Правила возвышения - Коу Дэвид. Страница 4

Брайс свирепо ухмылялся, хотя его лицо под шапкой серебристых волос угрожающе побагровело.

— Я так и думал, — наконец сказал он. — Ты просто дрянной крикун. И всегда таким был. Я думал, может, теперь, когда ты наконец остался совсем один на белом свете, у тебя хватит ума и мужества убрать все дерьмо, которое ты вываливаешь нам под ноги каждый день. Но, видать, я переоценил тебя.

— Довольно, Брайс! — резко сказал Март.

Богач отвел глаза в сторону и замолчал.

Март повернулся к Пайтору, озабоченно нахмурив лоб:

— Брайс не хотел тебя обидеть, Пайтор. Просто он не всегда думает, прежде чем говорит. — Он бросил на Брайса укоризненный взгляд. — Стефан был замечательным мальчиком, Пайтор. Мы все любили его. И мы знаем, что ты до сих пор оплакиваешь его смерть. Но, — продолжал он осторожно, словно ожидая, что Пайтор его вот-вот ударит, — Брайс отчасти прав. Я тоже ненавижу Пиры. Мы все ненавидим. Однако есть ли у нас выбор?

Пайтор ответил не сразу. Что знал Март о его горе? Что знал любой из них? Он продолжал испепелять взглядом Брайса, который теперь явно чувствовал себя не в своей тарелке. Несмотря на свой грубый тон и жестокие слова, Брайс с некоторых пор боялся его. Не потому, что Пайтор был выше или сильнее. Ни выше, ни сильнее он не был. Брайс боялся, потому что Пайтор потерял все, по крайней мере все самое дорогое в жизни. У Брайса оставалась семья, ферма и богатство, поэтому он был уязвим.

Пайтор еще несколько секунд сверлил Брайса взглядом, пока тот не смешался окончательно, а потом обвел глазами остальных. Все пристально смотрели на него. Дэвор с испуганным и смущенным видом; Эдья с обычной своей безумной ухмылочкой, а Джервис просто уныло, словно старый мул. Сигел тоже смотрел на него, но задумчиво: так разглядывает человек участок земли, предложенный ему за хорошую цену. Он оценивал Пайтора, прикидывая, на что тот способен. Пайтор широко улыбнулся, но выражение лица Сигела не изменилось.

— Выбор всегда есть, — сказал наконец Пайтор. — Нужно просто найти в себе силы отыскать другие пути.

Брайс издал резкий недоверчивый смешок:

— И надо полагать, у тебя такие силы есть!

Пайтор услышал вызов в его словах и тогда понял, что он сделает, что он должен сделать. Никто из них ничего не предпримет. Они были на такое не способны. Но он способен. Осознав это, он впервые со дня смерти Кары ощутил себя живым человеком. Он медленно повернулся и вновь посмотрел прямо в глаза Брайсу, позволив себе улыбнуться.

— А вот это мы еще увидим, правда?

— Я скажу тебе, что мы увидим, — ответил Брайс. Он по-прежнему казался испуганным, но явно не мог остановиться. — Мы увидим, как ты занимаешь очередь у ворот Галдастенского замка задолго до заката, чтобы наверняка получить добрую порцию вина и баранины. Именно это мы видели на каждом Пиру, кроме последнего. И на сей раз ничего не изменится.

Пайтор ощерился, словно дикий пес, надеясь, что Брайс примет его оскал за ухмылку.

— И ты будешь стоять прямо за мной, да, Брайс?

— Разумеется. — Брайс нервно хохотнул. — Разумеется. Мы сядем рядышком и от души посмеемся, вспоминая этот наш разговор. Мы наполним кубки вином и выпьем за наше здоровье.

Остальные тоже деланно рассмеялись, но продолжали смотреть на Пайтора, стараясь предугадать его реакцию. Все почувствовали явное облегчение, когда он рассмеялся тоже. Но Пайтор смеялся громче и резче других; он принял решение.

Он мельком взглянул на Сигела. Смуглый человек, все с тем же странным выражением на тонком лице, пристально смотрел на него, словно читал его мысли. Пайтор с удивлением осознал, что это его не тревожит, а скорее успокаивает. Уж Сигел-то был в состоянии все понять.

Остальные начали переговариваться между собой, страшно довольные, что ссора миновала. Но лицо Сигела оставалось мрачным, когда он придвинул свой стул поближе к Пайтору и знаком велел Левану подать еще пива.

— Я за тебя беспокоюсь, — сказал он приглушенным голосом, слышным только Пайтору.

— Беспокоишься? — беззаботно переспросил Пайтор.

— Ты мне нравишься, приятель. Думаю, я тебя понимаю. Мне бы очень не хотелось, чтобы с тобой стряслась беда.

Подошел Леван и поставил пиво на стол перед Сигелом. Хозяин таверны указал пальцем на пустую кружку Пайтора и вопросительно приподнял бровь. Пайтор помотал головой и проводил взглядом Левана, вернувшегося за стойку. Только потом он заговорил:

— Ты мне тоже нравишься, Сигел. Я тебя уважаю. — Он повернулся и посмотрел собеседнику прямо в лицо. — И мне бы не хотелось, чтобы с тобой или твоей семьей что-нибудь случилось.

Глаза Сигела чуть округлились, но и только. Когда он потянулся к кружке, Пайтор отметил, что его рука не дрожит. Мгновение спустя Сигел переключил свое внимание на болтовню остальных.

В скором времени Пайтор покинул таверну. Он отговорился усталостью. Ему еще надо было накормить скотину до наступления вечера. Но на всем пути домой он думал только о Сигеле и коротком разговоре, состоявшемся между ними. Он надеялся, что смуглый человек все понял.

Следующие несколько дней тянулись медленно, как тянутся дни в ожидании первых всходов на поле. Пайтор не изменил своего решения, хотя и взял время поразмыслить над ним; страх копошился в его душе, словно мышь в амбаре. Он старался занять себя хлопотами по хозяйству и работой в поле, но сам не понимал, зачем так усердствует, когда знает о предстоящем событии. Время от времени он останавливался в поле и смотрел немигающим взглядом вдаль, поверх пастбища и низкой крыши собственного дома, на башни Галдастенского замка, которые подобием грозовой тучи нависали над фермами и низкорослыми кривыми деревьями.

Пайтор больше не заходил в таверну Левана. Он положительно не хотел снова встречаться с другими теперь, когда принял решение. Но он мог бы и догадаться, что они так просто от него не отстанут. За день до Пира к нему заехал Март.

— Я за тебя беспокоился, — сказал он, сидя на своей телеге и грызя черенок незажженной трубки. — Мы все беспокоились.

— Я в порядке, — ответил Пайтор. Он насыпал зерно в кормушку животным и старался не встречаться глазами с Мартом. — Просто был занят.

— Тебе не стоило слушать Брайса. — Несомненно, Март старался быть добрым. — Он старый дурень. Я могу сказать это даже после всего, что он для меня сделал. Он не хотел обидеть тебя.

Пайтор бросил на него взгляд и принужденно улыбнулся:

— Не волнуйся за меня, Март. Я уже все забыл. Я же сказал: я просто был занят.

Март кивнул:

— Ладно. Я поеду. Но мы увидимся с тобой на Пиру, правда? Трисс о тебе спрашивала.

— Я буду там, — пообещал Пайтор. — Вместе с тобой и всеми остальными.

Март поднял вожжи, собираясь ехать, но тут же опустил их.

— Не со всеми.

Пайтор замер на месте, и его сердце вдруг застучало громко, словно копыта санбирийского скакуна.

— Как тебя понимать?

— Сигел вчера сказал нам, что отправляется на юг ненадолго. Говорит, что хочет навестить свою сестру в Сассине.

Пайтор побледнел, хотя у него отлегло от сердца. Очевидно, смуглый человек довольно хорошо его понял.

— Ну что ж, тогда со всеми, кроме Сигела. — Пайтор старался говорить твердым голосом. — Я увижусь с вами завтра.

Март улыбнулся.

— Хорошо. — Он свистнул быку, и животное тронулось с места. — Спокойной ночи, Пайтор, — крикнул Март, когда повозка покатилась прочь, поднимая легкие облака пыли.

Пайтор прощально поднял руку, но не сумел выговорить ни слова.

В день Пира с утра установилась ясная и теплая погода. Пайтор поднялся чуть свет и отправился в поле, не потрудившись позавтракать. Теперь, когда этот день наконец наступил, страх исчез, сменившись чувством мрачного удовлетворения. По крайней мере он что-то делал. По крайней мере доказывал, что Брайс не прав. На самом деле, думал он, внутренне улыбаясь, Брайс не прав в очень многих отношениях.

Пайтор не пошел занимать очередь у ворот замка вместе с шумной толпой. Почти весь день он провел в поле, и, хотя к полудню его руки были сплошь покрыты укусами паразитов, ему потребовалось еще несколько часов, чтобы найти то, что он искал.