Лесная обитель - Брэдли Мэрион Зиммер. Страница 24

– Тебе следует показать плечо армейскому лекарю, – заметил Мацеллий, когда Гай закончил свой рассказ.

– Да оно уже почти зажило, – раздраженно отмахнулся юноша. Однако Мацеллий настоял на своем. Через некоторое время пришел Манлий. Он снял аккуратно наложенную Синриком повязку и стал ощупывать, сжимать, надавливать на плечо, внимательно осматривая рану. Гай побелел от боли, по его лицу заструился пот. Наконец Манлий торжественно провозгласил, что плечо заживает без всяких последствий, как будто он лично лечил рану с самого начала.

– Я мог бы сказать тебе то же самое… – пробормотал юноша, избегая смотреть в глаза отцу. «Вот и хорошо, – думал Мацеллий, – значит, понимает, что не следует со мной спорить…»

Гай тяжело откинулся на спину, безжизненно свесив здоровую руку, которой он неловко пытался скрепить концы туники. Мацеллий, видя тщетные усилия сына, помог ему застегнуть булавку, и Гай, широко улыбнувшись, дотянулся до руки отца и благодарно сжал ее в своей ладони.

– Я же говорил тебе, что здоров, старый ты стоик, – с показной грубостью произнес он.

«Красивый у меня мальчик, – подумал Мацеллий. – Интересно, что за чертовщина с ним приключилась? Что ж, он имеет право немного почудить. Однако потакать ему в этом не следует…» Мацеллий прокашлялся. Слава богу, что в это время дня в банях никто не моется.

– Так как ты будешь объяснять свое опоздание, сын? Гай кивком указал на больную руку.

– Я все понимаю. Конечно, с такой травмой ты не мог тронуться в путь. Я поговорю с Секстиллом. Но в следующий раз потрудись возвращаться вовремя, несмотря ни на какие происшествия. Ты же не какой-нибудь там молокосос-патриций. Твой дед землю пахал в предместьях Тарента, да и мне пришлось немало потрудиться, чтобы добиться нынешнего положения. Гай, как ты думаешь, стоит тебе возвращаться в Глев?

– Ты хочешь сказать, что за это опоздание меня отдадут под суд?.. – Вид у юноши был очень расстроенный, и Мацеллий поспешил успокоить сына.

– Нет-нет, я совсем не то имел в виду. Я хотел бы узнать, не желаешь ли ты служить под моим началом? Мне нужен помощник. Я встречался с наместником, когда он останавливался в Деве по пути на север, и он согласился сделать для тебя исключение, чтобы ты мог проходить службу здесь, со мной. Пора уже начинать знакомить тебя с людьми, с которыми я поддерживаю деловые связи. Территория провинции расширяется, Гай. Умный энергичный человек может достичь многого. Если мне удалось пробиться в сословие всадников, которое стоит лишь ступенькой ниже нобилитета, то, как знать, может, ты добьешься еще большего?

Гай смотрел на отца с затаенным страданием во взоре, и Мацеллий подумал, что, возможно, его сын испытывает боль. Юноша ответил не сразу.

– Я никогда не мог понять, отец, почему ты избрал своим домом Британию, – вымолвил он после долгого молчания. – Ты бы, наверное, мог добиться большего, если бы согласился служить где-нибудь в другом месте? Ведь империя огромна.

– На Британии свет клином не сошелся, это верно, – ответил Мацеллий, – но мне нравится эта страна. – Его лицо вдруг стало мрачно-серьезным. – Мне как-то предложили должность легата по судебным делам в Испании. Мне не следовало отказываться тогда, хотя бы ради тебя.

– Почему в Испании, отец? Почему не в Британии? – воскликнул Гай и тут же пожалел, что эти слова слетели с его уст. Лицо Мацеллия застыло в напряжении.

– Император Клавдий в основном занимался преобразованиями внутри страны, пытаясь усовершенствовать сенат, денежную систему и даже государственную религию, а то, что армия тоже нуждается в реформах, об этом у него не было времени подумать, – объяснил Мацеллий. – Императоры, пришедшие ему на смену, очевидно, полагали, что, раз Клавдий не стал менять военные законы, значит, они не нуждаются в усовершенствовании, ведь именно Клавдий покорил Британию.

– Не понимаю тебя, отец.

– Я лишь один раз ездил в Рим, – продолжал Мацеллий. – Сегодня Лондиний больше похож на тот Рим, который меня учили почитать с детства, чем сам нынешний Рим. В империи царит хаос, Гай; да ты и сам это знаешь. – Он нахмурился, потом вдруг обернулся к рабу, стоявшему возле них сзади, и раздраженно приказал: – Ну, чего разинул рот, болван. Принеси нам поесть. – Когда они остались одни, Мацеллий повернулся к Гаю. – То, что я скажу тебе сейчас, можно расценивать как измену; поэтому, когда я закончу, тотчас же забудь о том, что ты услышал, ясно? Я занимаю высокий пост, и на мне лежит» определенная ответственность. Если правительство решится на какие-нибудь преобразования, то инициатива, скорей всего, будет исходить из провинций. Например, из Британии. Тит… я высказываю опасные мысли… Тит руководствуется добрыми побуждениями, однако он больше заботится о своей популярности, а не о том, чтобы навести в империи порядок. Его брат Домициан – тот, по крайней мере, опытный и компетентный правитель, но говорят, он очень честолюбив и ему не терпится стать императором. Если он унаследует высшую власть, то сенат и народное собрание окончательно лишатся даже тех незначительных полномочий и влияния, которые у них пока еще остаются. Я предпочел бы, чтобы мои потомки, поколение за поколением, пробивали себе дорогу в жизни, следуя старым традициям: честной службой и личными достижениями, – неторопливо, взвешивая каждое слово, продолжал Мацеллий. – Ты хочешь знать, почему я остался в Британии.

Еще не минуло и десяти лет с тех пор, как Юлий Классик попытался создать в Галлии свою империю. Веспасиан подавил мятеж и затем сразу же издал указ, согласно которому запрещалось использовать иностранных наемников в их родной стране; в легионах должны служить люди из разных частей империи. Вот поэтому мне так трудно было добиться разрешения, чтобы ты служил в Британии. Возможно, благоразумнее было бы переехать в Испанию или еще куда-нибудь. Рим очень боится, что покоренные народы снова поднимут восстание…

– Но ведь ты всегда воспитывал меня в духе преклонения перед прошлыми заслугами Рима. Чего ты добиваешься, отец, раз уж у нас с тобой такой откровенный разговор, и чего ты боишься?

Мацеллий изучающе всматривался в юное лицо сына, пытаясь разглядеть в нем черты, какими бывают наделены сильные натуры, такие, например, как его собственный отец. Подбородок волевой, – возможно, этим он чем-то и напоминал деда, – а вот нос маленький, как у всех кельтов, почти что вздернутый – это явно от матери. Ничего удивительного, что юноша выглядел совсем как британец, когда явился к нему сегодня в кабинет. «Неужели он слабохарактерный, – размышлял сам с собой префект, – или просто еще слишком молод?» И новое сомнение закралось в душу: «Сделал ли он свой выбор: кому служить и за что бороться?»

– Я боюсь хаоса… – серьезным тоном произнес Мацеллий. – Боюсь, что мир сойдет с ума. Боюсь, что опять наступят времена, подобные тем, когда за власть боролись четыре императора или когда свирепствовала Кровавая Царица. Ты ничего этого не помнишь, но в тот год, когда ты родился, всем казалось, что наступил конец света…

– Ты считаешь, что восстание римлян столь же опасно, как и мятеж британцев? – с любопытством поинтересовался Гай.

– Ты читал Валерия Максима? – неожиданно спросил юношу отец. – Если нет, то прочти как-нибудь на досуге; в библиотеке легиона должна быть пара экземпляров его сочинения. Книга скандальная; ему не следовало писать ее. При Нероне он чуть не поплатился за это головой, и я не вижу в том ничего удивительного. Он взялся за перо еще во времена божественного Тиберия; но в книге есть несколько толковых замечаний и об императорах, которые правили после него. Некоторые из них были подвержены ошибкам – что ж, богам свойственно ошибаться, и я не думаю, что эти мои слова следует расценивать как государственную измену, во всяком случае, в наше время. Но даже плохой император – это все же лучше, чем гражданская война.

– Но ты ведь говорил, что преобразования, возможно, начнутся в провинциях…

Мацеллий поморщился. Да, память у сына хорошая.