядя в пустоту затуманенными темными глазами. — Но должен признать, что я согласен с Пайтором: наверняка есть другой способ.

— Ну вот! — воскликнул Пайтор, указывая пальцем на смуглого человека. — По крайней мере хоть один из вас способен рассуждать здраво!

— Но что они могут поделать? — спросил Брайс. — У герцога есть свои целители и советники, не говоря уже о кирси. Если бы был другой способ, неужели, по-твоему, они бы не додумались до него по сию пору?

— А зачем им утруждать себя? — Пайтор бросил вопрос, словно нож метнул. — Нынешний способ разрешения проблемы им ничего не стоит. Как ты сам заметил, чума уже очень давно не добиралась до города. Если умер один мальчик, кому какое дело? Они остаются в безопасности, покуда своевременно устраивают свои Пиры. Им нет необходимости искать другое решение.

Брайс покачал головой:

— Другим правителям тоже приходится бороться с чумой. И пока они не придумали лучшего способа. Некоторые просто предоставляют эпидемию ее естественному ходу. Ты этого хочешь?

— Да, по мне, лучше так!

Брайс раздраженно вздохнул и отвернулся.

— Он сумасшедший, — сказал он всем остальным, резко махнув рукой в сторону Пайтора.

— Они давно следуют этому обычаю, — сказал Джервис умоляющим тоном, глядя на Пайтора. — Никого из нас еще на свете не было, когда он появился. Мне он тоже не нравится. Но благодаря ему наш народ жив и здоров.

— Наш народ? — повторил Пайтор, возвышая голос почти до крика. Джервис отшатнулся, и Пайтор осознал, что Брайс прав: он начинал походить на сумасшедшего. Но он с трудом сдерживал себя. Разумеется, Джервис и прочие знают, откуда пошел обычай устраивать Пиры.

Без малого два века назад в герцогстве Галдастен началась эпидемия чумы, которая с тех пор, насколько все помнили, вспыхивала здесь каждые несколько лет. Келл Двадцать Третий, который позже стал Четвертым Келлом Галдастенским, законным претендентом на эйбитарский престол, укрылся со своей семьей за толстыми каменными стенами своего замка и молил богов о том, чтобы чума обошла стороной его дом и не распространилась дальше окрестных деревень. Но хотя Галдастенский замок отражал бесчисленные набеги и выдерживал продолжительные осады, способные повергнуть на колени любой другой дом, крепостные рвы и легендарные позолоченные стены оказались бессильны против чумы. Она пощадила герцога и герцогиню, но не их сына, Келла Двадцать Четвертого.

Сразу после смерти мальчика Келл приказал сровнять с землей все окрестные деревни. Уже спустя много лет все заключили, что им двигали одновременно злоба, ярость и горе. Но поскольку разносчиками болезни были мыши, жившие в полях и домах в сельской местности, и паразиты, кишевшие в шерсти грызунов, пожары положили конец эпидемии. Поняв, что он нашел способ борьбы с чумой, Келл превратил это в обычай. Какое-то время он прибегал к помощи придворных колдунов, которые предсказывали вспышки эпидемии, но вскоре стало ясно, что последние повторяются через удивительно равные промежутки времени — как правило, каждые шесть лет. Тогда и начали гореть окрестные деревни. Раз в шесть лет.

Младший сын Келла, Ансен, продолжал следовать заведенному обычаю после смерти отца, но новый герцог добавил к нему Пир, призванный отчасти умиротворить население, смягчить удар. Это тоже стало традицией. Все жители герцогства приглашались в Галдастенский замок на роскошное пиршество, которое проходило с невиданным размахом. По приказу герцога повара выпекали хлеб и готовили блюда высочайшего качества. Специально для такого случая из Санбиры и Сирисса привозили овощи и сушеные фрукты. И конечно, одна за другой открывались бочки вина. Не обычного пойла, а лучшего вина из галдастенских погребов.

А пока люди ели и пили, плясали под музыку придворных музыкантов и воображали себя знатными особами всего на одну ночь, герцогские колдуны-кирси в сопровождении сотни лучших галдастенских солдат шли от деревни к деревне, поджигая каждый дом, амбар и поле. Они не щадили ничего, даже домашний скот.

Утром, когда люди покидали замок и плелись домой, пресыщенные пищей, измученные и еще не протрезвевшие, они неизменно возвращались на свои дымившиеся пепелища. Последнее такое возвращение Пайтор до сих пор помнил столь живо, что слезы на глаза наворачивались. Стефан всего полтора дня как умер. У них с Карой не было времени хотя бы обмыть тело сына перед его путешествием к Байану в Подземное Царство. Но по возвращении они не нашли даже стен своего дома, не говоря уже о теле Стефана. Такой силой обладал огонь колдунов.

Да, чума действительно не приходила в Галдастен на протяжении многих поколений. Взамен у них были Пиры.

— Наш народ, — повторил Пайтор уже спокойнее. — Герцог делает это не ради нас. Ему на нас абсолютно наплевать. Он делает это, чтобы обезопасить себя и свою семью, как делал старый Келл, а потом Ансен. Если Пир запоздает на день-другой и не успеет спасти жизнь чьему-то ребенку — что с того? Для герцога это не имеет значения. Этот Келл, наш Келл, ничем не отличается от всех прочих.

— Прекрасно! — сказал Брайс, устремляя на Пайтора взгляд серых глаз, острый, как кинжал герцога. — Он печется лишь о своих интересах! И ни на миг не задумывается о том, что известно всем нам: Пиры избавляли нас от таких страданий, какие ты даже вообразить не можешь! Что ты предлагаешь нам делать? Ты сам знаешь, что такое огонь кирси! По-твоему, мы можем противостоять этому? По-твоему, мы можем бороться с этим?

Пайтор яростно уставился на Брайса, не находя ответа и чувствуя, как краска заливает щеки.